Заключение
Описанные выше эпизоды разорения были выбраны не просто потому, что в смысле чинимых в средневековую эпоху зверств и жестокостей Англия мало кому уступала, но также и потому, что они выявляют важные аспекты данной формы проведения военных кампаний. Великое Разорение Севера — пример упреждающей тактики выжженной земли, предпринятой с целью не допустить создания неприятелем мощной базы в регионе, лишив его возможностей пополнения провизии и отрезав от экономической инфраструктуры. Шотландские набеги 1138 года демонстрируют другую экстремальную форму разорения, на этот раз подпитанную пограничными конфликтами, этнической враждой и растущим национальным самосознанием. Походы Иоанна в 1215–1216 гг. явственно выявляют связь между разорением и актами жестокости, подчеркивая, каким избирательным может стать это оружие. А шевоше Черного Принца в 1355 году показывает, как подобный способ ведения войны подрывает врага в финансовом отношении и заставляет усомниться в его полководческом искусстве.
Войско нуждалось в надлежащей подготовке к походу. Военная логистика в голове у полководца всегда занимала ведущее место. С собой армия могла взять лишь ограниченный запас провизии, пополнять ее запасы приходилось за счет ресурсов с территорий, по которым проходило войско. Если разорения и грабежи не преследовали военно-политических целей, их эффект имел военно-политическую окраску: то, что армия приобретала, соответствующая местность теряла, поскольку, как кто-то лаконично заметил: «
Историки иногда слишком много внимания уделяют трактату Вегеция «О военном деле» — военному учебнику позднеримской эпохи. Но ведь автор, в конце концов, был врачом-ассистентом (так у автора. —
Поддерживать дисциплину и запрещать грабежи всегда проще и легче на дружественной территории, но этого можно было добиться и в местах активных операций. Мы убедились, как разорение могло проводиться целенаправленно в конкретных местностях и вражеских поместьях, причем очень часто целью становились отдельные постройки. Даже шевоше Черного Принца, символизирующие смерть и разрушение, представляли собой вполне сосредоточенные, целенаправленные операции. Во время похода в Лангедок в 1355 году капитан Аруилля немедленно сдал замок и три местных подчиненных ему городка — при этом всех сложивших оружие пощадили. На следующий год на пути в Пуатье войско принца Эдуарда нанесло большой урон западным границам области Лимузен, после чего внезапно прекратило операцию в Беллаке: вдова одного из тамошних землевладельцев имела родственную связь с английским королевским семейством.
Разорение территорий также применялось в качестве отвлекающей тактики. Когда в 1216 году английский король Иоанн узнал о том, что замки в Виндзоре и Дувре осаждены неприятелем, он немедленно предпринял разорительный поход на поместья своих врагов в сезон сбора урожая. И смог отвлечь их от осад. Аналогичным образом, разорение становилось средством для того, чтобы втянуть неприятеля в решающее сражение. На графа Балдуина Фландрского это не подействовало — увидев, как враг предает огню и разорению его земли, он заявил своим воинам: «
Предыдущий раздел весьма поучителен, поскольку показывает, как граф Тулузский защищал своих подданных, разоряя собственные земли и силой выгоняя людей из собственных жилищ, чтобы предотвратить их пленение и последующие требования выкупа. Однако их страдания могли усугубиться за счет изголодавшихся солдат вражеского войска, которые еще сильнее озлобились из-за отсутствия пищи и богатой добычи. Повышенная враждебность врага провоцировала более жестокое отношение к мирному населению.
Когда на передний план выступили колониальные мотивы и межэтнические противоречия, то все это должно было вылиться в еще большую жестокость. Одно дело, если у кого-то из мирных жителей разорили землю — это считалось либо предупреждением, либо мерой политического воздействия. Совсем другое дело, когда их физически выдворяли из родных мест. Такой оказалась участь жителей Пти-Андели, когда французы захватили этот городок во время осады Шато-Гайара, — на смену им пришли французские колонисты. Подобная судьба ожидала население многих побежденных городов; изгнание и замена населения представляла собой важную характерную особенность средневековой войны.
Как и при осадной войне, страх считался важной составляющей походов, средством подавления решимости противника, принуждения его к капитуляции или к соблюдению определенных условий. Разрушительный характер разорения земель усугублял страх. Такая тактика пригодилась английскому королю Иоанну в 1215 году, когда во время похода на север он почти не встретил сопротивления со стороны мятежников; его жестокая репутация аналогичным образом сработала и против шотландцев в 1209 году. Варварское войско Давида вынудило Стефана пойти с шотландцами на переговоры в 1136 и 1138 гг. Существует бесчисленное множество примеров, когда расчет на страх оправдывал себя, но и у этой «медали» имеется оборотная сторона, с чем, собственно, и столкнулся Черный Принц под Каркассоном.