тяжелые, и взрывоопасные, и доставка их, скажем, на километровую глубину, как в кавказских экспедициях недавно погибшего Владимира Киселева — задача чрезвычайно сложная и трудоемкая. Двойная сложность — и пещера, и подвода, двойная оторванность от мира, тройная опасность, четверной уровень необходимой технической подготовки, выделяют спелеоподводников в некоторую особую касту даже среди «сухопутных» спелеологов. Причем касту, для которой характерно и то, что все три главных особенности склада характера оказываются возведенными в квадрат. Что создает серьезные трудности, если штурм сифона вдруг оказывается успешным — открывается новое сухое продолжение. На этом подводники теряют всякий интерес, так как всерьез считают ныряние в сифон самым важным делом во всей спелеологии. А протаскивать их силами «сухопутную» штурмовую команду за сифон возможно далеко не всегда — собственно, оно возможно только в случае совсем несерьезного сифона.
Забавно, но само слово «спорт» в применении к спелеологии принципиально неверно. Спорт подразумевает какое-то соревнование, а с ним-то и тяжеловато. Две команды в одной вертикальной пещере в одно и то же время просто не могут оказаться — всенепременно запутаются друг у друга в навесках и проводах. В одном и том же сифоне — тем более. А через неделю и водопады посильнее или послабее, и на заброску вертолет достать удалось — словом, условия уже совершенно другие. В том же альпинизме вполне возможно естественно и органично устроить соревнования. В пещерах — нет. Любое соревнование с начала и до конца искусственно, хотя поиск возможностей их организации идет с того самого момента, как по чьей-то ошибке было произнесено слово «спорт». И вполне активно. И по ориентированию в лабиринтовых пещерах (чего в реальной спелеологии не бывает — или карта пещеры есть, или ее нет), и по лазанию по лестницам и веревкам, подвешенным на поверхности, и по скорости топографической съемки, и по обычному скалолазанию. Словом, по всему, что не имеет прямого отношения к спортивной спелеологии, ибо за отсутствием стратегии и тактики штурма спелеология исчезает, а остаются лишь выдранные из контекста отдельные ее технические элементы.
Попытки устроить соревнования «на натуре» тоже были. Например, по типу альпинистского чемпионата, в котором каждая команда заявляет на год десяток штурмов высокой сложности, а по итогам оценивают результат с учетом как стратегии, тактики и техники, так и нахальства (в смысле предварительно заявленных первопрохождений). И тоже не прошло. Это годится для профессионального спорта, а спелеологи — таки любители. Или с прохождением эталонных пещер на время, что оказалось настолько чуждым самому духу любой спелеологии, что отмерло само собой очень быстро.
И наконец, спелеологи спортивного толка склонны видеть в других командах своих соперников, без чего не может быть никакого спорта, даже в меньшей степени, чем спелеологи научного или первопроходческого толка. Словом, спортсмены-спелеологи на самом деле никакие не спортсмены, а просто технари. В самом высоком понимании этого слова.
Следующее по известности место занимает спелеология научная. Как самое логичное из видимых со стороны оснований для залезания человека под землю.
И смысл здесь есть, да и не малый. Пещеры действительно часто представляют собой большой научный и даже научно-прикладной интерес. Обычно их исследование может пролить свет на гидрогеологию горного массива, немного реже в них можно найти редкие или даже новые минералы. Чистые и стабильные условия образования минералов приводят к появлению всякой кристаллографической экзотики. Подземные ледники никак не менее интересны, чем горные или антарктические. Стабильный мягкий климат позволил пещерам послужить «убежищем» для некоторых животных на время ледниковых периодов, и часть популяций так и адаптировалась к пещерам, утратив зрение и окраску. О некоторых медицинских фокусах я уже немного писал, а вообще-то их гораздо больше, и преинтересных. А, скажем, для какой-нибудь археологии — так пещеры и просто сущий клад. Словом, сплошная наука на любой вкус.
Более того. Среди спелеологов велик процент людей, имеющих отношение к науке, причем самой разнообразной. А пещера, недогружая каналы восприятия, очень сильно стимулирует мозговую активность. И как результат — вечерний треп на подземном лагере изобилует совершенно парадоксальной чересполосицей из обсуждения бытовых проблем, планов на завтра и научных идей. Любых, и со всевозможными взаимопереходами. От медицины до космологии. Вплоть до подведения строгой физико- математической теории под известную теорему-хохму о том, что бутерброд падает маслом вниз — и немедленной постановки статистического эксперимента теми, кто оных выкладок, которыми был исписан весь глиняный пол, не мог понять. А главным образом такая «спонтанная» наука кренится в сторону медицины. Опять же из-за недозагрузки информационных каналов. Вторым следствием которой является то, что практически каждый начинает обостренно чувствовать все процессы в своем организме, становясь тем самым сущим кладом для попавшего в экспедицию врача с исследовательской жилкой. А всегда имеющиеся под рукой физики, математики и системные аналитики с исключительным азартом подключаются к интерпретации оных наблюдений, доводя дело до полного абсурда.
При всем том научная спелеология распространена гораздо меньше, чем это может показаться со стороны. Серьезные занятия любой наукой — вещь трудоемкая и дорогая. Не зря же народная мудрость гласит, что наука есть способ удовлетворения собственного любопытства за государственный счет. Спелеология — наука по преимуществу любительская, где никакого государственного счета нет в помине, а энтузиасты научных исследований за собственный счет хоть и встречаются, но не в таких уж больших количествах.
Почему государство не финансирует исследований, тоже, в общем-то, понятно. И вполне закономерно. В исследовании пещер тесно переплетаются весьма далекие друг от друга научные отрасли, и это совсем не вписывается в структуры и классификации науки академической. То есть вписать их, конечно, можно, но просто нерентабельно — потраченные на это время и силы любой спелеолог с гораздо большим удовольствием потратит на пещеры.
Прикладная же наука, где со всем этим проще, часто может дать деньги, но настолько однобока и коммерциализирована, что от предлагаемых проектов уже бегут сами спелеологи. Изучить на данных большой и красивой пещеры ту же гидрогеологию горного массива интересно и полезно, но если за исследованиями стоит сформулированная цель, скажем, перехватить туннелем подземную реку и отвести ее на турбины электростанции — это уже получается нечто чуждое природе спелеолога. А это — самый безобидный из вариантов, причем в нашей стране практически не встречающийся — гидротехническое строительство опирается на проекты подешевле. У нас гораздо чаще деньги под исследовательские проекты в пещерах выделяют военные, которых не интересует ничего, кроме утилизации пещер под всякие склады, геологические ведомства, сводящие все к добыче сувенирно-камнесамоцветного сырья, туристические фирмы, пытающиеся найти новые коммерческие маршруты. Словом — все те, кто за исследование и утилизацию одного аспекта интересности пещеры готовы заплатить уничтожением всех остальных аспектов, а то и самое пещеры. К чести спелеологов, случаи их подключения к таким проектам единичны. Обычно они как раз занимаются разрушением подобных проектов, одному из примеров чего посвящена вся следующая глава.
Я ни в коем случае не утверждаю, что научная спелеология совсем не поддерживается со стороны. Поддерживается, и немало. Иначе ее не было бы совсем. Но отнюдь не в той мере, в которой она могла бы давать исследователю средства к существованию, не говоря уж об обогащении. А именно в той, когда он, вкладывая в исследования некоторый свой собственный минимум финансирования, получает помощь, позволяющую расширить фронт работ. И такая помощь приходит с самых разных сторон и в самых разных формах.
Обращаясь к опыту моей собственной команды, попробую для примера перечислить, какую помощь мы имели для своих исследований, большей частью геологических, гидрогеологических и минералогических. Моя команда в первой половине восьмидесятых официально была зарегистрирована как спелеологическая секция ВИМСа — Всесоюзного Института Минерального Сырья, а параллельно имела представительство в Геологическом (тогда оно называлось Горным) научно-техническом обществе. Идея здесь была такая: если наша программа исследований включена в план деятельности Геологического общества и оно на эту тему сочиняет бумагу директору ВИМСа, то у того, как одного из учредителей Общества, появляется формальное основание к тому, чтобы позволить очередную поездку в пещеры провести не в отпускное, а в рабочее время. Конечно, без оплаты проезда и командировочных, но и этого
