жаль тебе Оптилу, сына моего?
Оптила тут же стоял и кивал согласно словам отца своего.
И плакал Одвульф, и жаль ему было Оптилу. И каялся Одвульф. В рабство готов был к Оптиле идти за порванную одёжу. Отработать долг свой.
Тут Хродомер быстро смягчился сердцем и споро определил, что именно должен сделать Одвульф у него, Хродомера, на подворье, дабы обездоленного Оптилу от лютой смерти избавить.
Тут дедушка Рагнарис, вспомнив, про меч кривой спросил с подозрением. Агигульф, сын его младший, скоро вернётся, нужно меч ему возвратить. Агигульф непременно про меч спросит, не забывает такие вещи Агигульф. Неужто и рагнарисова сына обездолил бесстыжий Одвульф?..
Брат мой Гизульф напрягся: он тоже на этот меч зарился.
Одвульф же сказал, что меч утратил в бою. Зятья сигизовультовы, звери в облике человеческом, с сердцами, обросшими шерстью, меч отобрали, пользуясь его беспомощным положением. Ибо не к кому было воззвать в селе том, злом и враждебном.
Тут дедушка Рагнарис сперва запричитал складно, горькую долю Агигульфову оплакивая, ибо жизнь свою оборонить Агигульфу отныне нечем. А потом вдруг страшно рявкнул, чтобы Одвульф вон убирался и хотя бы седмицу ему, дедушке Рагнарису, на глаза не показывался.
А что до кривого меча, то пусть он, Одвульф, сам Агигульфу все это рассказывает.
Заплакал тогда Одвульф и прочь побрёл, голову свесив. К годье.
ВОЗВРАЩЕНИЕ ГИЗАРНЫ ИЗ КАПИЩА
После того, как Одвульф воротился, три дня минуло — никто не ехал. Дедушка Рагнарис очень ждал дядю Агигульфа, но того всё не было. Дед ничего не говорил, только кричал на всех больше прежнего, сына своего Агигульфа заглазно руганью осыпал и меня побил ни за что.
К полудню четвёртого дня Гизарна приехал. Грязью был забрызган и конь под ним чужой, в мыле весь. Не приехал даже — будто алан, ворвался. Мимо дома своего проскакал, как мимо чужого, и — прямо к Хродомеру на подворье. Ему вслед кричали: что, мол, стряслось? А он как не слышит. Только куры из-под копыт разлетаются.
Уже на подворье хродомеровом коня под уздцы схватили. Гизарна как слепой смотрит. Хродомер вышел.
Гизарна сказал, что беда случилась. Хродомер на то отвечал спокойно, что и без того видит, что беда случилась. Велел Гизарне молока поднести, а пока отдыхает Гизарна, послать за Рагнарисом и другими.
Дедушка Рагнарис как услышал, что Гизарна весь грязный примчался и худые вести привёз, так и закричал с торжеством: так, мол, и знал, что беда по округе ходит! И отцу нашему Тарасмунду сказал: со мной пойдёшь.
Тарасмунд же отвечал, что ему безразлично, что жрецы языческие говорят. Ежели идолище деревянное что и наболтало жрецам своим, то ему, Тарасмунду, до этого дела нет, ибо он Богу Единому поклоняется.
На это дедушка Рагнарис сказал, что когда жена его Мидьо Тарасмунда в чреве своём носила, её Хродомер сильно напугал. И не хотел — а напугал. Медовухи упившись и в весёлое расположение придя, зашёл на двор к другу своему Рагнарису и заорал непотребным голосом. Видать то происшествие не прошло без последствий. Как послушает рассуждений сына своего старшего, так нет-нет, да вспомнит ту историю.
Отец наш Тарасмунд, обычно всегда спокойный, в тот день с утра не в духе был. Как услышал те слова дедушки Рагнариса, так внезапно озлился.
— Коли я тебе так нехорош, — сказал он голосом опасным и тихим, — коли я последыш того испуга матери моей, так что же столь её, несчастную, обаяло, когда она Агигульфа, любимчика твоего, носила? Птицы, что ли, небесные, что не сеют не жнут, а всякий день сыты бывают?
На то дедушка Рагнарис отрезал:
— Хотя бы и так!
И вышел из дома, палкой стуча. Со двора гизульфов визг донёсся — дедушка, видать, попутно огрел.
Отец наш только плечами пожал, но ничего не сказал.
Прошло время, и тут Скадус-раб от Хродомера прибежал, отца нашего зовёт. Кличут, мол, тебя старейшины, Тарасмунд.
Отец наш говорит:
— Не пойду. Не о чём мне с идолищами толковать.
Ушёл Скадус. Отец наш насупился, мы к нему даже подступаться опасались. Редко он таким бывает.
Одвульф к нам заявился. Сказал:
— У Хродомера на подворье сейчас крик большой стоит, ибо вести Гизарна привёз нехорошие. Тебя прийти просят. Не об идолищах толкуют, а о вражеском нападении.
Тарасмунд ещё больше брови хмурит.
— О каком ещё нападении? Архангел Михаил, что ли, капище сокрушил?
На то Одвульф сказал:
— Рать ли небесная, враги ли наши, только от капища уголья одни остались.
Тарасмунд спросил Одвульфа, пристало ли о капище языческом столь радеть?
У нас в селе Одвульфу не вдруг поверят. Много сочиняет Бешеный Волк, в святые рвётся. Вот и отец наш Тарасмунд верить ему не спешил.
Одвульф тогда передал, что у Хродомера говорили. Мол, ты, Тарасмунд, местность вокруг капища хорошо знаешь — тебя же в воины там посвящали. И голова у тебя ясная, так что совет твой был бы очень кстати.
Тарасмунд спросил, кто так говорит. Одвульф сказал: так отец твой, Рагнарис, говорит и Хродомер с ним согласен.
Тарасмунд больше ни слова не сказал, а встал и за Одвульфом пошёл. Мы с братом Гизульфом тоже пошли. Поняли: что-то нешуточное случилось. Отец же нас гнать от себя не стал. Так вчетвером на хродомерово подворье и пришли.
Гизарна же отцу нашему рассказ повторил. Как приехал в капище, так и обмер. Поначалу даже глазам верить не хотел. По лесу палёным тянуло. От пожарища горький запах долго держится. Наш дядя Агигульф, который не один дом в своей жизни спалил, говорит: беда так пахнет.
Дом, где жрец жил, сожжённый был. Идолы, кроме Вотана (самого большого), на дом повалены и обуглены. Вокруг Вотана головешки валяются — поджечь его пытались и с одного бока почернел Вотан, но устоял — глубоко вкопан был, на века. Часть добычи воинской, что Вотану от наших воинов привозилась, — вся похищена. Что до жреца, — тело его Гизарна чуть поодаль нашёл. Все барсуками и лисами объедено было.
Запах гари ещё сильный стоял. И головешки, когда разрыл их Гизарна, тёплые были. Дней за пять до приезда Гизарны сгорело капище, не раньше. И многих лошадей следы виднелись. От полуночи пришли и на полночь уходили супостаты.
Хродомер с Рагнарисом молчали. Тарасмунд же вопросы Гизарне задавал: где тело жреца нашёл, цела ли изба мужская, не было ли с полудня следов, шёл ли Гизарна по тем следам — не поворачивали ли те следы потом на полдень, в нашу сторону, и много ли лошадей прошло, и крупные ли то были лошади?
Гизарна отвечал, что тело жреца невдалеке от капища лежало, в кустах, — видать, укрыться жрец хотел. Гизарна бы мимо прошёл, не заметив, кабы трупным духом не пахнуло. Убит был жрец мечом или копьём, не понять, потому что объело его сильно зверьё лесное.
Что до следов, то первым делом стал следы рассматривать Гизарна, ибо был в капище с конём и козлами; конь беситься начал, козлы орали. Не хотелось Гизарне попусту пропасть, вестей по себе не оставив. Потому пошёл по следам. Козлов же в капище оставил разорённом, привязав их возле Вотана — под его охраной. Долго по следам шёл, но они так и уходили на полночь.
