Устроенность и ровный уклад его семейной жизни во многом помогали ему в политике и правлении. Он знал, что его род продолжится и разветвится. С 1470 по 1479 год Клариче и Лоренцо стали родителями трех мальчиков и четырех девочек. Мать и отец их безумно любили и баловали, трепетно заботились об их здоровье и воспитании.
Став фактическим правителем Флоренции, Лоренцо все свои помыслы устремил к возвеличиванию своего отечества и своего дома. Номинально у власти стояла Синьория, совет из восьми приоров и главы городского магистрата, гонфалоньера справедливости; всех этих людей выбирали среди знатных семейств Флоренции, и выборы происходили справедливо, но большинство избранных неизменно проявляли лояльность к Лоренцо, а гонфалоньер находился в полном его подчинении.
Он был гением «неформального общения».
«Друзья Лоренцо по очереди приезжали погостить у него в загородных дворцах, которые он любил строить между очаровательными холмами, давшими основание называть Флоренцию городом цветов. Роскошные сады Кареджи оглашались философскими спорами, облеченными фантазией в изящные формы. Иноща все общество отправлялось на самые жаркие месяцы в очаровательную долину Ашано, где… природа старалась подражать усилиям искусства, или отправлялись посмотреть, как достраивают прелестную виллу Кайано, которую Лоренцо воздвигал по собственному плану и которая получила от Полициано поэтическое название Амбра. Среди необычайной роскоши и утонченных наслаждений, сосредоточенных в этом доме богатейшего в мире человека, сам он непрестанно был озабочен лишь тем, как бы заставить своих друзей позабыть о том, что он здесь хозяин», — писал Ф. Стендаль.
Унаследовав от своих предков склонность покровительствовать искусствам, он живо чувствовал красоту во всех ее формах и по влечению сердца делал то, что его предки делали по соображениям политики. Он собирал рукописи античных авторов, и благодаря этому его хобби до потомков дошли наиболее ценные тексты Гомера, Фукицида, Полибия.
Верный себе в стремлении покровительствовать всему незаурядному, он поддерживал молодежь, проявлявшую задатки одаренности и оригинальности. Все его родные были для творческой элиты щедрыми меценатами и расточительными заказчиками. При дворе Лоренцо усваивали свойственную медицейской придворной жизни обходительность и изысканные манеры.
Уступая Козимо только в умении торговать, он превосходил его, как и вообще всех Медичи, в качествах, необходимых государю.
Сам он был выдающимся поэтом, пробовавшим силы в разных жанрах. Уже в 18 лет он преподнес одному испанскому вельможе составленный им сборник лучших итальянских стихотворений. Он писал канцоны, сонеты, секстины с философскими комментариями. Лоренцо воспел в стиле Петрарки свою платоническую любовь к Лукреции Донати в сборнике стансов «Леса любви». Его перу принадлежат пастушеские идиллии, модные в его время, и в то же время шутливые стихотворения на бытовые темы, сдобренные ядреным народным юмором. Он хорошо знал язык народа: без охраны, без вооруженного эскорта, он ходил по улицам своей Флоренции.
Отчасти Лоренцо наслаждался своими властью и влиянием, которые продолжали расти. У банка Медичи теперь были филиалы не только в Риме, Лондоне, Брюгге, но и в большинстве крупных городов Европы. С другой стороны, его часто утомляли требования играть роль великого учителя и всеобщего наставника. Временами он жаловался: «Ну хоть бы один горожанин женился, не прося моего благословения!» И он не преувеличивал. Ни один отпрыск знатной фамилии не осмеливался вступить в брак без его одобрения, и большинство семейств предпочитали, чтобы именно Лоренцо выбирал для их детей достойную пару[13].
Он заботился о Флоренции как о ребенке и каждую минуту посвящал заботам о ее благоденствии.
Это не мешало ему пользоваться всеми радостями жизни: наслаждаться музыкой, поэзией, долгими охотничьими вылазками, вести философские дискуссии в кругу единомышленников — юного философа Полициано Антонио Ридольфи, Сигизмондо делла Стуффа и Франческо Нери, одного из своих любимцев. Всех их готовили к политической деятельности.
Особняком среди них стоял любимец двора, юный чародей и ученый Пико де Мирандолла (1463– 1494). Сын моденского графа, связанный родством почти со всеми знатными итальянскими фамилиями, он уже в десять лет слыл первым оратором своего времени, его называли «диво знаний». С необыкновенными способностями он сочетал мягкость манер и занимательность беседы. Отказавшись от политической деятельности, уготованной ему происхождением, Мирандолла отдался потощавшей его жажде знаний. Он тайком анатомировал трупы, изучил 22 языка, ездил по всем европейским университетам, в надежде узнать что-нибудь новое. Особенно его привлекала астрология. В то время ей отводили почетное место, в университетах Болоньи и Падуи существовали кафедры астрологии. Но европейская наука разочаровала молодого исследователя. Тогда он выучил еврейский и халдейский языки и погрузился в изучение каббалы[14]. Прибыв в 1486 году в Рим, он опубликовал свою концептуальную работу философско-теологического характера, содержащую 900 тезисов, в которых ставил под сомнение многие догмы христианства, и приглашал коллег-мыслителей к диспуту. Занимавший в то время папский престол Иннокентий VIII по доносу ученых объявил 30 из них еретическими и запретил дальнейшее распространение книги. Мирандоллу обвинили в чародействе, утверждая, что столь великая глубина знаний в столь юном возрасте не может появиться иначе, как с помощью договора с дьяволом.
Лишь Александр VI снял запрет с творчества гуманиста.
Уже при дворе Великолепного он написал блестящий «Трактат о платонической любви».
Современники называли Мирандоллу «божественным», видели в нем воплощение высоких устремлений гуманистической культуры. Он прославился княжеской щедростью, счастливой наружностью, но более всего — необыкновенным разнообразием способностей. Он носил обычную одежду чародеев: лавровый венок и белую шерстяную хламиду.
Однако не все отзывы о Мирандолле восторженны и хвалебны. Казались зловещими его очень бледная кожа, пронзительные серые глаза и рыжие волосы. Многие воспоминания содержат обвинения его в колдовстве и чернокнижии; пишут, что люди, имевшие несчастье вызвать его неудовольствие, подозрительно быстро умирали; что он любил унижать противников точно рассчитанными обидными замечаниями; что он был великим мастером интриги, всегда действуя к своей выгоде.
Позднее Пико примкнул к Савонароле, протестуя против языческих крайностей гуманизма.
Но пока Лоренцо и все гуманисты были молоды, веселы и полны радужных надежд.
Серьезные политические дебаты смягчались присутствием на них прекрасных просвещенных женщин.
Особые отношения связывали братьев Медичи с Симонеттой Веспуччи (1453–1476). Она родилась в семье крупных торговцев в Генуе, куца ее отец был изгнан из Флоренции. Ей были присущи хрупкость фигуры, изящество рук, красивые ноги и зубы, тонкая и восхитительная элегантность. Ее блестящие золотые волосы спускались ниже пояса. Светловолосая, светлоокая, она словно излучала светоносное сияние. Прекрасное образование Симонетта получила как какая-нибудь принцесса, обладала широким развитым умом, но никогда не использовала его во вред окружающим. Ее доброжелательность, очаровательная мягкость всегда вызывали в сердцах людей отклик, ее почти совершенная нежная красота трогала самые черствые души. Выражение ее лучистых глаз, казалось, несло отблеск нездешнего мира. Редкая изысканность, пронзительная жажда жизни, тихий свет, исходящий от всего ее существа не оставляли никого равнодушным. Ее боготворили.
В пятнадцать лет Симонетту выдали за Марко Веспуччи, ее ровесника, ученика в банке ее отца. После женитьбы Марко переехал в свою родную Флоренцию. Братья Марко встретили их с радостью. Молодая чета обосновалась в семейном доме Барго д’Оньисанти.
Считается (впрочем, с оговорками), что почти все прекрасные полотна живописца Боттичелли вдохновлены Симонеттой: она и Весна, и Венера, и Миневра. Симонетта служила музой не только Боттичелли. Ее прекрасное лицо запечатлел на своем полотне «Смерть Клеопатры» известный живописец Пьеро ди Козимо; ее же он изобразил на своей картине «Смерть Прокриды». Художник писал ее по памяти, когда се уже несколько лет не было в живых.
По-видимому, Симонетта была близка с обоими братьями Медичи, но ее внимание не разжигало