начальства («Особторг»). Его склад находился в доме 5 по Пушечной улице, а его магазинами стали – ЦУМ, вернее, один его отдел, парфюмерный магазин в доме 2/10 в Охотном Ряду, магазин дамских шляп в доме 9 в Столешниковом переулке, галантерейно-парфюмерный магазин в доме 10/2 на улице 25 Октября (Никольской) и такой же магазин в доме 1/3 на Арбатской площади. В магазины этой сети поступали новая или почти новая одежда, дефицитные посудохозяйственные товары и прочие хорошие, в том числе и трофейные, вещи. Все это продавалось по ордерам и недорого. В 1944 году появились так называемые «лимитные книжки». Талон лимитной книжки давал право приобретения дефицитных вещей, а также на скидку в десять процентов от стоимости покупки. Были и продуктовые лимитные магазины. В них владельцев лимитных книжек отоваривали лучшими продуктами по сравнению с теми, которыми снабжали покупателей простые магазины. Вместо карамели, например, можно было отовариться шоколадом. Таким лимитным магазином был гастроном на Никольской улице (улице 25 Октября), напротив сквера, где стоит памятник первопечатнику Ивану Федорову.
Научные работники, работники искусств, спортсмены и члены их семей (муж или жена, дети, родители) пользовались специальными закрытыми магазинами и столовыми. Самыми хорошими были обеды по нормам литеры «А», а по нормам литеры «Б» чуть похуже. Те, кто пользовался нормами литеры «А» (академики, народные художники, выдающиеся писатели, артисты и пр.), раз в месяц получали продуктовый паек на сумму 500 рублей по государственным, разумеется, ценам. В 1944 году, например, в паек входили такие продукты: мясо, рыба общим весом два килограмма двести граммов. Иногда вместо рыбы давали икру. Килограмм кетовой икры стоил тогда 15 рублей. Входили в паек также два килограмма крупы, макарон, килограмм каких-нибудь жиров, килограмм сахара (конфет, шоколада), десять килограммов картошки, пять килограммов каких-нибудь других овощей, кусок туалетного и кусок хозяйственного мыла, пачка чая, триста граммов табака, или пятьсот папирос, а также, по желанию прикрепленного, полтора литра водки или вина. От них тоже редко кто отказывался. Нередко в таких пайках присутствовали большие жестяные прямоугольной формы банки американской тушенки, а также плитки шоколада и коробки яичного порошка, тоже американского.
Те, кто питался в столовых по нормам литеры «Б» (члены-корреспонденты Академии наук, заслуженные деятели науки и искусства, писатели и мастера искусств), получали паек на сумму 300 рублей.
Лауреатам Сталинской премии и лауреатам международных конкурсов исполнителей пайков не давали, зато они имели право на ежедневный обед «по нормам, установленным для рабочих предприятий особого списка» и на кусок хлеба (двести граммов), а раз в месяц – триста граммов шоколада и полкило кофе или какао.
Обед с куском хлеба полагался и всем прочим работникам науки, искусства и литературы. И все это, конечно, помимо того, что они могли приобретать по карточкам.
Государство заботилось об интеллигенции и, как могло, подкармливало ее. Простым гражданам было труднее. Им больше приходилось менять и продавать, чтобы прокормиться.
То, что москвичи не могли снести на рынки и в магазины (мебель, напольные часы и пр.), скупали у них представители комиссионок, которые вывозили покупки на собственном транспорте. Так под грохот бомбежек и артиллерийских канонад в Москве сколачивались новые состояния и обставлялись квартиры состоятельных людей и дельцов, богатевших в дни «тяжких испытаний» своей Родины.
После войны, в 1947 году состоялся процесс над одним из скупщиков мебели Дмитриевским. В течение двух лет он скупил у населения по дешевке «стильные гарнитуры», а проще говоря, мебель стиля рококо, ампир, мебель эпохи Павла I, Александра II, всякие там гондолы, трюмо, бюро, козетки, трельяжи, секретеры, горки, ломберные столики, кровати эпохи Людовика XIV и XV и прочие красивые вещи. Потом он эти гарнитуры сам у себя скупал, через подставных лиц, и продавал по достойной цене артели по реставрации мебели. Артель же направляла мебель в торговую сеть, где ее продавали еще дороже. Всего Дмитриевский перепродал мебели на два миллиона рублей и получил за это десять лет лишения свободы.
В отличие от Дмитриевского у миллионов москвичей запросы были более скромные. Торговля на рынках приносила им доход, позволяющий не умереть с голоду. А поскольку желающих хоть как-то прокормиться было много, торговля на рынках приобрела ужасающий масштаб. Из официальных документов тех лет следует, что торговля с рук старыми вещами и предметами домашнего обихода забивала колхозную торговлю. Торгующие с рук граждане не только заполняли рынки, но и прилегающую к ним территорию. Они трясли своим барахлом даже на мостовой, не давая проезжать по ней машинам. Так, посреди улицы торговали те, кто не хотел платить разовый сбор (8 рублей) за торговлю с рук на рынке. Сбор взимался специальными кассами при входе на рынок. Уплативший сбор получал в кассе контрольный талон и мог спокойно торговать хоть целый день. Начальство возмущалось упрямством граждан, не желавших приобретать такие талоны, а милиция их гоняла, штрафовала и задерживала. При этом никто не подумал о том, а поместится ли вся эта толпа на рынке, если купит талоны, а также о том, смогут ли люди, уплатившие «сбор», продать в тот же день свое барахло. А ведь некоторым приходилось неделю, а то и больше толкаться около какого-нибудь рынка, чтобы что-нибудь продать. Платить же разовый сбор только за то, чтобы потолкаться, ничего не продав, мог позволить себе не каждый. Вот и получалось, что люди со своими товарами располагались не на рынке, а около него.
Естественно, что при таком наплыве людей рынки не помещались на отведенной им территории. Бутырский, например, начинался сразу за Вятской улицей, Центральный – занимал весь Цветной бульвар, а Тишинский – всю Тишинскую площадь.
В моей памяти о Центральном рынке тех лет осталась огромная серая толпа людей. Ватники, шинели, платки и косынки, шлемы танкистов и летчиков, бескозырки моряков, культи ног и рук, хриплое пение, матерщина, запах водки, махорки, мешки, чемоданы, авоськи, кульки и свертки, грязь под ногами, валяющийся на земле пьяный, а главное, непроходимая и непролазная бедность всего этого копошащегося в центре Москвы человеческого муравейника.
Среди лиц, промышлявших на рынках, существовала своя специализация. Табаком и папиросами торговали исключительно инвалиды и дети. Инвалиды приобретали табак и папиросы у некурящих, которым те выделялись по карточкам, а кроме того, в магазинах «Особторга», где папиросы отпускались им со скидкой в 25 процентов. Спекулировали инвалиды и продуктовыми карточками. На Бутырском рынке они торговали также яблоками, семечками или украденным с завода сахарином.
Пачку махорки стоимостью 70 копеек спекулянты «толкали» за 20 рублей. Коробок спичек, стоивший 5 копеек, – за 3 рубля. В конце 1941-го – начале 1942 года к инвалидам и детям присоединились набивщицы папирос табачной фабрики «Дукат». Они продавали на рынках папиросы «Девиз», которые им выдали на фабрике в уплату за труд. Из-за этого их посчитали спекулянтками и стали привлекать к уголовной ответственности.
С табаком во время войны в Москве стало плохо. 22 августа 1941 года нарком торговли РСФСР Павлов разослал своим подчиненным телеграмму следующего содержания: «Впредь особого распоряжения отпуск табачных изделий одни руки устанавливается пятьдесят штук папирос или сто грамм табака или пятьдесят грамм махорки тчк установите контроль выполнением тчк». За отсутствием табака в ход пошла махорка. Ее покупали в подмосковных деревнях и сбывали на рынках. За стакан махорки брали от 15 до 30 рублей при госцене пачки – 35 копеек.
Покупатели тоже были разные. Особое место среди них занимали колхозники. У колхозников водились деньги, поскольку они торговали продуктами, а продукты были в цене. Килограмм редьки, например, в начале войны стоил 25 рублей, картошки – 50. Колхозницы, а также некоторые домашние хозяйки покупали на рынке шоколад, конфеты и другие кондитерские изделия. Они же, вместе с командированными из дальних мест, приобретали промтовары, а также карточки для своих родственников, которые работали в городе и имели возможность их отоваривать. Молочницы и строительные рабочие покупали хлеб, сахар, печенье. Были и те, кто скупал лимитные книжки с целью приобретения по ним товаров в магазинах «Особторга» или с целью последующей их перепродажи по повышенным ценам. А кто-то продавал белый хлеб для того, чтобы купить черного, но побольше.
30 октября 1941 года в Москве была запрещена продажа вина в магазинах. Спиртное можно было купить только на рынке. Поллитровая бутылка водки при государственной цене 13 рублей 50 копеек на каком-нибудь Тетеринском рынке продавалась за 40 рублей.
