флотами обеих стран, Холден говорил о «двойном стандарте»: Великобритания должна иметь флот, превосходящий по мощи совокупный потенциал флотов любых двух других держав — потенциальных соперников.
Вильгельм пригласил Мюллера прогуляться и поделился с ним соображениями о ходе переговоров. Тому запомнилась фраза кайзера: «Слава Богу, что я при сем присутствовал. Тирпиц со своей свиноголовостью завел беседу в полный мертвый тупик». Последние слова были произнесены по- английски; получилось не очень грамотно, но, в общем, понятно. Тирпиц со своей стороны жаловался впоследствии, что присутствие Вильгельма помешало дискуссии. Думается, в данном случае адмирал не прав: именно его непримиримая позиция обрекла миссию Холдена на неудачу. Бетман-Гольвег надеялся выжать из британского министра гарантию нейтралитета. Холден считал политическое соглашение на такой основе невозможным: нейтралитета быть не может, поскольку Великобритания имеет обязательства в отношении Франции. Тирпиц высказал предположение, что англо-французский союз носит не только оборонительный характер. В ответ британский министр заверил его в том, что вообще нет никакого зафиксированного письменно договора о союзе. Ужин прошел в более спокойной обстановке. 11-го Холден отправился восвояси с подарком — бюстом Вильгельма.
9 февраля, информируя Баллина о переговорах, Вильгельм говорил о своих уступках: «Я считаю, что сделал все, что в моей власти!! Я свою часть сделки исполнил, дело за Вами, кардинал! Пожалуйста, передайте обо всем Касселю, с наилучшими пожеланиями, Ваш верный друг, Вильгельм, кайзер и король». Ради английского нейтралитета он готов был урезать вдвое морскую программу, но когда Грей и британское адмиралтейство начали выдвигать новые предварительные условия, лишь при выполнении которых Германия могла бы получить более или менее значительные куски Африки — португальской или французской, терпение у Вильгельма лопнуло. К тому же к нему пришла здравая мысль: ни одна страна так, за здорово живешь, со своими колониями не расстанется. Добавила и Дона — для нее флот стал таким предметом обожания, что она даже лично посетила канцлера, дабы убедить его: морскую программу надо выполнить в полном виде, никаких сокращений! Меттерниху была послана директива — сообщить англичанам, что, если они объявят о своем нейтральном статусе, Германия готова замедлить темпы строительства флота, причем послу не следует конкретизировать, как именно замедлить. Кайзер был недоволен своим послом: ему казалось, что Меттерних — на стороне англичан. Между тем он, Вильгельм, являлся Верховным главнокомандующим, и, если бы Бетман заупрямился и не ввел рейхстаг в курс дела, кайзер «просто отдал бы приказ военному министру и статс-секретарю по военно-морским делам, и они сами обнародовали бы законопроект о флоте. Мое терпение и терпение немецкого народа иссякают».
Возникли опасения, что курс, взятый Вильгельмом, может привести к войне. 12 марта кайзер следующим образом изложил свою позицию: «Наша программа соответствует нашим потребностям, и мне безразлично, что скажет по этому поводу Англия. Во всяком случае, ясно, что Англия не желает делать из этого повод для начала войны, о чем так все волнуются с начала ноября». 7-го Бетман-Гольвег отреагировал на возникшую ситуацию угрозой подать в отставку, заявив: «Я считаю прегрешением против Германии вести дело к развязыванию войны в условиях, когда не затронуты ни наша честь, ни наши жизненные интересы — даже если бы налицо была реальная перспектива тотальной победы». Вдоволь покуражившись над канцлером, Вильгельм пошел на попятную. Все было очень романтично — кайзер назначил свидание канцлеру у мавзолея в шарлоттенбургском парке. Там у могилы королевы Луизы Прусской Бетман дал согласие не подавать в отставку.
Это был обычный для Вильгельма курбет. Циммерман еще раньше заметил: «Когда ситуация становится критической, Его Величество первым это регистрирует и делает свои выводы». Теперь уже Тирпиц заговорил об отставке. 17 марта Баллин телеграфировал из Лондона: «Ваше Величество, я везу Вам союз с Англией», однако на следующий день там последовало официальное заявление о том, что миссия Холдена ни к чему не привела. Англичане и впрямь выдвигали неприемлемые условия: снять с обсуждения законопроект о флоте, а ничего более или менее привлекательного взамен они не предлагали. Главным препятствием с английской стороны была фигура Грея. Вильгельму очень не нравилось, что тот пытается обсуждать условия компромисса с германским послом: «Грей не понимает, кто здесь хозяин и что правитель — это я!» По его словам, английский министр «ведет переговоры как Шейлок». Вильгельм возложил всю ответственность за фиаско на посла, графа Вольфа Меттерниха — почему он не добился гарантий английского нейтралитета? Посол был отозван, его место занял Маршалль фон Биберштейн.
Холден утверждал, что, говоря об ощущении угрозы со стороны Германии, он выражает мнение всего кабинета. Однако в то время как Холден изо всех сил пытался убедить немецких партнеров умерить темп гонки морских вооружений, Черчилль, выступая в Глазго, презрительно отозвался о предмете гордости и любимом детище Вильгельма как об «игрушечном флоте». Тирпиц сухо откомментировал: эта речь «поставила под сомнение тезис о единстве кабинета». Британская пресса назвала речь Черчилля провокацией, и, по-видимому, так оно и было. Вильгельм телеграфировал Баллину 19 марта: «Соглашение — нарушенное Англией — мертво. Переговоры надо теперь вести на новой основе. Где в речи извинение за „игрушечный флот“?» Кайзер назвал напоследок британский кабинет министров «шайкой мошенников» и отбыл на Корфу. Характерны написанные им тогда строки:
«Я надеюсь, что мои дипломаты извлекут уроки из этой истории и в будущем больше, чем до сих пор, будут прислушиваться к мнению своего суверена, к его пожеланиям и инструкциям, особенно когда речь идет о том, чтобы образумить Англию; они не знают как, а я знаю! Налицо был обычный английский блеф, направленный против нашего бюджета и закона о флоте… Слава Богу, ни одной его статьей не пришлось пожертвовать — за такую вещь мы бы не смогли оправдаться перед народом Германии».
VII
13 февраля Вильгельм имел интересный разговор с промышленником Ратенау и с Гуго Симоном (будущим министром Веймарской республики). Обсуждали германо-английские переговоры об ограничения морских вооружений. Ратенау согласился с Вильгельмом: надо добиваться от Великобритании обязательства соблюдать нейтралитет. Возможности для этого, несомненно, есть, так как Холдена морское соперничество пугает. Вильгельм заявил, что его личное вмешательство будет достаточным для того, чтобы все устроить. Как отмечает Ратенау в своем дневнике, «кайзер хочет снова отправиться в Коу, чтобы все там уладить. Король ему доверяет. Его план: Соединенные Штаты Европы против Америки». По его мнению, турки и англичане поддержат эту идею и присоединятся: «Пять государств, включая Францию, вполне могут создать нечто».
27 февраля Вильгельм присутствовал на спуске на воду линкора «Принц-регент Луитпольд». Это был подходящий случай, чтобы поправить отношения с немецкими владетельными князьями вообще и с баварскими Виттельсбахами в частности. Из всех бывших правящих династий Виттельсбахи особенно болезненно воспринимали прусское засилье. Не следует забывать, что Германию часто сравнивали с мозаичным панно, которое, как пишет один автор, «только издали выглядит как единое целое, а на самом деле состоит из отдельных племен, каждое из которых гордится своей самобытностью и проявляет лояльность прежде всего к своему собственному монарху».
Прошел месяц, и Вильгельм все еще не оставил мысли о европейском объединении — «оборонительном и наступательном союзе», который включал бы и Францию. В марте по пути на Корфу Вильгельм сделал остановку в Вене. Он сообщил австрийскому министру иностранных дел графу Берхтольду о своем желании создать Тройственный союз — между Германией, Францией и Великобританией, направленный против новых мировых держав. Как он выразился, надо разъяснить этим островитянам, что «у британцев есть более серьезные соперники в мире, чем немцы, — в частности, Америка и Япония». Это не было случайным озарением кайзера — подобные идеи примерно в то же время выразил Кидерлен в интервью французской газете «Фигаро». Вильгельм дал поручение Бетману разработать соответствующие планы. И после 4 августа 1914 года идея европейского объединения не была предана забвению; правда, участие в союзе Великобритании уже не предусматривалось.
