чаще, чем самцы, а кое-где самцы вообще весьма миролюбивы.
У человека соотношение агрессии, доминантности, насилия и антисоциального поведения еще сложнее. Вывести его просто из уровня тестостерона невозможно. Во-первых, нужно различать базовый, более или менее постоянный уровень тестостерона и его временные, ситуативные флуктуации. Во-вторых, надо различать соревновательно- доминантное и агрессивно-насильственное поведение. В-третьих, между уровнем тестостерона и поведением существует двусторонняя взаимосвязь. Замеры уровней тестостерона в ситуации соревнования (испытывались участники теннисных и борцовских соревнований, студенты-медики после экзамена и соискатели должностей после собеседования) показали, что у победителей уровень тестостерона резко повышается, а у проигравших остается тем же или снижается. При этом ключевым фактором был не сам по себе тестостерон, а достижение успеха: в результате переживания успеха, достижения в борьбе секреция тестостерона повышается, но предсказать по уровню тестостерона, кто победит, невозможно. Кроме того, это верно и для женщин (Kemper, 1990).
Как показывают психологические исследования, отнюдь не все мужчины и мальчики напористы и агрессивны. Агрессивность мальчишеских групп и мужских компаний – феномен не столько индивидуальный, сколько групповой: сильным и агрессивным мальчикам легче завоевать господствующее положение в иерархической структуре мальчишеской группы. Это способствует утверждению соответствующего стиля взаимоотношений и системы ценностей, которые предъявляются остальным в качестве нормы независимо от их индивидуальных качеств. Мальчики учат друг друга драться, быть «крутыми» и не допускать «телячьих нежностей» (см. также раздел 1.7.1 и главу 5). Отождествление маскулинности с насилием психологически типично не столько для сильных, сколько для слабых мужчин, которые не уверены в своей маскулинности и которым кажется, что их всюду подстерегают опасности (Savran, 1998). Психологи предполагают, что более терпимое и доброжелательное отношение к проявлениям эмоций у мальчиков способствует снижению накала их потенциальной агрессивности, а социальный плюрализм позволяет направить агрессию по каким-то социально приемлемым каналам (соревновательный спорт или рок-музыка). На этом основана педагогическая стратегия психологического «разоружения» мужчин и воспитания мальчиков в духе мира и сотрудничества.
Сохраняются и некоторые особенности мужской сексуальности. При всем выравнивании мужских и женских сексуальных сценариев молодые мужчины по-прежнему отождествляют маскулинность с сексуальностью, осмысливая последнюю главным образом количественно – размеры пениса, сила эрекции, частота сношений и количество женщин. Мужская сексуальность остается более экстенсивной, предметной, не связанной с эмоциональной близостью, и переживается не как отношение, а как завоевание и достижение. Многие юноши ассоциируют взрослость с началом сексуальной жизни, а реализацию потенции – с агрессией и насилием. Печальное подтверждение этого – статистика изнасилований: около четверти всех изнасилований и половину сексуальных преступлений против детей совершают подростки и юноши.
Как и в других случаях насильственной агрессии, сексуальное насилие зависит от комплекса социокультурных и индивидуально-психологических факторов. Американские студенты, совершившие сексуальные нападения на женщин, отличаются прежде всего сексистскими установками, отношением к женщине как объекту, причем эти установки разделяют их друзья и товарищи. В то же время важнейшая психологическая черта молодых мужчин, ведущих интенсивную сексуальную жизнь и имеющих связи с большим количеством женщин – любовь к новизне и риску, с которой коррелируют гипермаскулинность, физическая привлекательность, эмоциональная раскованность и повышенный уровень тестостерона (Bogaert, Fisher, 1995). Иными словами, эти молодые люди объективно сексуальнее других и полнее персонифицируют в себе традиционные ценности маскулинности – предприимчивость, смелость, раскованность, любовь к риску и т. д. Это дает им серьезные преимущества перед сверстниками. По данным американского лонгитюдного исследования (Feldman, 1995), мальчики, которые обладали наибольшей популярностью среди сверстников в 6-м классе, не только сохранили свое ведущее положение в старших классах, но и раньше других начали сексуальную жизнь и имели больше сексуальных партнерш. Это значит, что девушки любят тех же самых мальчиков, которые пользуются популярностью в мальчиковых группах. Но – оборотная сторона медали – именно эти юноши чаще проявляют сексуальную агрессию и злоупотребляют доверием своих подружек, а также используют алкоголь и наркотики.
Таким образом, трансформация традиционных мужских ценностей и канонов маскулинности повесеместна и необратима. Этот процесс давно уже идет во всем мире, включая постсоветские страны. Но смешение дескриптивных, аскриптивных и прескриптивных черт маскулинности может порождать опасные иллюзии.
Хотя каноны маскулинности и фемининности взаимосвязаны, женские жизни и образы меняются и обновляются быстрее мужских, а женские представления о мужчинах и представления мужчин о самих себе часто не совпадают. При этом одни склонны преувеличивать, а другие – преуменьшать масштабы происходящих перемен. Традиционный канон (точнее – каноны) маскулинности претерпевает существенные изменения, и эта трансформация имеет объективные границы, обусловленные, с одной стороны, рамками полового диморфизма, а с другой – индивидуально-типологическими различиями. Тем не менее мир явно становится все более многообразным. Индивидуализация и плюрализация социального бытия влечет за собой неизбежность признания не только разных типов маскулинности и фемининности, но и тех индивидуальных стилей жизни, которые вообще не вписываются в эту дихотомию.
6.1. Индивидуальное психологическое консультирование и психотерапияОтсутствие официально утвержденных диагностических единиц является серьезной помехой для выявления и коррекции проблем, порождаемых традиционной мужской ролью (Берн, 2001). В справочнике DSM-IV (Diagnostic and Statistical Manual of Mental Disorders), выпущенном Американской психиатрической ассоциацией в 1994 г., не существует диагностических единиц, соответствующих мужскому гендерно-ролевому стрессу, мужскому гендерно-ролевому конфликту, компенсаторной мужественности и алекситимии. П. Каплан (Caplan, 1991) предложила ввести для мужчин отдельную диагностическую категорию под названием «личностное расстройство бредовым доминированием» (delusional dominating personality disorder). Помимо всего прочего, эта категория включает в себя неспособность устанавливать и поддерживать межличностные взаимоотношения, неспособность распознавать чувства других людей и выражать свои чувства.
Однако создатели очередной версии справочника DSM, настаивая на включении в него ряда малоизученных специфически женских расстройств, при этом категорически отказались от рассмотрения соответствующей мужской патологии. Так или иначе, клиническим психологам и психиатрам необходимо обращать больше внимания на проблемы, создаваемые традиционными гендерными ролями, и тем самым помочь мужчинам развить новые для них навыки и, возможно, оспорить старые роли (Brooks, 1998; Gilbert, 1999; Good et al., 1990; Mahalik, 1999).
Гуд и его коллеги (Good et al., 1990) доказывают важность подхода, принимающего во внимание гендер, при работе со всеми пациентами. Этот подход включает в себя понимание того, как на пациента повлияли социализация и сексизм. Левант (Levant, 1992) добавляет, что такая терапия требует от терапевта понимания того, что в процессе лечения может возникнуть необходимость применять навыки или модели поведения, не соответствующие традиционной мужской роли, например открыто выражать чувства. О’Нил и Иган (O’Neil, Egan, 1992) предложили терапевту отправляться вместе с клиентом в «гендерно-ролевое путешествие», в ходе которого они разберутся в том, каким образом гендерные роли и стереотипы привели к негативным последствиям у них самих и у окружающих, добьются в конечном итоге изменений и раскроют глаза другим на опасности сексизма. О’ Нил с соавт. разработал план работы мастерских, которые должны облегчить это гендерно- ролевое путешествие (O’Neil, Roberts Carroll, 1987, 1988). Однако большинству клинических психологов, к сожалению, по разным причинам не удается сконцентрироваться на традиционных гендерных ролях как источниках проблем клиента (Kupers, 1993).Кроме того, все указанные авторы говорят о специфических трудностях, возникающих в психотерапевтической работе с клиентами- мужчинами. Одна из наиболее часто упоминаемых трудностей такого рода заключается в несоответствии культуры психотерапии нормам маскулинности. Например, идеальные клиенты для психотерапии – люди эмоционально экспрессивные, спокойно относящиеся к неопределенности и собственной уязвимости и способные просить о помощи. В то же время процесс социализации создает у мужчины такие качества, как избегание эмоциональной экспрессии, слабости или чувствительности и стремление решать свои проблемы без посторонней помощи (Addis, Mahalik, 2003; Campbell, 1996; Good, Wood, 1995; Mahalik et al., 2003; Rochlen et al., 2002; Sharpe et al., 1995; Wilcox, Forrest, 1992).
В специальном выпуске «Журнала клинической психологии», посвященном практическим и теоретическим моделям исследования мужчин и маскулинности в клиническом психотерапевтическом контексте (Rochlen, 2005), достаточно подробно
