пирог (горячий), красное или белое вино. В холле — большая карта Дальнего Востока с флажками, обозначающими линию фронта. Чай с императрицей в 4.15. Снова с кайзером с 5.30 до 7 вечера. Переодевание к ужину. Ужин с кайзером с 8.45 до 10.15. Тяжелый день для него и для нас. Временами, особенно во второй половине дня, он кажется усталым, делает паузы, но охотно смеется — очень приятная улыбка. Весь в религии — говорит о Провидении, не о Боге. Сказал, что „ему восемьдесят — в следующем году; наверное, мне пора“».
Прощаясь с гостями, Вильгельм напутствовал их словами: «Приезжайте еще — на следующее лето, если сможете. Но вряд ли вы сможете; машину уже не остановить, не будет ни его, ни меня».
III
Война с самого начала нарушила весь распорядок жизни в Доорне. Адъютанты были призваны под знамена вермахта, в доме на постой расположились голландские солдаты. Вильгельм обнаружил качества гостеприимного хозяина и устроил для них экскурсию по розарию. У него не было никаких возражений против военных целей Гитлера. Правда, по поводу Мюнхена он вроде бы никак не высказался, но зато возвращение Данцига и «Польского коридора» встретили с его стороны полное одобрение. Ильземан избежал призыва, сказавшись больным; он провел семь недель в больнице. На Новый год все из окружения экс-кайзера получили статус интернированных.
Семья стала нести первые потери. Уже 7 сентября смерть на поле боя настигла внука Оскара. Война осложнила возможности выездов за границу, и на очередной день рождения Вильгельма — 27 января 1940 года ему исполнился 81 год — собралось всего 24 гостя.
10 мая 1940 года один из секретарей Уинстона Черчилля, Р. С. Стивенсон, отправил в Форин офис записку следующего содержания:
«Г-н Черчилль интересуется, не имеет ли смысла частным образом намекнуть бывшему кайзеру, что в Англии, если бы он решил обратиться с просьбой о предоставлении ему здесь политического убежища, его ожидал бы доброжелательный и достойный прием».
На следующий же день это предложение по дипломатическим каналам стало известно Вильгельму. Он отклонил его. Вильгельму была ясна пропагандистская подоплека этой инициативы. С характерной для него категоричностью он заявил, что «скорее предпочтет, чтобы его расстреляли в Голландии, чем спасаться бегством в Англию. У него нет никакого желания фотографироваться рядом с Черчиллем». Королева Вильгельмина, хотя по-прежнему и отказывалась встречаться с доорнским изгнанником, тем не менее тоже проявила заботу о его безопасности, выразив готовность предоставить ему, если он пожелает, убежище на каком-нибудь из принадлежащих Голландии островов. Вильгельм стоял на своем: «Я никогда не покину дом в Доорне!»
Именно там, в Доорне, 14 мая 1940 года ему лихо откозырял полковник Нейдхольд, командир 322-го пехотного полка немецкой армии, начавшей свое весеннее наступление на Западном фронте. Прибывший вскоре полковник Генерального штаба фон Цицевиц заявил, что отныне бывший кайзер находится под охраной и покровительством вермахта. В четыре часа пополудни армейский фотограф запечатлел Вильгельма беседующим с группой немецких офицеров у ворот поместья.
23 мая старший сын кронпринца, тот самый принц Вильгельм, который отказался от прав наследника престола ради своей возлюбленной, был смертельно ранен в бою на территории Франции. На его похороны в Потсдаме пришли более 50 тысяч человек. Такое массовое проявление монархических чувств встревожило Гитлера. Он принял решение — запретить в будущем принцам крови служить в действующей армии. Несмотря на эту личную трагедию, успехи германского оружия наполняли сердце престарелого Вильгельма чувством неподдельной гордости. Примешивалось и злорадство: наконец-то настал час Божьего суда над этой «Юдо-Англией»! Он послал поздравительную телеграмму Гитлеру, которая тут же была напечатана в газетах рейха. Вильгельм, разумеется, считал, что это не чья-нибудь, а именно его собственная победа: «Блестяще показавшие себя генералы этой войны вышли из моей школы, они сражались под моим командованием во время мировой войны, будучи тогда лейтенантами, капитанами или майорами».
Когда 17 июня войска вермахта вступили в Париж, Вильгельма убедили послать еще одну телеграмму Гитлеру. Тон ее был довольно сдержанный, но правительство послевоенной Голландии посчитало ее документом, компрометирующим семью кайзера, что явилось достаточным основанием для конфискации всей движимой и недвижимой собственности Доорнского поместья. Между тем если Вильгельм и пел в ней дифирамбы, то лишь в адрес своей армии. Вот как выглядел текст этого злосчастного послания: «Преисполненный глубоких чувств по поводу поражения Франции, прошу принять мои наилучшие пожелания Вам лично и всей германской армии, которые я хочу выразить словами Фридриха Великого: „Какие великие дела творятся с благословения Божия!“ В сердцах всех немцев звучат слова лейтенского хорала, которые пели победоносные войска Великого Короля при Лейтене: возблагодарим же Господа нашего!»
Вильгельму был выделен «почетный караул» в составе пятнадцати человек. Вскоре оказалось, что главная функция охраны состоит в том, чтобы следить за соблюдением запрета на визиты «посторонних», — нацисты не считали нужным скрывать свое далеко не теплое отношение к экс-кайзеру. В конечном счете «караул» убрали, заменив его командой простых солдат. Распространились слухи, что Вильгельм уехал из Доорна и находится в своем восточнопрусском имении Кадинен. Какое-то время у Гитлера действительно была идея эвакуировать Вильгельма в восточную часть Германии — на случай, если союзники вдруг высадятся в Голландии.
IV
29 марта у Вильгельма случился первый приступ грудной жабы. 1 марта 1941 года он внезапно потерял сознание. На какое-то время он оправился, но тремя неделями позже стал жаловаться на боли в прямой кишке. 3 июня в легких у него обнаружили закупорку сосудов, В тот день сиделка высказала ему утешительные слова: «Ваше Величество, там, наверху, лучше, чем здесь. Поблизости от Всевышнего всем нам будет лучше, чем на земле». Вильгельм выразил согласие: «Я готов. Увидимся там когда-нибудь… Мой конец уже близко… Тянет куда-то вниз, вниз!» Он начал вслух читать молитвы. 4 июня он впал в кому и вскоре скончался. Смерть настигла его на 83-м году жизни — он умер в том же возрасте, что и его бабка, столь дорогая его сердцу королева Виктория.
Из дополнения к его завещанию, которое было написано 25 декабря 1933 года, следовало, что он был категорически против того, чтобы его похоронили на территории Германии, пока и поскольку она будет оставаться республикой — нацистской или какой-либо иной. Это перечеркнуло планы Гитлера, который намеревался устроить государственные похороны, во время которых мог бы прошествовать за гробом — по примеру самого Вильгельма во время похорон его деда. Согласно воле покойного, процедура состоялась в Доорне и была очень скромной. Заранее был подготовлен проект мавзолея в классическом стиле. Украшений из свастик не предполагалось. Надгробие было изготовлено скульптором Бетцнером еще в 1937 году. Спустя пять дней после кончины Вильгельма в Доорн прибыл специальный поезд с гостями и батальоном почетного караула — на этот счет было личное указание Гитлера. Поминальную молитву прочел пастор Деринг. Присутствовали среди прочих Пауль фон Хазе и адмирал Канарис (оба они кончили жизнь на эшафоте), а также фельдмаршал Макензен, довольно бодро выглядевший для своих девяноста двух лет. Все спели траурные псалмы: «Молюсь о силе любви» и «Иисусе, на тебя уповаю».
Эрмо решила превратить Доорн в музей, сама переехала в свое силезское имение. Там в 1944 году она была застигнута врасплох русским наступлением. Умерла она при невыясненных обстоятельствах во Франкфурте-на-Одере в 1949 году. Ауви и кронпринц оказались в лагере для интернированных в западной
