значимых минералогических открытий только потому, что слишком поздно поняли золотое правило первопроходца — забота о сохранении пещерных красот есть в частности и забота об их сохранении для науки. Если уникальный непонятный кристалл висит сбоку — пусть себе висит, пока не появится надежных методик неразрушающей диагностики. Если же он растет на тропе, где неизбежно будет стерт в порошок животами ползущих — забота о его сохранении заключается именно в том, чтобы его отломать. Есть в экспедиции минералог — можно вынести, нет — надо забазировать там же рядом с тропой. Или на лагере. Это уже второй вопрос. Главное, что нельзя допустить повторения того, что произошло с крошечными ярко-зелеными кристаллами в шкурнике у зала Водопадного — у нас не было достаточно тары для выноса, и мы их оставили на полу, с жутким трудом всю экспедицию пробираясь над ними в распоре под потолком. Что само по себе нетривиально, учитывая ширину прохода без малого метр и высоту сантиметров шестьдесят. Единственный маленький образец, пробирка под который нашлась, в Москве решили перед анализом вымыть — он слегка запылился. И кристаллы немедленно и без остатка растворились. В следующую экспедицию мы ехали с уверенностью в том, что открытие на подходе — нужно только взять еще один образец, ведь мы этот участок пола сохранили. И это оказалось невозможным — через месяц после нас туда попала команда Фроловой из Красноярска. Хорошая, между прочим, команда, с великим пиететом относящаяся ко всему, что в пещере растет. Но кристаллов не стало — не заметили и заползали. Это не их вина — целиком наша. Нужно было убрать с тропы.
Между прочим, первопрохождение само по себе — ерунда. Топосъемка в красивых залах и лабиринтах — гораздо большее мучение, чем собственно первопрохождение. Они за счет всевозможных красивостей и так имеют сложную и обычно не просматриваемую конфигурацию, поэтому носиться как тому, кто с компасом, так и тому, кто с концом рулетки, приходится вполне изрядно. А тут еще и натеки, которые нельзя сшибать и пачкать, но которые совершенно вмертвую цепляются за комбез, рулетку и особенно за шланг гидронивелира, озера, в которые нельзя наступать — словом, хоть бабочкой порхай. На третьем или четвертом часу такого развлечения видеть все эти красоты уже не хочется, а хочется, наоборот, добраться до чего-нибудь, где будет на что без ущерба натекам умостить свой грязный зад, куда плюнуть, и чтобы глаза отдохнули от всей этой заковыристой хреномотины. Вери блятифул!
Что еще хуже — это когда через красивые места надо тащиться за водой. В отличие от топографического набора, канистра с водой еще и весит изрядно — пуд с гаком. Тропа, по которой налегке можно нормально идти или ползти не сшибая ничего вокруг, может превратиться в практически непреодолимое препятствие, если в руке имеется такой нарушающий равновесие предмет. Самое же безобразие именно в том и состоит, что это неизбежно — основные озера и водокапы неразрывно связаны с красивыми местами. Причем именно того типа, где и без канистры ходить нелегко — скользко и покато. Практически все питьевые источники связаны с водой, поступающей из каньонов, а ее под каньонами достаточно для формирования натеков «обычного типа» — сталактитов, сталагмитов, покровных кор. Все это имеется в больших количествах, гладкое, скользкое и мокрое. Озера же в сухих участках пещеры, где растут гипсовые кристаллы и возможны удобные и не скользкие тропы, наполняются конденсирующейся на стенах влагой, насыщенной солями магния подчас до полной несъедобности.
Разумеется, все это совершенно серьезное возмущение паскудным поведением натеков держится только до очередного перекура. После пяти минут отдыха оно улетучивается как дым, и уже опять тянет выбраться на обзорную точку и продолжить отдых там. В молчаливом созерцании.
СТОЯНКА HOMO SAPIENS KAPKUTANIS
Стоят на пригорке два быка — старый и молодой. Внизу пасется стадо коров. «Слушай, друг, — говорит молодой старому, — а давай быстренько спустимся с пригорка и оплодотворим вон тех двух симпатичных телок?» — «Нет, мы спустимся медленно-медленно, и не уйдем, пока не оплодотворим все стадо».
Приведенный анекдот является чуть ли не самым популярным в спелеологической среде, к тому же — во всем мире. Спелеологи — люди обстоятельные, основательные и неторопливые, российские спелеологи — вдвойне. Спелеологи, исследующие Кап-Кутан — втройне.
Есть еще один анекдот, точнее загадка. Пещера Жан-Бернар, на плите над большим колодцем горит два огонька — что это такое? Ответ — два французских спелеолога готовятся к спуску. Второй вопрос — та же пещера, та же плита, горит три огонька — что такое? Шесть польских спелеологов готовится к спуску. Третий вопрос — та же пещера, та же плита, горит четыре огонька — что такое? Один русский спелеолог готовится к спуску. Кап-Кутанские спелеологи Жан-Бернар обычно не посещают, иначе в четвертом вопросе фигурировал бы еще как минимум примус с чайником и слышался бы стук кувалды.
Как театр начинается с вешалки, так и спелеология начинается с подземного лагеря, и все особенности спелеологической команды ярчайшим образом проявляются именно в лагере. Рассмотрим его повнимательнее. Особенностью Кугитанга является то, что поставить лагерь на поверхности возле входа, равно как и внутри в непосредственной близости от входа, практически невозможно. Причина в дикобразах, устраивающих логова в пещерах, а точнее, в их паразитах. Живущие на дикобразьей шкуре аргазиды (аргасовы клещи) имеют малоприятную способность иногда выпадать, и при попадании в сухую пыль — сохраняться в ней годами. Пока кто-нибудь теплокровный не забазируется поблизости. С голодухи им и человек годится, а укус у них — ох, какой неприятный. Они впрыскивают под кожу что-то типа желудочного сока, и язва не заживает пару месяцев. Мало того. Они еще и распространяют клещевой возвратный тиф — болезнь наподобие перемежающейся лихорадки, в приступах колотящую человека так, что хоть закусывай носовой платок, чтобы зубы не поколоть. Если не перебить первый же приступ лошадиной дозой широкоспектрального антибиотика типа левомицетина, возможны рецидивы с тяжелыми осложнениями. Поэтому даже если район работ экспедиции недалеко от поверхности, лагерь ставится подземный, причем обязательно дальше зоны привходовой сухости. Когда район исследований далеко от поверхности, лагерь волей-неволей приходится подтягивать к нему. Даже если это всего полтора часа ходу, ежедневные упражнения по передвижению в позе ползком вызывают такую зубную боль в коленках, что на третий день уже ничего не хочется.
Базовый подземный лагерь наших экспедиций в Кап-Кутане, если не расположен по необходимости в неудобном месте, поражает своими размерами. Обычно он занимает площадь никак не меньшую футбольного поля. Центральное место занимает, естественно, столовая, или «жрательный холм» — возвышение, вокруг которого в позе древних римлян возлежат спелеологи, возвратившиеся с выхода, или только что проснувшиеся. На нем проводится за чаем и анекдотами чуть ли не четверть всего времени. К столу принято переодеваться. На самом деле одежда для ношения в лагере отнюдь не чище комбезов — пещерные глина и пыль вездесущи, но это — одна из немногих традиций, связывающих нас с цивилизацией. Кроме того, тренировочный костюм и свитер просто приятнее пропотевшего комбеза. Вероятно, сама возможность такого времяпрепровождения, начисто отсутствующая в вертикальных пещерах спортивного типа, во многом определяет специфику Кап-Кутанской спелеологии.
Вторая примечательная часть лагеря — кухня. Так как понятие дежурства по кухне обычно отсутствует, ею обычно занимаются имеющиеся в составе конкретной экспедиции гурманы. Единственные обязательные атрибуты — развешанные на потолке сепульки (для спасения их от мышей), сохнущие комбезы, помойка, гексогазы и запас воды в канистрах. Помойка совмещается с кухней из вполне практических соображений — освободившиеся продовольственные сепульки используются для выноса помойки наверх, и поэтому накопление отходов вполне органично происходит именно там, где ожидается появление тары под них. Гексогазы — это горелки под «сухой спирт», обычно называемый в обиходе гексой (начальная часть его официального химического названия) и по ряду соображений используемый в качестве горючего. Конструкция гексогазов может быть различна. Иногда это просто очаг из трех камней, а
