согласилась: „Ладно, поехали. Попробую отвезти вас куда-то, где еще подают кофе“. Обращалась к нему на „вы“. Для меня это был человек, намного меня старше, к тому же русский. Короче, существовали нюансы…
Кофе пили втроем: я с дочкой и Турецкий. Он много говорил. Затем попросился ко мне в гости, поняв, что я девушка самостоятельная и независимая. Это нереально, — ответила я. — Вас, дорогой человек, никто потом не отправит оттуда в гостиницу, а моему ребенку нужно спать. Но Мишино „вероломство“ дало результат — пришлось все же пригласить его к себе. И лишь глубоко за полночь, а скорее под утро, я вызвала ему car service, чтобы он уехал в отель. Сарина в тот час уже давно спала…
Прежде чем сесть в такси, Миша предложил мне отправиться с ним дальше в американский тур. Я отказалась, поскольку приучена разделять работу и частную жизнь. Нас в Америке воспитывали чуть иначе, чем русских. Для отдыха есть несколько недель отпуска, а спонтанно бросить все дела и поехать в путешествие, развлекаться — не в моих правилах. И вообще, наше первое свидание не оставило во мне глубокого следа. Но через пару дней Турецкий позвонил из Чикаго, потом из другого города. Наши телефонные разговоры стали регулярными. Один из них длился едва ли не шесть часов!
О чем мы столько времени говорили? Трудно ответить. Ни о чем и обо всем, не касаясь личных отношений. Миша рассказывал о ребятах из хора, о том, как проходит тур, я — о своих бытовых делах, бизнесе. Постепенно я открывала в нем мужчину, определяла его человеческие качества. С ним было интересно общаться.
И в этих разговорах он меня „приговорил“. Я не из тех женщин, которым нужен условный Шварценеггер. Внешность, телосложение никогда меня в мужчинах сильно не интересовали. Важно внутреннее содержание, насколько он может меня увлечь. У Турецкого этого получилось. То, что мы столь долго общались по телефону, почти не зная друг друга, то, что у нас совпадали взгляды на многие вещи, не возникало споров, мы мыслили и чувствовали в одной тональности, меня ничего не раздражало — сыграло главную роль. Он, кстати, не упоминал в тех разговорах о своем участии в туре с Кобзоном, не бравировал другими звучными именами. Миша понимал: меня этими понтами не купишь. Я чуть-чуть другой человек, не воспитывавшийся на чинопочитании, преклонении перед сильными мира сего и т. п. В общем, когда Турецкий опять, после финального концерта тура в „Карнеги-холл“, вернулся ко мне в Даллас, у нас начался серьезный роман. Мы решили жить вместе. Для этого либо Михаил должен был переехать в Америку, либо я в Россию.
В США у меня было все прекрасно, отличная работа, собственный двухэтажный дом. Это благополучная страна. Казалось бы — выбор очевиден. Но мужчина всегда должен ощущать себя мужчиной. Подкаблучник мне не нужен. Если бы Турецкий переехал в Америку, чтобы он там дальше делал? Я бы занималась бизнесом, а Миша просто жил в моем красивом домике. Через год он бы мне надоел, и каждый из нас принялся бы подыскивать себе новую пару. Мужчина, в моем понимании, должен быть неким гарантом для семьи, для женщины. А жена может ему помогать».
Старшее поколение Лианиных родственников, в частности дедушка, скептически оценили романтический порыв внучки: какая еще Россия, зачем муж-артист? А ее отец, как две капли воды похожий на Кобзона (вот же везет Турецкому на символичные знаки судьбы), честно предупредил будущего зятя, что с характером своей избранницы он еще намается. Влюбленных тем не менее ничто не остановило. Преодолев массу бюрократических сложностей (один лишь вывоз в Россию маленькой Сарины, удочеренной Михаилом, потребовал изрядных усилий), молодая семья перебралась в Москву.
«В Америке мне доводилось встречаться со многими известными исполнителями, которых привозил папа, — рассказывает Лиана. — С Сашей Песковым там познакомилась, Игорь Николаев с дочкой ко мне приезжали. Но до сих пор особенно вспоминается визит одного народного артиста, не буду называть его имени. О-очень знаменитая фигура на российской эстраде, его все знают. Он пришел ко мне домой после концерта, а тут позвонил Турецкий. Когда я закончила разговор, „народный“ решил дать „добрый“ совет: „Зачем тебе нужен этот еврейский хоровик? Ну, окрутит тебя, и что дальше? Я тебе расскажу: он продаст твой дом, запишет на вырученные деньги свой новый диск, получит американский паспорт. И отлично устроится. Ты что, дура, не понимаешь, зачем ты ему нужна?“ Я выслушала всю эту мерзкую речь и выставила артиста вон. Больше мы с ним там не встречались. А в России, если пересекаемся на каких-то мероприятиях, прохожу мимо, не здороваясь».
Союз Лианы и Михаила даже записным злопыхателям трудно уличить и в другой известной расчетливости, предположив, что молодая, свободная девушка с ребенком умело вышла замуж за эстрадную звезду. Турецкий, при всей нарастающей востребованности его хора, выступлениях с грандами, типа Хулио Иглесиаса и того же Иосифа Кобзона, сольниках в «Карнеги-холл», звездой и даже просто преуспевающим музыкантом в начале «нулевых» еще не был. «Мужчина не определяется для меня высоким статусом или количеством миллионов на его счету, — замечает Лиана. — Важно, чтобы он не валялся праздно на диване, а ответственно выполнял свою работу, будучи артистом, инженером, водителем, кем угодно. Выйдя замуж за Турецкого, я сменила двухэтажный американский дом на двухкомнатную скромную московскую квартиру, где мы жили вчетвером с нашими дочерями Наташей и Сариной. И манна с небес нам не падала, и соседи специфические рядом находились. Но мы были счастливы. Иначе бы я, как человек вспыльчивый, что- нибудь решительно поменяла. Правда, я чуть-чуть прикрывала свой тыл, и дом в Америке не продавала. Так что, романтизм свой преувеличивать не буду…»
Хотя тесть и «стращал» Михаила крутым нравом Лианы, в семье Турецких как-то без надрыва воцарился гармоничный микроклимат. Даже самый потенциально сложный узел — налаживание контакта между взрослеющей Наташей и ее «новой мамой» — развязался легко и спокойно. «Мы друг друга не убили, — шутит Лиана. — А если серьезно: между нами не возникло отчуждения, дистанции, да и разница в возрасте у нас была не очень большая — девять лет. „Воспитывать“ 17-летнюю девушку мне уже, конечно, не требовалось. Ну, я могла ей кинуть какие-то фразы, типа: „Наташа, убери со стола“, „Наташа, помой посуду“. А она отвечала: „Когда петух в попу клюнет, я все научусь делать“. И действительно, когда „клюнул“, то есть когда она стала жить отдельно от нас, то всему научилась.
У Наташи сразу возникла дикая любовь к Сарине. Кроме того, что они спали в одной кровати, она о ней заботилась. Я могла спокойно на нее оставить маленького ребенка, когда нужно было куда-то поехать. Я знала, что Наташа ее помоет, накормит, поведет куда-нибудь в зоопарк, в кино. И они так и выросли. У Наташи на сегодняшний день нет более любимого человека, чем Сарина».
В Лиане Турецкий обрел не только «хранительницу очага», но и верного соратника. «У нас никогда не существовало правила: пришел домой — оставь рабочие проблемы за дверью. Мы все жили единой работой, — говорит Лиана. — Приехав в Россию, я сразу вошла в жизнь хора. Помню, первые кассовые концерты при мне по Германии, кажется, в 2002-м. Я там и на контроле стояла, билеты отрывала, и количество зрителей подсчитывала, и еще много разных функций выполняла. Я сразу поняла, что это за проект и куда мы идем. То, что со временем мы стали жить более обеспеченно, а „Хор Турецкого“ достиг больших высот, мне кажется, в некоторой степени плод наших совместных с Мишей усилий. Хотя, когда я так говорю, он смеется, полагая, что во всем его личная заслуга. Он действительно трудился безостановочно. У нас же свой офис, менеджмент появились лет пять назад. До этого были только артисты. Ни секретарш, ни пиарщиков, никого. Любые звонки шли напрямую Михаилу Борисовичу. Он сам себе был и секретарша, и пиарщик».
Да, в первой половине 2000-х маэстро продолжал сверхэнергичную деятельность. Он искал, доказывал, объяснял свою концепцию хора, просил средства для него и плавно готовил его ребрендинг. Одна из программ коллектива в Театре эстрады уже носила персонифицированное название «Вокальное шоу Михаила Турецкого».
Официальный пресс-релиз хора в 2002 году завершался следующим обращением за подписью Михаила Борисовича: «В случае Вашей заинтересованности в сотрудничестве с арт-группой „Хор Турецкого“, в спонсорском и меценатском участии в нашем творчестве, мы предлагаем организовать встречу в удобное для Вас время. Мы готовы также дополнительно представить Вам более подробную информацию о самом коллективе и его текущих и перспективных творческих проектах».
А израильской газете «Нон-стоп», в мае того же года, Турецкий доходчиво растолковывал свою эклектичную художественную платформу: «Мы участвуем в московском фестивале „Черешневый лес“, программа которого составлена из лучших исполнителей. Там нам заказывают нашу классическую программу. Это не эстрада, не хореография, а исключительно пение высочайшего уровня — программа на
