А Хродомер сказал Рагнарису:
— Нет, это не гепид. Это Арбр вокруг села ходит, тебя, Рагнариса, убить ищет.
Но повторил Рагнарис упрямо:
— Нет же; вовсе нет. Это гепида след.
Однако лицом Рагнарис помрачнел и с той поры смурен был. И ходить стал с оглядкой.
Когда уже снег сошёл, однажды утром увидел Рагнарис, что к косяку дверному белка весенняя, облезлая стрелой пригвождена. А хвоста у белки той не было.
И без того знал Рагнарис, что прав был Хродомер, когда остерегал его насчёт Арбра. Тут же и вовсе замрачнел.
Два дня дома сидел Рагнарис, думал и с богами разговаривал. На третий день пошёл Рагнарис к Хродомеру и так спросил: нравится ли тебе, Хродомер, жена моя Мидьо? Хродомер отвечал, что Мидьо женщина домовитая и собою не уродливая, а лоно у неё плодовитое — так чему тут не нравиться? Так осторожно сказал Хродомер, ибо не ведал ещё, что на уме у Рагнариса, друга его.
Рагнарис же в огонь глядел и молчал.
И спросил Хродомер: ужели все силы свои растратил Рагнарис в потехах воинских, что Мидьо послала его к другу за просьбой подобной? Хлопнул друга своего по плечу и так молвил: ради дружбы их великой все сделает и в тайне сохранит. И поначалу ничего не потребует, а когда семь лет минет — пусть отдаст ему Рагнарис за услугу эту десятую долю урожая. И если дитя зачато будет, пусть это будет дитя Рагнариса.
На то Рагнарис только одно и сказал: мол, жениться тебе пора, Хродомер. Но только попросил не жениться до той поры, покуда он, Рагнарис, дела одного не уладит. В лес Рагнарис собрался — Арбра искать. И если одна луна минет с тех пор, а он, Рагнарис, ещё не вернётся, то взял бы Хродомер себе в жёны жену его Мидьо.
И обещал перед богами Хродомер, что возьмёт себе в жёны жену Рагнариса Мидьо, когда Арбр Рагнариса убьёт. И дом Рагнариса пусть тогда тоже к нему, Хродомеру, отойдёт.
На это Рагнарис согласился, прибавив, что после пусть дом этот будет Тарасмунду отдан. Чтобы Тарасмунд, когда вырастет, жил своей семьёй.
И на следующий день ушёл Рагнарис в лес — Арбра искать. День был мглистый, дождливый. Взял с собой Рагнарис припасов на три дня. Ножом и рогатиной вооружён был. И вместо плаща шкуру медвежью надел Рагнарис, и удивило это Хродомера. Зачем было Рагнарису такой обузой плечи свои отягощать? Лучше бы еды побольше захватил. Смотрел ему вслед Хродомер, покуда не скрылся Рагнарис за пеленой дождя. И как ни были милы Хродомеру и дом рагнарисов, и жена его Мидьо, а пожалел он о друге своём и пожелал тому возвращения.
Спустя годы не рассказывал уже Рагнарис никому того, что сразу после возвращения своего Хродомеру рассказал. И потому нам, родичам Рагнариса, история эта в первозданном её виде неведома.
Так говорил Рагнарис.
В лес войдя, думал Рагнарис Арбра выследить и под укрытием шкуры медвежьей подкрасться к нему незаметно. Логово Арбра начал искать возле капища, ибо всегда жрецы привечали вутью. Логова арброва не нашёл; зато отыскал самого Арбра. Да его и отыскивать не требовалось — вутья и не таился. Шёл себе по лесу, будто пьяный. Весна ему хмелем в голову ударила.
Рагнарис, таясь за деревьями, следом пошёл. Не чуял запаха человечьего Арбр, ибо надёжно укрывала Рагнариса шкура убитого им некогда медведя. Да и ветер в ту сторону дул, где Рагнарис таился.
Скоро понял Рагнарис, куда Арбр направляется. Шёл он на ту поляну, где впервые медведей встретил и где медведи за своего приняли Арбра. Знал Рагнарис от охотников, что на ту поляну приходят медведи спариваться, когда время их наступает.
Но сейчас ещё время это не наступило. И не понимал Рагнарис, зачем Арбр на поляну идёт.
Увидел на краю поляны Рагнарис огромное дерево, бурей поваленное. Могучие корни, вывороченные из земли, надёжно укрыли Рагнариса, и схоронился он за их прикрытием. И за Арбром следить стал.
Арбр же, в неистовом восторге, радостью преисполненный, на поляну выскочил и петь начал. Пел он без слов, крича и голову задирая, будто зверь. И кружился по поляне, покуда не упал. Упав же, стал биться, и обеспамятел.
Замер Рагнарис, ибо увидел, как принимает в себя Арбр дух Вотана. И столь велик был дух Вотана, что мало было ему одного Арбра. Заполонил всю поляну и опалил Рагнариса.
И закричал Рагнарис, Арбру подражая, по поляне кружиться стал в восторге и бешенстве, ногтями кору деревьев царапал и Вотана славил неистово. Так велика была его радость.
Знал Рагнарис, что умрёт сейчас, ибо дух Вотана разрывал его жалкую плоть. И желанной была Рагнарису эта смерть.
Кружился вокруг лежащего на земле Арбра Рагнарис, крича, рыча и хрипя, песни распевая и рыча, как зверь. И мир нёсся мимо Рагнариса, обезумев. Наконец, семя теряя, закружился на месте Рагнарис, руки воздев и голову закинув. И солнце било в глаза сквозь ветви деревьем, будто лучами-мечами рубя. И сражённый пал Рагнарис рядом с Арбром на землю. Улыбка на лице Рагнариса застыла, а тела своего он не чувствовал вовсе.
Когда же Рагнарис упал, лапа медвежья от шкуры Арбра по лицу когтями хлестнула. И очнулся Арбр, ноздри раздул, чуя запах медвежий. Заворчал ласково Арбр, руками к медвежьей шкуре потянулся. Рагнариса же будто и вовсе не видел, хотя лежал на шкуре Рагнарис и был теперь открыт.
Лишь когда потянул на себя медвежью шкуру Арбр, встрепенулся Рагнарис. И изошёл из Рагнариса священный восторг, и утратил он дух Вотана, снова став всего лишь Рагнарисом, сыном Рагнариса. И Арбра, ворчащего нежно, к себе подпустил поближе и с силой ножом его в сердце ударил.
Пал Арбр навзничь, и шкура медвежья лапой его обняла. Прекрасен показался он мёртвым Рагнарису. Лежал Арбр, и рот его был широко раскрыт, будто в крике любовном, и глаза распахнуты широко, будто бы небо хотел он глазами выпить. И наклонившись низко над другом убитым, слова любви говорить ему Рагнарис начал. И долго плёл он песнь эту, нежно и страстно. Не было на земле женщины, способной слова такие из груди Рагнариса исторгнуть. Воистину, то песнь великой любви была.
И вынул нож из арброва сердца Рагнарис и, песнь любви продолжая, голову ему отрезал. И почувствовал Рагнарис, что Вотан близко. И вновь стал дух Вотана сходить на Рагнариса. Руки свои в крови омочил и, смеясь, провёл ладонями себя по лицу. После же голову Арбра за длинные волосы взял, прекрасное мёртвое лицо его к себе обратил. И так, держа голову в руках, снова по поляне в пляс пустился и кружился и пел Рагнарис и неуязвим был для усталости. И вновь, как и в первый раз, солнце мечом его поразило. И снова пал Рагнарис и заснул.
Долго спал он. Кровь Арбра на волосах его запеклась. И пришёл на поляну жрец из капища малого и велел он Рагнарису следом за собою в капище идти.
И тело Арбра повелел с собою взять. И шкуру медвежью взять. Сделал Рагнарис волокушу и выполнил всё, что жрец повелел. В капище поведал Рагнарис жрецам обо всём, что случилось. Ибо тогда два жреца при малом капище обитали (в том самом, которое нынче разорили чужаки, пояснил Хродомер).
Седмицу там пребывал Рагнарис. О том, что было в капище, никому никогда не рассказывал. Сказал только, что тела Арбра больше не видел. И шкуры не видел. И ножа своего не видел более, о чём жалел. Голову Арбра отнять у него не смогли, ибо не отдавал её Рагнарис, рычал и щерился, как зверь. Жрецы же, видя, что рядом с этой головой дух Вотана чаще сходит на Рагнариса (ибо и в капище нисходил он на него), порешили оставить голову Арбра среди людей, дабы воинский дух в них крепить.
И после уже, когда в село воротился с головою Арбра Рагнарис, несколько раз нисходил на него дух Вотана. В первый раз, когда это случилось, зачала Мидьо. Второй раз низошел, когда строил Рагнарис амбар. И в ярости дивной разметал Рагнарис амбар.
И впоследствии это случалось. И потому снискал Рагнарис себе почёт великий. И любил его Аларих двойной любовью: как Рагнариса и как Арбра.
Девять месяцев минуло с того дня, как убил Рагнарис Арбра на поляне. И родила Мидьо ребёнка. Как глянул Рагнарис на новорождённое дитя, так понял сразу: настиг его Арбр. Ибо поперёк лица у мальчика шёл будто бы след от медвежьей лапы. И раньше случалось такое, что рождались дети с пятнами на лицах. Но такого огромного, да ещё в виде следа, никто припомнить не мог. Ни Хродомер, ни Рагнарис. И Сейя говорил, что в селе их такого не случалось. И сыны Сейи то же говорили.
