гарнизон. «Несомненно, главная вина — на родителях, но и Вильгельм ведет себя не очень разумно, допускает всякие высказывания по адресу своей матери», — отмечал он в своем дневнике. О событиях в семье своего прежнего питомца прослышал Хинцпетер. Не вполне правильно оценивая ситуацию, он сравнил Викки с наседкой, которая клохчет над своими цыплятами и боится выпустить их на волю. Это, по его мнению, естественно, но не повод для обвинений молодого человека в непослушании и прочих грехах. Продолжая свои сравнения из мира птиц, он выдал такую сентенцию: «Орел и орлица не вправе осуждать орленка за то, что тот сам решает, куда ему лететь».
История с «Юнион-клубом» принесла некоторую разрядку в отношениях между Вильгельмом и родителями. Викки и Фриц испытали явное удовлетворение из-за испортившихся отношений между их сыном и кайзером. Вальдерзее со своей стороны выразил сочувствие жертве «игорного лобби»: «Настоящий клубок зависти, ненависти и грязи… К сожалению, приходится констатировать, что в определенных кругах зреет заговор против Вильгельма; пытаются подогреть старые слухи и раскопать что-нибудь новенькое. В общем, все вертится вокруг его внебрачных похождений».
Вильгельм начинает более осторожно подходить к выбору приятелей. Он сближается с Бисмарком и его окружением. Осенью 1885 года Вильгельм и Дона — гости семьи венгерского наследника престола Рудольфа. В Будапеште они остановились в отеле «Хофбург» в Буде, осмотрели национальную выставку. Познакомились с министром Андраши: «чистокровный венгр, с черными как смоль кудрями до плеч». В Венгрии в это же время находился и «дядя Берти», который с явным неудовольствием воспринял восторженный прием, оказанный его племяннику. Граф Андраши не замедлил обратить внимание Вильгельма на эту реакцию английского наследника престола: «Он (Эдуард) много бы дал, чтобы такого не услышать! И Тройственный союз ему не по душе. Европа переживет немало неприятных моментов, когда он окажется у руля».
В феврале 1886 года Вильгельм вторично посещает Россию, на этот раз он получил приглашение поохотиться на медведей во владениях Антона Радзивилла — в окрестностях Несвижа близ Минска. Проезжая на санях утопавшие в снегу деревни, он видел мужиков, которые снимали шапки при приближении его кортежа, баб, которые протягивали ему для поцелуя полуголых младенцев, — и все это при температуре минус пять градусов, что для немецкого принца представлялось страшным морозом. Хозяин прокомментировал картину философским замечанием: «Тут у нас слабый не выдерживает, умирает. Кто выживает, тот так закален, что может вынести уже любое испытание».
На своего первого медведя Вильгельм вышел с одним револьвером и, как он утверждал в письме домой, написанном вечером того знаменательного дня, свалил его первым же выстрелом. Его жертвой стали еще один медведь и медведица. Ему сказали, что по древнему русскому обычаю тот, кто убил медведицу, должен взять на себя заботу о медвежатах. Двоих он действительно привез в Потсдам, и, по его словам, «они на протяжении многих лет развлекали моих детей и развлекались сами, отрывая пуговицы у тех, кто неосторожно к ним приближался».
Вальдерзее продолжали донимать личные проблемы принца. «Я никак не могу разобраться в нем», — признает он в дневниковой записи за 11 февраля 1886 года. Лояльность генерала подверглась суровому испытанию: неподобающие пристрастия Вильгельма стали притчей во языцех. Возможно, сплетни распускал Альбедилл, глава кайзеровского военного кабинета, и в таком случае престарелый кайзер был в курсе эскапад своего внука. Правда, по женской части у императора тоже грешки водились, поэтому он упрекал внука лишь в том, что он слишком много времени проводит на охоте и слишком мало — в своем полку и выглядит лицемером, запрещая своим офицерам заниматься таким благородным делом, как игра в карты.
В апреле отметили день рождения Вальдерзее — Вильгельм подарил ему свой бюст, но сердце генерала это не смягчило. Вальдерзее обеспокоила очередная, «абсурдная», по его мнению, идея принца — отправить в отставку нескольких престарелых генералов. Не меньшую озабоченность вызвало растущее влияние, которое приобрел на Вильгельма Герберт Бисмарк известный жизнелюб и поклонник зеленого змия. Поездки принца в Берлин к Герберту стали регулярными: в октябре они встречались не реже двух раз в неделю.
Неудивительно, что у Вильгельма снова начались проблемы со здоровьем. Головокружение, рвота, боли в ушах — все это на два месяца уложило его в постель. Им занялся ведущий отоларинголог, уроженец Риги, Эрнст фон Бергман. Он был против операции. Вальдерзее считал, что болезнь — результат неправильного питания, и очень беспокоился, не сможет ли ушная инфекция подействовать на мозг. «Какие большие надежды будут разрушены, если это случится!» — сокрушался генерал. Болезнь на короткое время сблизила мать с сыном. Она нашла, что он стал «более мягким, дружелюбным, даже более сердечным». Лечение пришлось продолжить на курорте в Бад-Рейхенхалле, куда принц отправился вместе с Филиппом Эйленбургом.
II
В августе 1886 года кайзер вызвал внука из Рейхенхалле в Гаштайн. Вильгельму предстояло вновь отправиться в Россию — на этот раз с серьезной дипломатической миссией. Перед отъездом в резиденции кайзера состоялся совет, в котором приняли участие канцлер, его сын Герберт, престарелые советники двора графы Перпонше и Лендорф, Франц Иосиф и Сисси. Фриц был в ярости: он требовал отменить миссию, поскольку от Вильгельма будет больше вреда, чем пользы: «Незрелость и неопытность моего старшего сына в сочетании с характерными для него качествами самоуверенности и импульсивности исключают для него занятие иностранными делами; более того — это было бы опасно, в том числе и для него самого». Взамен он предложил свою кандидатуру в качестве главы миссии, лишний раз доказав, насколько его мышление далеко от реальности. Викки высказалась в том же духе: «Вряд ли кто будет отрицать, что все это нелепо и непродуктивно. Вильгельм в политике — зеленый юнец, он слеп, дезориентирован и склонен к необдуманным поступкам». В разговоре с австрийским дипломатом она даже назвала своего отпрыска «варваром» и заявила, что ей гораздо симпатичнее кронпринц Рудольф, в ее представлении — «либерал».
На Бисмарка причитания Фрица и Викки не произвели ни малейшего впечатления. Вильгельм отправился в Брест-Литовск на встречу с русским самодержцем. Тот был сильно недоволен Бисмарком, Тройственный союз висел на волоске. По словам Вильгельма, царь прямо заявил ему: «Если бы я захотел взять Константинополь, я мог бы это сделать в любой момент; я вовсе не нуждаюсь в соглашении с князем Бисмарком или одобрении с его стороны». Впрочем, он выразил готовность до поры до времени сохранять Тройственный союз в качестве гаранта мира.
Осложнение в отношениях с Россией явилось следствием нового поворота в «деле Баттенберга». В сентябре 1885 года своевольный Сандро аннексировал Румелию, на которую у русских были свои виды. Сербский король Милан тут же потребовал компенсации для себя, но, поскольку таковой не последовало, объявил войну Болгарии. Русский царь лишил Баттенберга звания офицера российской армии и начал исподволь готовить мятеж против него. 21 августа болгарские военные совершили государственный переворот и свергли Александра.
На этом дело не закончилось. У болгар свергнутый принц пользовался популярностью, последовал контрпереворот, и 28 августа Баттенберг вновь оказался в Софии, где толпа встретила его шумными приветствиями. Бисмарк, впрочем, правильно предугадал дальнейший ход событий. В дневнике Хильдегард фон Шпитцемберг, сестры вюртембергского посланника Акселя фон Варнбюлера, которой канцлер часто поверял свои сокровенные мысли, его комментарий по поводу последних событий в Болгарии передан следующим образом:
«Да нет, войны не будет. Этот болгарин (Сандро) движется на Софию, но его, таково убеждение князя (Бисмарка), опять вышвырнут — на сей раз уже навсегда».
Так и случилось. Баттенберг имел глупость заявить, что он готов вернуть свою корону русским — видимо, надеясь, что они откажутся, но те с готовностью приняли предложение. Год спустя вместо
