— Нас везде принимали очень радушно, миледи.
Арианна потрогала пряжку с двумя драчливыми лебедями.
— Я так люблю лебедей. По эту сторону Летних островов нет птиц красивее их.
— Ваши павлины могли бы это оспорить.
— Павлины — существа горделивые и тщеславные. То ли дело кроткие лебеди, как белые, так и черные.
Сир Бейлон, кивнув, пригубил вино. Он поддается соблазну не так легко, как сир Арис. Тот, несмотря на взрослые годы, был сущий мальчик, а этот — мужчина, знающий что к чему. Сразу видно, что ему здесь не по себе. Это понятно: Хотах чувствовал то же самое, приехав сюда много лет назад со своей принцессой. Бородатые жрецы обучили его общему языку Вестероса, но дорнийцы так трещали, что он ни слова не понимал. Дорнийки казались ему распутными, вино кислым, еда острой до невозможности, а солнце здесь грело куда жарче, чем в Норвосе.
Сир Бейлон проделал не столь долгий путь, но препятствий встретил немало. Посольство у них весьма многочисленное: трое рыцарей, восемь оруженосцев, двадцать латников, не считая конюхов и прочей челяди. В каждом дорнийском замке им оказывали королевский прием, устраивая пиры и охоты, но в Солнечном Копье их не встретили ни принцесса Мирцелла, ни сир Арис Окхарт. Сванн чувствует, что дело неладно, да и присутствие песчаных змеек должно тревожить его. Возвращение Обары ему, вероятно, — что уксус на рану. Старшая змейка села на свое место надутая и с тех пор ни слова не вымолвила.
Близилась полночь, когда принц Доран сказал:
— Сир Бейлон, я прочел привезенное вами письмо нашей королевы, да славится имя ее. Знакомо ли вам его содержание?
— Да, милорд, — снова напрягся рыцарь. — Ее величество предупредила, что я, возможно, буду сопровождать ее дочь обратно в Королевскую Гавань. Король Томмен скучает по сестре и хочет, чтобы она хоть ненадолго приехала ко двору.
— Мы все так полюбили Мирцеллу, сир, — с печальной миной вставила Арианна. — Они с моим братом Тристаном неразлучная пара.
— Принца Тристана тоже просят пожаловать. Уверен, что король Томмен захочет с ним познакомиться — у его величества так мало друзей, подходящих ему по возрасту.
— Узы, завязанные в детстве, держатся порою всю жизнь, — сказал принц Доран. — Тристан, вступив в брак с Мирцеллой, станет Томмену братом. Королева Серсея совершенно права: им следует познакомиться и подружиться. Дорну будет недоставать Тристана, но нужно же мальчику когда-нибудь повидать мир за пределами Солнечного Копья.
— В Королевской Гавани его встретят со всем радушием.
Почему он так потеет, этот сир Бейлон? В чертоге прохладно, а к жаркому он почти не притронулся.
— Что до других дел, о которых упоминает королева Серсея, — продолжал принц, — то место Дорна в малом совете и впрямь пустует после смерти моего брата — давно пора заполнить его. Льщу себя надеждой, что ее величеству пригодился бы мой скромный совет, но не знаю, достанет ли у меня сил для столь долгого путешествия. Что, если бы мы отправились морем?
— Морем? — опешил сир Бейлон. — Не опасно ли это, мой принц? Осень, как я слышал, пора штормов, а пираты на Ступенях…
— Да, ваша правда, сир… лучше ехать сушей, как вы. Завтра в Водных Садах мы обо всем скажем принцессе Мирцелле. Она, конечно, тоже скучает по брату и очень обрадуется.
— Мне не терпится снова ее увидеть. И посетить ваши Водные Сады — я слышал, они весьма красивы.
— Да, там царят красота и мир, — сказал принц. — Прохладный бриз, искрящиеся воды и детский смех — это самое любимое мое место, сир. Сады создал один мой предок, чтобы избавить свою невесту из дома Таргариенов от духоты и пыли Солнечного Копья. Звали ее Дейенерис, и она была сестрой короля Дейерона Доброго — именно этот брак сделал Дорн одним из Семи Королевств. Все знали, что она любит побочного брата короля, Дейемона Черное Пламя, а он любит ее, но у короля достало мудрости пренебречь желаниями близких ему людей ради народного блага. Сначала сады стали местом игр для детей Дейенерис, потом к маленьким принцам и принцессам прибавились дети лордов и рыцарей. Однажды, в особенно знойный день, принцесса допустила к прудам и фонтанам также детей своих челядинцев — так с тех пор и повелось. А теперь, сир, прошу меня извинить. — Принц выехал на кресле из-за стола. — Час поздний, а в дорогу отправляться чуть свет. Поможешь мне лечь, Обара? Вы, Нимерия и Тиена, тоже идите — пожелаете своему старому дяде спокойной ночи.
Обаре поневоле пришлось взяться за кресло и покатить его по длинной галерее в горницу принца. Следом шли ее сестры, Арео Хотах, принцесса Арианна и Эллария Сэнд. Замыкал процессию мейстер Калеотт, прижимавший к себе, как ребенка, череп Горы.
— Не намерен же ты всерьез отправить Тристана с Мирцеллой в королевскую Гавань? — Обара шагала быстро, клацая деревянными колесами по каменным плитам пола. — Если ты это сделаешь, девчонки мы уже не увидим, а твой сын станет заложником Железного Трона.
— За дурака меня держишь, Обара? Есть вещи, которые лучше не обсуждать у всех на слуху, но если будешь помалкивать, я поведаю тебе кое-что, чего ты не знаешь. И помедленнее, сделай такую милость: мое колено точно ножом пронзают.
Обара сбавила шаг.
— Что же ты в таком случае будешь делать?
— То же, что и всегда, — промурлыкала ее сестрица Тиена. — Медлить, темнить и увиливать. У кого это получается лучше, чем у нашего дядюшки?
— Ты несправедлива к нему, — заметила Арианна, а принц сказал:
— Помолчите.
Когда двери горницы благополучно закрылись за ними, он развернул кресло к женщинам. Мирийское одеяло, застряв между спицами, обнажило костлявые ноги с красными распухшими коленями и багровыми пальцами. У Арео Хотаха, видевшего это тысячу раз, заново сжалось сердце.
— Позволь, отец, — сунулась к нему Арианна, но принц вытащил одеяло сам. Ноги уже три года как отказали ему, но в руках и плечах еще сохранилось немного силы.
— С этим по крайней мере я справиться могу.
— Наперсточек макового молока, мой принц? — предложил мейстер.
— При такой боли разве ведро поможет. Не надо: моя голова должна оставаться ясной. Ты не понадобишься мне до утра.
— Дай-ка мне. — Обара забрала череп у Калеотта и стала разглядывать, держа на вытянутой руке. — Почем нам знать, что это Гора? Могли бы просто засмолить голову — зачем обдирать ее до костей?
Мейстер вышел, а Ним сказала:
— Смола испортила бы ларец. Никто не видел, как умер Гора, никто не видел, как с него сняли голову… Но зачем этой коронованной суке обманывать нас? Если Григор Клиган жив, правда рано или поздно выйдет наружу. Росту в нем восемь футов, другого такого нет во всем Вестеросе. Не хочет же Серсея Ланнистер прослыть лгуньей во всех Семи Королевствах, да и чего она могла бы добиться такого рода подлогом?
— Череп большой, спору нет, — сказал принц, — и нам известно, что Оберин тяжело ранил Григора. Во всех последующих донесениях говорилось, что Клиган медленно и мучительно умирает.
— Отец того и хотел, — вставила Тиена. — Я даже знаю, каким он ядом воспользовался: Клиган при всей своей огромности умер бы от самой малой царапины. Если вы не верите мне, то в талантах нашего батюшки можно не сомневаться.
— Я и не сомневалась. — Обара нежно поцеловала череп. — Что ж, для начала неплохо.
— Для начала? — удивилась Эллария. — По мне, так это конец. Они все мертвы: Тайвин Ланнистер, Роберт Баратеон, Амори Лорх, а теперь и Григор Клиган. Все, кто был виновен в убийстве Элии и ее детей. Даже Джоффри, который в ту пору еще не родился. Я сама видела, как он умер, раздирая себе горло ногтями. Чьей еще смерти ты хочешь? Неужели Мирцелла и Томмен тоже должны умереть, чтобы упокоились тени Эйегона и Рейенис?
