Лимузена в 1199 году. Последствия для его королевства и всей империи оказались крайне пагубными — Ричарду наследовал безвольный и малосведущий младший брат Иоанн. Попытки заново оценить Иоанна в позитивном смысле, взяв за основу его эффективную бюрократию, и несколько обелить его незавидную репутацию, встретили твердый отпор у ведущих историков. Иоанн, за свои поражения получивший прозвище «Мягкий меч», был никудышным полководцем и плохим королем. Он обладал рядом малопривлекательных черт того же Филиппа Французского и, подобно ему, избегал непосредственного участия в сражении. Важное различие между ними заключалось в том, что Филипп вникал в военное дело, а также осознавал ценность таких качеств, как последовательность, решительные намерения и умение управлять людьми. Иоанн был всего этого лишен, и в результате терпел от Филиппа одно поражение за другим. За пять лет, в течение которых Иоанн находился у власти, начиная с 1199 года, Филиппу удалось воплотить в жизнь давнюю мечту французских королей — присоединить Нормандию. Но он не остановился на этом и добился выдающейся победы в битве при Бувине в 1214 году.
Будь Ричард жив, то весьма спорно, пала бы Нормандия или нет. Нежелание Филиппа Августа подвергать себя риску во время крестового похода, надо признать, сослужило ему в итоге неплохую службу, а безрассудная отвага Ричарда принесла ему щедрые дивиденды, однако, в конце концов, привела к гибели. Иоанн не только растерял все, чего добился Ричард, но едва не отдал английскую корону в руки французов в 1216 году, а Франции изрядно помогли и военные достижения Филиппа, и стабильность его правления. В битве при Бувине — сражении, которого он старался избежать, — Филиппу угрожала серьезная опасность, после этого он доверил военные походы своему сыну Людовику (будущему королю Франции Людовику VIII), прозванному за смелость в бою Львом. Несмотря на свои военные успехи, Филипп все же больше полагался на слова, а не на поступки. Короли ревностно оберегали образ, который создавали, и Филипп в этом смысле не был исключением, но попытки изобразить его в стиле Ричарда весьма неубедительны. Так, Гийом Бретонский описывает весьма неправдоподобный эпизод, как Филипп закусывает губу, сгорая от нетерпения броситься в битву. Удерживают короля от столь опрометчивого поступка только мудрые советы членов его свиты. Советники предупреждают государя о безрассудности и пагубности такой отваги: «
С воинской точки зрения Ричард и Филипп демонстрировали разительные отличия. В этом отношении Ричард был намного более проницательным, и, что касается полководческого искусства, то ему не было равных. Но завоевания Филиппа служат наглядным подтверждением эффективности методов последнего. Общим у них было, наверное, глубокое понимание природы войны и того, как следует воевать, а также главных качеств, необходимых безжалостному и решительному вождю для достижения его целей. Это проявилось в том, как сурово обошелся Ричард с гарнизоном Акры, а Филипп — с мирными жителями из гарнизона Шато-Гайар во время своего завоевания Нормандии. Если дело касалось жестокой расплаты, то эти два короля были под стать друг другу. Узнав, что Филипп истребил большой отряд валлийских наемников, английский король Ричард Львиное Сердце велел сбросить трех французских пленников с башен Шато-Гайара, еще пятнадцати — выколоть глаза, а одному оставить один глаз, чтобы он смог привести своих ослепленных товарищей к Филиппу. Тот в долгу не остался и ответил в той же манере: «
Церковь и праведная война
Летом 793 года в монастырь Линдисфарн на северо-восточном побережье Англии прибыли викинги. Как пишет Симеон Даремский в своей истории королевства Англии:
В средневековых хрониках немало описаний подобных нападений викингов на церкви и монастыри. Как места хранения огромных богатств и бесценных реликвий, они представляли лакомый кусок для мародеров. Воинские отряды могли здесь забрать лошадей, запастись зерном, вином и прочим провиантом, столь необходимым для армии в походе.
Викинги были язычниками и открыто осуждались за свои варварские действия, но это вовсе не означало, что на святые обители никогда не посягали братья-христиане. То, что привлекало викингов, манило к себе и воинов-христиан Западной Европы. Хотя последние и не подвергали священнослужителей такой резне, как викинги, все же уровень смертности среди монахов от такого рода набегов был довольно высок. Мы уже упоминали о том, каким «гибким» для преступников являлось понятие «священный». В период ожесточенных военных конфликтов оно могло вообще утрачивать смысл. Хрупкость религиозных устоев может быть проиллюстрирована событиями, произошедшими в 1216–1217 гг. во время французского вторжения в Англию. Даже в условиях весьма ограниченной войны, затеянной между христианскими рыцарями, такое крупное аббатство, как Сент-Олбанс, за несколько недель подверглось полному разорению с обеих сторон: амбары с продовольствием, домашний скот, лошади, ценности и деньги были отобраны под угрозой полного уничтожения не только монастыря, но и города.
Несмотря на подобные акты святотатства, осужденные и названные преступлениями даже в ту эпоху, богатства Церкви были чересчур соблазнительными, и мало кто из воюющих мог удержаться, чтобы при случае не прибрать их к рукам. Ведь любая обитель являлась готовым источником материальных ценностей (которые можно было обратить в деньги) и провизии для войск. Церковные летописцы изображали злоумышленников-мародеров как нечестивых, ужасных варваров, однако намерения последних очень редко носили антирелигиозный характер. Статуи, образы святых и алтари разрушались не просто так, а с целью добыть драгоценные камни, золотые и серебряные украшения. В то же время монашеские одежды (ризы и проч.), настенные украшения и иконы представляли собой легко перевозимые ценности. Даже короли, помазанники Божьи, тоже участвовали в подобных грабежах, как, например, тот же Генрих III в 1231 г. (что не помешало впоследствии причислить его к лику святых). В хрониках отмечено, что во время валлийского восстания отряды принца Ллевелина не щадили ни церкви, ни самих священнослужителей. Они сожгли несколько церквей, убили укрывавшихся там женщин и детей. В ответ английский король Генрих III подверг разорению проваллийское цистерцианское аббатство и сжег множество построек в округе. Само аббатство он пощадил лишь потому, что аббат заплатил ему 300 марок, попросив не трогать здание, на которое местная коммуна положила столько времени и труда.
Последний пример иллюстрирует, что церкви и монастыри могли подвергаться нападению по соображениям, далеким от сугубо материальных. В 1194 г. Филипп II Август разрушал церкви в Эвре на севере Франции в качестве мести горожанам, которые вслед за графом Иоанном (ставшим впоследствии королем) перебили французский гарнизон. Часто разрушению подвергались религиозные учреждения, находившиеся под патронажем врага; это наносило ущерб репутации покровителей и лишало их