Г. В. Андреевский
Повседневная жизнь Москвы в сталинскую эпоху. 1930-1940-е годы
От автора
Написать эту книгу меня побудили две причины. Во-первых, хотелось еще и еще рассказывать о жизни москвичей того времени и, во-вторых, нельзя было их бросать на середине пути, ведь эпоха, в которую они жили, еще не кончилась. Эпоху эту определяла не только личность Сталина, но и весь тот заряд энергии и идей, который был вызван Великой русской революцией 1917 года. Те, кто родился в начале двадцатых, стали теми, кто защищал Москву, погибал в Сталинграде, брал Берлин, восстанавливал страну после очередной разрухи. Оборвать рассказ о жизни этих людей последним предвоенным годом было так же нелегко, как, разбежавшись, остановиться на краю пропасти. К тому же у меня имелись записи воспоминаний Курлина и Барабанова, прошедших войну. Я сделал их еще в шестидесятые-семидесятые годы и рад тому, что они пригодились.
При работе над первой книгой о Москве двадцатых-тридцатых годов я совсем упустил из виду такую интересную тему, как школа. Впрочем, это, может быть, и к лучшему. Нельзя такую тему делить на части и десятилетия, уж очень связаны в ней между собой двадцатые, тридцатые и сороковые годы. О послевоенной школе помнят у нас многие. Как было бы здорово собрать воспоминания о ней в большой толстой книге, тем более что цензуры теперь нет и единственными недругами памяти народной являются у нас безденежье и склероз.
Новая тема сороковых годов – это враги. Им, врагам, посвящена отдельная глава. В мирные довоенные годы основным нашим противником считался враг внутренний, а враг внешний был потенциальным. Теперь, в сороковых, мы обрели настоящего внешнего врага. Еще раз, после азиатского нашествия и вторжения Наполеона, России пришлось подняться не только на свою защиту, но и на защиту всей европейской цивилизации. Эту великую миссию она с честью выполнила. Рассказ о жизни в фашистской Германии прямого отношения к повествованию о Москве, конечно, не имеет, но он, как мне думается, оттеняет жизнь наших людей и черты нашего народа, того самого народа, которого одни считают избавителем человечества от «коричневой чумы», другие – диким обитателем европейского захолустья, а третьи – тем и другим вместе.
Москвичи мне интересны такие как есть. Я вижу их не из космоса, а из окна троллейбуса. Они умиляют меня и раздражают, смешат и возмущают. То я люблю их, то ненавижу. Мне хорошо среди них не потому, что они такие хорошие, а потому, что они мой воздух, среда моего обитания, как вода для рыбы, как горячий песок для черепахи, как лес для ежа. Старые кривые переулки в Москве меня радуют не меньше широких красивых проспектов. Я тоскую по деревянным домишкам и дворам, поросшим травой, по дребезжанию «Аннушки», катящейся через всю Москву, по лошадям, развозящим фургоны с хлебом, по зрителям и болельщикам давно прошедших лет. Это чувство грусти и тоски по прошлому не в последнюю очередь побудило меня к тому, чтобы начать давить клавиши компьютерной клавиатуры (чуть не сказал «взяться за перо»). Хочется надеяться, что я это сделал не зря.
Кто-то упрекнет меня в том, что я не показал в книге героический труд москвичей во время войны и в послевоенные годы, кто-то – в том, что я умолчал о травле «безродных космополитов» в конце сороковых годов и пр. Не спорю – темы эти важные и интересные, но о них и так много написано. Вряд ли я смог бы добавить здесь что-либо существенное. Вот рассказать о том, что неизвестно, о чем раньше не писали, это интересно, но, к сожалению, это не всегда получается, так как не все архивы допускают к себе «вольных литераторов». Это, может быть, и правильно, но от этого грустно. Когда я работал в Генеральной прокуратуре, то, пользуясь служебным положением, мог читать уголовные дела той эпохи. На их страницах запеклась, как говорится, кровь эпохи. Я открывал для себя тайны ее повседневной жизни. Так, например, я узнал, что во время осады Ленинграда женщины, живущие на его окраине, ходили через линию фронта за продуктами на территорию, оккупированную немцами. Командиры нашей передовой линии выписывали им пропуска, и они с сумками и кошелками отправлялись в соседний населенный пункт, занятый врагом, а купив, что нужно, возвращались обратно. Да, немало сюрпризов из области нашей повседневной жизни преподносит нам изучение прошлого. Остается только удивляться. Поистине повседневная жизнь нашего народа полна чудес и невероятностей. Изучать их одно удовольствие.
Глава первая
ПРЕДЧУВСТВИЕ
В ночь под новый, 1941 год, когда столбик термометра в Москве опустился до двадцати семи градусов, в Московском зоопарке обледенел и погиб белый лебедь. Этому незначительному в масштабе города, а тем более страны, событию, наверное, не стоило придавать особого значения, но кое-кто из москвичей, наиболее впечатлительных, наверное, посчитал его дурным предзнаменованием. Что ж, наше желание превращать знамения и приметы в верстовые столбы истории понятно: страшновато жить в непредсказуемом мире. Лебединая песнь, которой закончился последний предвоенный год для советских людей, была не единственным дурным знаком на будущее. Настораживало, в частности, расположение планет на небе. Весь 1941 год, а особенно конец его, должен был пройти под кроваво-красным блеском воинственного Марса, в то время как свет Меркурия и Венеры, покровителей торговли, плодородия и любви, до нас почти не доходил. Казалось, им было неуютно в нашем мире.
Но люди не довольствовались гибелью белого лебедя и кровавым отблеском Марса. Они сами стали дразнить лихо, которое тогда еще было довольно тихо. Перед самой войной, 18 июня, советские ученые раскопали могилу Тимура-Тамерлана. Раскопали, убедились в том, что Тимур был действительно хром, и снова закопали.
Я, между прочим, не знаю, есть ли на земле другой такой народ, как наш (за исключением его мусульманской части), который так любит выкапывать из земли своих покойников. Родственники и близкие покончившего с собой или погибшего в результате несчастного случая одолевают органы милиции и прокуратуры требованиями об эксгумации трупа, стремясь доказать, что похороненный был непременно убит. Создается впечатление, что в глубине души эти люди надеются на то, что покойник на свежем воздухе прочихается, прокашляется и оживет.
Ученые, вскрывая могилу Тамерлана, на такой эффект, конечно, не рассчитывали, им просто было интересно взглянуть на великого завоевателя. К тому же науке представился случай показать, что все эти разговоры о том, что, вскрыв могилу, они выпустят на волю дух войны, являются не чем иным, как суеверием темных, некультурных людей. Не подумали они о том, что предрассудок, совпав с реальностью, становится чем-то большим, чем предрассудок, он становится предзнаменованием.
Кто-то считал, что война между Третьим Римом и Третьим рейхом невозможна, потому что «три» – счастливое число.
Конечно, у каждого времени, у каждой эпохи есть свои фантазии и суеверия. Римляне, например, утверждали, что перед нападением Ганнибала на Рим щиты их легионеров сами собой покрывались кровью, из разверзшегося неба на землю сыпались листики, на одном из которых было написано: «Марс потрясает оружием». Происходили и другие чудеса: то бык заговорил человеческим голосом, то женщина превратилась в мужчину, то младенец из утробы матери закричал: «Победа, победа!»
Не всем, для того чтобы предвидеть будущее, нужны божественные знамения. Нормальные серьезные люди с этой целью изучают историю, думают, анализируют и делают выводы. И примеров тому немало.
Еще Дзержинский поручал начальнику информационного отдела ГПУ Уншлихту собирать материалы на фашистов.
А в 1927 году Дмитрий Марецкий, брат знаменитой артистки Веры Марецкой, желая предупредить мир о грядущей опасности, в брошюре «Будущая война и международный большевизм» писал: «Борьбу с
