или нет, но их намерение очевидно: они хотят, чтобы те, кого они считают виновниками нынешнего бедствия, были удалены со своих постов. По этой причине отречение кайзера — единственное средство удержать массы от революционных действий». Эберт заявил, что лучше всего, если бы Вильгельм объявил о своем отречении в пользу Оскара или Эйтеля уже завтра, 7-го числа: «Кронпринц исключается, массы его ненавидят».
Гренер указал делегации левых, что Верховному главнокомандующему никто не имеет права приказать покинуть свой пост. Депутаты-социалисты Эдуард Давид и Альберт Зюдекум заверили генерала, что они вовсе не против монархии. Шейдеман, вышедший к телефонному аппарату, вернулся со свежей новостью: «Об отречении уже поздно говорить. Началась революция. Кильские матросы захватили власть в Гамбурге и Ганновере, не говоря уже о самом Киле. Господа, не время дискутировать, мы должны действовать. Мы не знаем, усидим ли мы завтра на своих местах». Социалисты прослезились. Гренера в последний раз попросили решить вопрос о регентстве. Он ответил, что принцы против. «При сложившихся обстоятельствах дальнейшие разговоры становятся бесполезными. Теперь пусть события идут своим ходом», — подвел итог Эберт.
Гренер попытался дать визитерам представление о реальной ситуации в ставке: «Кайзер скорее отдаст свою жизнь или по крайней мере рискнет ею, чем уйдет». К слову, в это время подчиненные кайзера разрабатывали план вылазки в расположение противника, которую должен был возглавить лично Вильгельм. Они считали: если Вильгельм погибнет, участвуя в разведке, это лишь усилит монархическую идею. План, который получил одобрение Гренера и нескольких других высокопоставленных военных, предполагалось осуществить 8 ноября. Однако Плессен наложил вето. Вечером того же дня Максу Баденскому пришла в голову новая идея: Вильгельм сначала должен распустить рейхстаг, объявить о проведении выборов и только потом объявить о своем отречении.
7 ноября через Спа проследовала направлявшаяся на переговоры о перемирии делегация, возглавляемая Эрцбергером. Делегаты провели совещание с Гинденбургом. В Баварии в этот день была провозглашена республика, монархи династии Виттельсбах были изгнаны. Необходимо было торопиться с просьбой о перемирии, пока федерация монархов не рухнула окончательно. Около полудня Эберт встретился с канцлером в скверике у его резиденции. Макс Баденский опасался, что революция примет социалистический характер. Эберт заявил ему: «Если кайзер не отречется, социалистическая революция неизбежна. Но я не хочу, эта идея ненавистна мне как смертный грех». Канцлер осведомился, не подойдет ли кандидатура Эйтеля. Эберт не возражал. Вечером Макс Баденский попытался уйти в отставку.
На следующий день революционные отряды захватили все мосты через Рейн. Пали Брауншвейг, Мюнхен и Штутгарт. В Кельне все держалось на волоске. В течение дня приходили вести о новых городах, занятых революционерами, — Галле, Лейпциг, Дюссельдорф, Оснабрюк, Люнебург, Магдебург и Ольденбург. Зять Вильгельма, отпрыск Камберлендов, отрекся от престола. Макс вызвал Вильгельма к телефону. Разговор свелся к отрывочным фразам: до завершения переговоров о перемирии кайзер не примет отставки канцлера. Канцлер сообщил о ненадежности берлинского гарнизона. Вильгельм в очередной раз заявил, что он не отречется от престола ни при каких обстоятельствах, и повесил трубку. В это время Максу принесли телеграмму от Грюнау. Он перезвонил Вильгельму:
«Ваше отречение стало необходимой предпосылкой для предотвращения гражданской войны. Лишь таким образом Вы выполните свою миссию как кайзер мира… Есть две возможности: первая — отречение с определением лица, временно исполняющего Ваши обязанности, и созывом Национального собрания. Вторая — отречение. Кронпринц отказывается от своих прав наследования. Объявляется регентство при Вашем внуке. Если отречения не последует в течение сегодняшнего дня, я не смогу далее служить Вам. Я даю Вам свой совет как родственник. От Вас требуется добровольная жертва, и таким образом Вы обеспечите себе доброе имя в истории Германии».
Вильгельм хорошо знал, что отрешить его от исполнения своих монарших функций может только бундесрат. Он поделился с собеседником собственной идеей: «Если Вы там в Берлине не можете ничего придумать, то я после заключения перемирия соберу верные мне войска и разнесу город вдребезги, если потребуется».
Проявив в очередной раз упорство, достойное его покойной матери, Вильгельм отправился в обществе Фюрстенберга прогуляться по окружавшим Спа холмам. В этот день к обеду был приглашен упомянутый голландский генерал. Гонтард осведомился, не следует ли при сложившихся обстоятельствах извиниться перед гостем и отменить официальное мероприятие. Вильгельм не усмотрел никаких причин для этого. За обедом он спокойно, как ни в чем не бывало, беседовал с голландским эмиссаром. В Вильгельме вновь проснулся актер на самом деле он был крайне встревожен (некоторые авторы датируют этот эпизод 9 ноября, но скорее всего верна дата, указанная Ильземаном, — 8 ноября; по утверждению французского автора Энрара, в это время Вильгельм сменил место пребывания, обосновавшись в Красном замке).
Социалисты готовили план государственного переворота. Они объявили, что призовут народ выйти на улицы, если к утру 9 ноября Вильгельм не объявит о своем отречении. В авангарде движения шли независимые социалисты: они требовали крови и призывали к всеобщей забастовке. Макс Баденский снова оказался в незавидном положении, когда на следующее утро к нему вновь явились Шейдеман и Эберт с вопросом, есть ли ответ из Спа. Канцлер ответил, что никаких вестей из ставки нет; Шейдеман бросил реплику: «Теперь уж я не знаю, как мы можем удержать людей от выхода на улицу».
V
Утро 9 ноября в Спа выдалось холодным, сырым и туманным — типичная для поздней осени погода. Вильгельм позавтракал в обществе Фюрстенберга, Ильземана и адъютанта Хиршфельда. Ниман, повстречав Гренера, задал ему вопрос: неужели Вильгельм не понимает серьезности ситуации? Тот не ответил прямо, сообщив лишь, что с минуты на минуту должны прибыть офицеры, посланные в различные части с поручением узнать, есть ли надежда, что солдаты будут и дальше сражаться за своего кайзера. Как только картина прояснится, он сразу доложит кайзеру — все как есть, без прикрас. Вильгельм сказал, что идет на прогулку, заявил, что не будет отлучаться далеко, так что его можно найти в любой момент. Статс-секретарь Гинце, опережая Гренера, заявил Вильгельму, что в случае, если начнется гражданская война, армия его не поддержит.
Вильгельм, как и позднее Геббельс, возлагал свои надежды на раскол союзников. Страх перед большевизмом, считал он, приведет к распаду Антанты или к тому, что сами страны Антанты помогут ему подавить революцию. Пока же он намеревался как следует проучить мятежников в расположенном рядом Рейнланде. Тем временем на виллу «Френез» прибыли Гинденбург с Гренером. Все собрались в парковом павильоне. Присутствовали также Шуленбург, Плессен, генерал фон Маршалль и Гинце. Никто не мог понять, что делает в городе Шуленбург — начальник штаба армии Вилли Маленького, который только что объявился в отеле «Британник». Гинденбург открыл совещание как-то буднично, заранее извинившись перед кайзером за то, что ему предстоит выслушать, и предоставил слово Гренеру. Вильгельм побледнел.
Генерал-квартирмейстер без обиняков сообщил Вильгельму, что дальнейшее сопротивление бессмысленно. Слово попросил Шуленбург. Он был единственным, кто выступил в защиту монархии, напомнив о словах Бисмарка, сказанных в 1862 году: «Вы все здесь сошли с ума!» По его мнению, в армии достаточно много надежных частей, их можно использовать для подавления революции в Рейнской области. Он вроде бы призвал Вильгельма: «Не уступайте революционерам, не отрекайтесь от престола, возьмите все в свои руки и восстанавливайте порядок — город за городом. Армия пойдет за кайзером, и дисциплина восстановится». По словам одного из историков, «в этот трагический момент Шуленбург воплотил собой дух подлинной Пруссии». Гренер охладил его пыл: слишком поздно, большинство в армии откажутся стрелять.
Вильгельм, поколебавшись, заявил, что для Германии лучшим выходом было бы заключение
