«Этот безумный, безумный, безумный мир».
Но в объединении «Экран» вслед за Ливановым не утвердили и Соломина. «Какой это Ватсон?! У него же русская курносая физиономия!» — пожимали плечами редакторши.
Большой проблемой была и миссис Хадсон. Я ведь собирался снимать комедию. Смешные комедийные старушки были, но уж больно «русские». Где было взять смешную пожилую англичанку? Была такая только одна — Рина Зеленая.
Ее тоже не утверждали.
«Стара! Она выжила из ума...» — вслед за начальниками твердил мой второй режиссер Виктор Сергеев.
«Не доживет, ничего не помнит», — заверяли меня в актерском отделе.
Но Рина Зеленая снялась во всех наших фильмах о Холмсе, у нее оказалась цепкая память, тончайшее чувство юмора и здравый смысл, какому могли бы позавидовать молодые.
Ее звали Екатерина Васильевна, как и мою маму.
— Рина Васильевна, — говорил я ей, — можно я буду звать вас Екатериной Васильевной?
— Уж лучше зовите Руиной Васильевной.
— Рина Васильевна, — обращался я к ней в другой раз, — все говорят, что у вас получается интересная роль. Давайте расширим ее.
— Ни в коем случае! Я еще никогда не играла мебель. Мне это нравится.
В костюмерной и гримерной она появлялась раньше всех. Садясь в кресло перед зеркалом, она каждый раз говорила, глядя на себя:
— Единственное, что у меня осталось, — это красота! Затянутая в корсет, она не могла свободно сесть на стул, пока мы не догадались сделать ей высокую скамеечку.
Но это было потом. А в начале была борьба с Центральным телевидением за всех троих главных исполнителей. Я уж не говорю о Бориславе Брондукове на роль инспектора Лестрейда.
Федул из «Афони» и Скотленд-Ярд?
Никогда!
Было ясное весеннее утро, начало смены речевого озвучания.
Виталий Соломин, только что приехавший из Москвы ранним поездом, стоял в тонателье перед микрофоном. На экране повторялись кадры с его изображением.
«Просыпайся, талантище!..» — похлопывая себя по щекам, произносил он.
В Академическом Малом театре в Москве, где работал Виталий, в то время готовился спектакль к очередному партийному съезду. Репетиции проходили ежедневно и при железной явке. А у нас съемки. И тоже каждый день...
Неделю Соломин провел в поезде, катаясь из Москвы в Ленинград и обратно. И ни разу за эту неделю не спал, ни дома, ни в гостинице!
Вскоре он стал приезжать к нам в обществе прелестной женщины. Мы начали снимать «Пеструю ленту», и спутница Виталия исполнила в этой серии сразу две роли — сестер-близнецов Элен и Джулии Стоунер. Звали актрису Мария Соломина.
«Моя жена, друг, товарищ и брат», — представил нам ее Виталий.
Я не знал в Москве более уютного и хлебосольного дома, чем их жилье сначала на Дорогомиловской, потом на Суворовском бульваре.. Две девчонки — Настя и Лиза, смешные дочки, лай собаки, суета на кухне. У плиты колдует сам Виталий Мефодиевич, Маша — объект его иронических комментариев. Но сколько в этих его словах было любви и семейного счастья. Странно, но я никогда не видел у них дома деятелей искусства, коллег. Были врачи, хирурги, толковые мужики...
И вот — не уберегли!..
НЕУЧ ВЕКСЛЕР
Актеров я выбрал удачно. Художник оказался замечательный. С композитором Владимиром Дашкевичем я работал уже на протяжении нескольких лет. Главная удача — нашел Оператора!
Я всегда знал, ЧТО мне нужно, но не всегда знал КАК именно. А теперь рядом был Юра...
Заслуженный деятель искусств РСФСР, лауреат Государственной премии СССР, многократный лауреат профессиональной премии имени Андрея Москвина Юрий Векслер был неучем — десять классов и никакого специального образования.
Он был сыном ленфильмовского художника Аркадия Векслера. Мальчишкой ездил по экспедициям, хулиганил, дрался... Но однажды отцу надоели эти «художества» сына, и Юра был отправлен в цех комбинированных съемок учеником фотолаборанта.
Дмитрий Долинин, выпускник ВГИКа, привлек этого «комбинатора» в свою группу сначала ассистентом, а потом вторым оператором на картине Виталия Мельникова «Семь невест ефрейтора Збруева». Чуть позже в титрах оба уже значились как операторы. И дело тут не в приятельстве.
Векслер был оператором от бога: темперамент, помноженный на интуицию, врожденная культура глаза плюс свобода от догм. Юра был не просто оператором — он был оператором художественного кино. Что это значит? Это значит уважение к драматургии и актерам, обязательное участие в поисках грима и костюмов.
Актеров он снимал, влюбляясь в них. Не случайно он был мужем удивительной красавицы Светланы Крючковой.
Но втайне он мечтал о режиссуре. Когда Юру госпитализировали с последним инфарктом, на столе у него лежал сценарий Алексея Германа и Светланы Кармалиты «Долгие ночные стоянки», который он готовился снимать как режиссер.
...Репетируем в павильоне. Юра молча наблюдает. Актеры примеряются к декорации. Затем Ливанов и Соломин усаживаются в кресла.
«Стоп, — говорит Юра. — Дальше крупные планы. Я готов снимать».
Оказывается, все это время он вполголоса давал указания второму оператору по поводу света, рельс, тележки, оптики...
И до и после этого мне часто приходилось заглядывать в визир кинокамеры, чтобы убедиться, правильную ли крупность установил оператор. Но при работе с Векслером такой необходимости не было.
Ладно скроенный, поджарый, голубоглазый, со смуглым лицом, украшенным светлыми офицерскими усами, Юрий Аркадьевич пользовался большим успехом у ленфильмовских женщин. «Еврей-белогвардеец!» — смеялся Ливанов.
Съемки первого фильма о Холмсе начинали в Риге.
С Векслером и Капланом нашли «Бейкер-стрит» (на этой же улице чуть раньше «жил» и пастор Шлаг из «Семнадцати мгновений весны»). Нашли «дом № 221-б», нашли и «усадьбу Ройлота». Остальную Англию снимали в Ленинграде, на Петроградской стороне, в третьем павильоне «Ленфильма».
И этот самый павильон № 3 мы чуть было не спалили.
Теперь я знаю, какая страшная вещь огонь! А тогда небольшой эпизод с поджогом комнаты Холмса казался пустяком. И все же в последнюю минуту я засомневался в безопасности павильонных этих съемок...
Тогда Марк Каплан построил на пустыре филиала «Ленфильма» в Сосновой Поляне копию комнаты Холмса. Столяры на скорую руку сколотили похожую мебель. Юра Векслер поставил на всякий случай две камеры. В этой сцене хулиганы бросали с улицы огненные шары, а Ватсон должен был гасить их.