воздействии лунного света на любовников стала украшением одной из клумб в усадьбе Лоутеров. У супругов стало традицией вечерами прогуливаться вокруг нее.
Лонсдейл сохранил верность дружбе с кайзером, несмотря на все исторические коллизии. После 1914 года личных встреч у них не было, но английский пэр по-прежнему отзывался о Вильгельме не иначе как о «компанейском парне». Они регулярно обменивались рождественскими открытками — вплоть до начала Второй мировой войны в 1939 году. По словам Лонсдейла, у его друга было как бы два лица: одно — официальное, другое — отражающее его индивидуальность. Все недостатки его определялись тем, что «к монархам всегда прилипают подхалимы, и к германскому кайзеру это относилось больше, чем к иным прочим». Лонсдейл продолжал защищать Вильгельма даже во время англо-бурской войны, когда общественное мнение было настроено крайне анти-немецки. Вильгельм во время своего визита в Лондон в 1899 году узнал, что английская сторона вычеркнула из программы пункт, предусматривавший визит в имение Лонсдейлов. Кайзер потребовал, чтобы имя лорда Лонсдейла внесли в список приглашенных на официальный прием в Виндзорском дворце, и добился своего!
Вернемся, однако, к английскому турне Вильгельма 1895 года. Лонсдейл, который был среди гостей на открытии Кильского канала, хотел отплатить сторицей за оказанное ему гостеприимство. Прибыв в порт Коу на своей яхте «Верена», он устроил там шикарный бал. Палуба яхты была превращена в тропический лес; по воспоминаниям одного из присутствовавших, повсюду были «цветы, пальмы и лианы». Лонсдейл пригласил кайзера и сопровождающих его лиц посетить имение Лоутеров, где их ждало нечто, «по сравнению с которым пышный прием на „Верене“ показался бы скромным пикничком». Идея импровизированной поездки кайзера по приглашению частного лица, да еще такого, мягко говоря, оригинала, как лорд Лонсдейл, вызвала изрядный переполох не в последнюю очередь в берлинских официальных кругах. Там к дружбе кайзера с Лонсдейлом относились с опаской. Тем не менее кайзер и отобранная им десятка (Куно Мольтке, посол Вольф-Меттерних, Август Эйленбург, Плессен, Хелиус, генерал фон Липпе, адмирал фон Зенден-Бибран, майор фон Якоби, врач Лейтольд и полковник фон Арним, один из многочисленных отпрысков этого прусского рода) отправились поездом на север.
На железнодорожной станции Пенрит их встретили представитель охотничьего общества — «Куорн» в полном облачении, почетный караул йоменов в красочных мундирах и два всадника в голубых шинелях. По слухам, над доведением до совершенства своего внешнего вида и конской сбруи они трудились не менее двух месяцев. В первый темно-синий открытый фаэтон уселись хозяин с братом, Ланселотом Лоутером. За ними двинулись и остальные девять экипажей, в упряжке каждого — пара гнедых, на запятках — лакеи в ливреях — белые манишки и бриджи, желтые камзолы (желтый цвет был отличительным аксессуаром династии Лонсдейлов; его самого звали поэтому «желтым графом»), на левом рукаве каждого — семейный герб Лонсдейлов, на головах — шапки из меха бобра. По всему ходу движения порядок поддерживали полицейские. Предосторожность была не лишней: чтобы увидеть кайзера, в Пенрит съехалось множество любопытных; отели были переполнены, люди устраивались на ночлег в коридорах и прямо на улицах. Вильгельм, занявший сиденье напротив Лонсдейлов, был доволен: местные жители из окон и с крыш размахивали транспарантами с изображением имперского орла.
У въезда в замок кавалькаду встретила леди Лонсдейл. На флагштоке развевался кайзеровский флаг. К замку была протянута телеграфная линия, чтобы кайзер мог в любую минуту связаться с Берлином. Вильгельм вволю поупражнялся в стендовой стрельбе; дорога в три с половиной мили до стрельбища получила впоследствии название «императорской». Хозяин на всякий случай, если гость не будет доволен его помещением, арендовал резервное — в поместье графа Стратмора Уэммергилле в Йоркшире. Видимо, было задействовано и оно, поскольку до сих пор в Уэммергилле один из стендов называется «кайзеровским». Кайзер произвел 150 выстрелов дуплетом, поразив 60 мишеней, что в принципе неплохой результат, но, говорят, он был достигнут не без помощи спрятанных от глаз стрелка снайперов, которым Лонсдейл предусмотрительно поручил дублировать его выстрелы. В качестве сюрприза хозяин пригласил высокого гостя пройтись по лесу, захватив ружье: авось вдруг выскочит какой-нибудь зайчишка. Укрытые в чаще слуги по сигналу выпускали заранее пойманных зверьков, и в результате, к вящему удовольствию кайзера, его охотничья добыча составила ни много ни мало шестьдесят семь тушек.
Вечером слух хозяев и гостей услаждал оркестр из двадцати четырех музыкантов под управлением маэстро Гамильтона, который специально по этому случаю сочинил «Императорский вальс» и песенку «Всегда добро пожаловать!». Лонсдейлу посвящалась музыкальная пьеса «Верена». Разумеется, были исполнены «Вахта на Рейне» и достославная «Песнь Эгиру». По воспоминаниям Лонсдейла, Вильгельм зарекомендовал себя «хорошим гостем» — в том смысле, что не требовал к себе особых знаков внимания, а, наоборот, стремился, чтобы все чувствовали себя легко и непринужденно. Он отпустил несколько шуток по адресу своих адъютантов, устроивших гонки на велосипедах по террасе. Когда Август Эйленбург разбил себе голову, свалившись с пони и объяснив случившееся норовистым характером четвероногой твари (леди Этель Лонсдейл на следующий день специально проехалась на оклеветанном животном; с ней, разумеется, ничего такого не произошло), Вильгельм сострил: «Скажите графу Эйленбургу, что я думаю ввести новую форму для офицеров своего штаба — жокейскую».
В знак благодарности Вильгельм решил подарить хозяину свое изваяние в мраморе. Из-под резца скульптора Шотта уже вышло несколько бюстов кайзера, видимо, это был еще один. Сразу по прибытии на место его спрятали среди пальм. Вечером накануне отъезда Вильгельм знаком прервал оркестр, исполнявший имперский гимн, и торжественно открыл ящик, в котором был упакован бюст. Последовала торжественная, хотя и несколько корявая по стилю тирада: «Я не могу найти лучшего способа выразить мое глубочайшее уважение к Вам лично и мою благодарность за оказанное мне гостеприимство, чем просить Вас принять этот дар в знак моих самых дружеских чувств». По поводу этого бюста рассказывали и другую историю: его вынули из ящика еще раньше и решили сразу установить на постамент, чтобы потом уже в таком законченном виде представить всю композицию почтенному обществу. Проблема была в том, чтобы найти подходящий постамент. Один из адъютантов предложил выход: вокруг в усадьбе полно статуй римских императоров, хозяин не обидится, если голову одного из них временно заменить головой Вильгельма. Когда тот узнал, как была решена проблема с постаментом — путем обезглавливания римского императора, он рассмеялся и проговорил: «Наверняка это был Калигула!» [10]
После пятидневного пребывания в усадьбе Лонсдейлов кайзер со своей свитой отбыли в Лейт, где их ожидала яхта «Гогенцоллерн». Говорили, что Лонсдейлы потратили целое состояние на то, чтобы принять немецких гостей. Лорд отрицал, что чрезмерно потратился. Но что значило «чрезмерно» для человека, который привык платить шестьдесят — семьдесят фунтов за простой обед? Скупость не относилась к его порокам.
III
Гогенлоэ в это время занимался тем, что пытался претворить в жизнь реформу системы военной юстиции, разработанную военным министром Бронзартом фон Шеллендорфом. Необходимо было распространить на весь рейх эти новшества — прежде всего более открытую систему судопроизводства. В 1869 году в Баварии Гогенлоэ удалось это сделать без труда, но со стороны прусской военщины этот проект вызвал бешеное сопротивление. Канцлер, желавший наладить отношения с рейхстагом, попал в незавидное положение — он и без того имел массу проблем с аграриями. Министр внутренних дел Келлер, действуя через Плессена и Ханке, сумел соответствующим образом настроить кайзера, и тот тоже выступил против реформы. Дело дошло до того, что Бронзарт фон Шеллендорф вызвал Келлера на дуэль.
Нельзя сказать, чтобы Вильгельм при всей своей зависимости от военного окружения был тупым реакционером-милитаристом. Верно, что порой его стремление к новому принимало комичные формы; так, например, за последние шестнадцать лет его правления он внес ни много ни мало тридцать семь изменений в армейскую форму. Его, несомненно, заботил вопрос об улучшении пищевого довольствия в армии — он лично определял меню и норму спиртного для военнослужащих. Он выступал за омоложение офицерского корпуса армии и флота, благодаря чему в армии, в том числе в самых элитных полках, стали служить выходцы из буржуазных семей. Вильгельм был против рукоприкладства по отношению к солдатам,
