— Я почти не слышу гармонии в правой руке. И очень важно, чтобы эта часть прозвучала глубоко и сильно, развила предчувствия, обозначенные в первой. Впрочем, давай третью.
Ей хотелось начать с затаенной злости и постепенно перейти к глубокой, набухшей скорби. Это ей подсказывал разум. Но руки жевали клавиши, точно болтающиеся макароны, и она уже не могла вообразить, какой должна быть музыка.
Когда утихла дрожь последней ноты, он захлопнул книгу и неторопливо встал со стула. Подвигал из стороны в сторону челюстью — между приоткрывшихся губ она разглядела розовую линию языка и крупные прокуренные зубы. Он аккуратно разместил Бетховена на стопке других нот и вновь оперся локтями о гладкую черную крышку рояля.
— Нет, — просто сказал он, глядя ей в глаза.
У нее задрожали губы.
— Я не могу. Я…
Его губы неожиданно растянулись в улыбку.
— Послушай, Бенхен, — заговорил он совсем по–другому, с нажимом. — Ты ведь еще играешь «Мелодичного кузнеца»[7] Я же говорил тебе не убирать его из репертуара.
— Да, — сказала она. — Я иногда его репетирую.
Таким голосом разговаривают с маленькими детьми.
— Это первая вещь, над которой мы с тобой работали вместе — помнишь? Ты так сильно ее играла — как настоящая дочь кузнеца. Видишь, Бенхен, я так хорошо тебя знаю — будто ты моя собственная дочка. Я знаю все, что ты… я помню, какие вещи ты играла лучше всего. Ты раньше…
Он замолчал, точно запутавшись в словах, и затянулся мятым обломком сигареты. Дымная струйка выползла изо рта и заклубилась серым туманом над тонкими прядями волос и детским лбом.
— Играй легко и просто, — сказал он, зажигая лампы у нее за спиной и отступая от рояля.
На секунду он задержался прямо в центре круга света. Потом вдруг присел на корточки.
— Смелее, — скомандовал он.
Она не могла отвести от него взгляд; он сидел, опираясь на пятку и выставив для равновесия вторую ногу вперед, сильные мышцы натягивают ткань брюк, спина прямая, локти крепко упираются в колени.
— Проще, — повторил он, взмахнув мясистой рукой, — представь кузнеца и яркий солнечный день. И он работает — легко и непринужденно.
Она была не в силах смотреть на клавиши. Свет лампы играл в волосках на его руке, стекла очков сверкали.
— Ну, вперед, — скомандовал он.
Словно все ее кости внутри стали полыми, словно в теле не осталось ни кровинки. Сердце, которое весь день как заведенное колотилось о грудную клетку, неожиданно затихло. Точно медуза — серое, вялое, с усохшими краями.
Его лицо разрасталось, заполняя пространство перед глазами, придвигалось все ближе и ближе, вены на висках судорожно бились. Словно обороняясь, она перевела взгляд на рояль. Губы затряслись, как желе, нахлынули беззвучные рыдания, и белые клавиши превратились в расплывчатую мокрую полосу.
— Я не могу, — прошептала она. — Я не понимаю, почему, но я не могу — не могу больше.
Все его напряженное тело обмякло, и, прижимая к себе одну руку, он медленно поднялся. Схватив ноты, она рванулась мимо него к двери.
Пальто. Рукавицы и галоши. Учебники и нотная папка, которую он подарил ей на день рождения. Все, что принадлежало ей в этой затихшей комнате. Быстро — чтобы он не успел ничего сказать.
Проскакивая через прихожую, она не могла не бросить взгляд на его руки: вяло и бесцельно они висели вдоль тела, подпиравшего дверной косяк. Дверь плотно захлопнулась. Волоча за собой нотную папку и книги, она, спотыкаясь, слетела по лестнице, повернула в сторону от дома и побежала по улице — уже суматошной и шумной от велосипедных звонков и криков играющих детей.
Примечания
1
От нем.
2
«Путешествие господина Перришона» — пьеса французского комедиографа Эжена Марена Лабиша (1815–1888)
3
Эрнст Блох (1880–1959) — швейцарско–американский композитор, разрабатывавший в музыке еврейские мотивы.
4
Джон Пауэлл (1882–1963) — американский композитор и пианист. «Вирджинская соната для скрипки и фортепиано» написана в 1919 г.
5
Леди Майра Хесс (1890–1965) — британская пианистка.
6
Артур Шнабель (1882–1951) — американский пианист и композитор, знаменитый исполнением произведений Моцарта, Бетховена и Шуберта.
7