посылал волны за волнами бомбардировщики и истребители со своих авианосцев против боевых порядков флота Спруэнса, сформированных по образцу караванов Дикого Запада: с авианосцами в середине, защищенными кольцом боевых кораблей различных типов — линкоров, крейсеров и эсминцев.
Затем началась «большая охота на марианских индеек». Самолеты Одзавы встретили плотную завесу огня с больших кораблей и прикрывающих их истребителей «хелкэт». Дозор эсминцев на дистанции несколько миль от места сражения наблюдал, как Зеро «падают как сливы». Американские самолеты имели более мощное вооружение, большую огневую мощь, более подготовленных пилотов. Только один американский корабль получил повреждение. Одзава зависел во многом от авиации, базировавшейся на аэродромах Гуама, но ситуация изменилась, когда Спруэнс послал на остров «хелдайверы» и «авенджеры», которые не только уничтожили самолеты на аэродромах, но также распахали взлетно-посадочные полосы настолько глубоко, что японский самолет с авианосца, уцелевший в воздушных боях, потерпел крушение, когда попытался приземлиться на аэродроме. В этот и следующий день Одзава потерял три авианосца, включая собственный флагман, из-за атак американских самолетов и подлодок. Ко времени, когда вице- адмирал укрылся на Окинаве, около 400 самолетов палубной авиации с авианосцев были уничтожены.
Избавившись от угрозы контратак, морские пехотинцы, усиленные армейскими подразделениями, продолжали ожесточенные, кровопролитные бои за овладение Сайпаном. Время быстрых успехов кончилось. Японцы закрепились в джунглях и горах и выбивались оттуда с большими потерями для наступавших — горький привкус предстоящих битв. Через три недели японцы, отброшенные на северные пляжи острова, все же сумели провести отчаянную ночную атаку под крики «Банзай!», убив и ранив почти тысячу солдат одной из армейских частей. Но это уже конвульсии — 9 июля Сайпан освобожден. Погибли или получили ранения свыше 14 тысяч морских пехотинцев.
В течение двух недель морские пехотинцы и солдаты высадились на Гуам, отвоеванный в результате еще более тяжелых боев. Затем морские пехотинцы захватили Тиниан. Битва за Марианские острова завершилась. Инженерные части принялись за расчистку в джунглях от тростника дорог и площадок для самолетов — вскоре «В-29» поднимались для воздушных рейдов на Японию. Далеко на юго-западе Макартур взял штурмом Биак и высадил войска на архипелаг Немфур — острова на северных подходах к Новой Гвинее, которые могли послужить переходными камнями к Филиппинам.
Освобождение Сайпана имеет колоссальное значение для будущих наступательных операций против Японии, телеграфировал Рузвельт Черчиллю во время боев за остров. Если он и сожалел, что не побывал вместе с премьером в Нормандии, то утешался тем, что через несколько недель посетит свой собственный театр боевых действий в Тихом океане. В то время как национальный съезд демократической партии завершал 20 июля свою работу в Чикаго, главнокомандующий наблюдал с отвесного берега за маневрами 10 тысяч десантных войск на большой базе ВМС в Сан-Диего.
На следующий вечер Рузвельт и его окружение — Лихи, Макинтайр, Розенман и другие помощники — сели на борт тяжелого крейсера «Балтимор», отбывающего курсом на Гонолулу. Под прикрытием авиации и шести эсминцев мрачный, обезличенный крейсер следовал своим курсом по правилам военного времени — с погашенными огнями. Президент много читал и отсыпался. Пострадало от поездки только достоинство Фалы, которую члены экипажа раскормили лакомыми кусочками и состригли с нее завитки шерсти, чтобы отправить домой в качестве сувениров.
В Пёрл-Харборе главнокомандующего встречали ряды кораблей — на палубах выстроились в белой форме стоящие по стойке «смирно» экипажи. Нимиц с группой офицеров поднялся по сходням на борт крейсера приветствовать президента; отсутствовал лишь Макартур. После напряженной паузы президент и сопровождавшие его лица собрались покинуть корабль, но в это время прозвучал автомобильный сигнал. На причал дока въехал большой открытый автомобиль, сделал круг и остановился у сходней. Вышел Макартур, в кожаной ветронепроницаемой куртке, отутюженных брюках и небрежно натянутой на голову фуражке с золотым кантом. Его неожиданно вызвали из Австралии на встречу с президентом — первую встречу с главнокомандующим за семь лет. Макартур прибыл с единственным помощником, без всякого доклада, планов, карт или чертежей, но с твердой решимостью получить у верховной власти одобрение своего плана освобождения Филиппин. Бои за Марианские острова не определили тихоокеанской стратегии, но лишь обострили старые споры.
В особняке кремового цвета, выходящем окнами на буруны Ваикики, Нимиц и Макартур в присутствии Рузвельта и Лихи выясняли свои разногласия. Их доводы носили внешне резкий характер, но были неглубоки. Водя по огромной карте длинной бамбуковой указкой, Нимиц вновь предлагал обойти Филиппины и наступать прямо на Формозу. Макартур настаивал на освобождении Филиппин и игнорировании Формозы. Однако флотские стратеги усматривали затруднение как раз в атаке Формозы без флангового прикрытия со стороны Филиппин, а армейские штабисты признавали, что вопрос здесь не в освобождении Филиппин или игнорировании этого, а в том, какой остров архипелага штурмовать, в какой последовательности, где время и силы для этого.
В сложившейся ситуации Рузвельт проявил себя с самой лучшей стороны, искусно приводя адмирала и генерала в спокойное состояние, уводя спор от категоричных суждений, сглаживая противоречия. Макартур выглядел наиболее убедительным, когда отстаивал такую позицию: у Америки моральное обязательство выполнить свое обещание освободить Филиппины и вызволить из плена американских солдат. Он утверждал далее, что имел с президентом приватную беседу и в ходе ее напомнил главе государства: нельзя оставлять филиппинских «подопечных» на произвол судьбы.
— Смею сказать, среди американцев возмущение усилится, и они отомстят вам самым решительным образом на осенних выборах.
Однако президент уже принял решение:
— Мы не будем обходить Филиппины. Осуществляйте свои планы. И да поможет вам Бог.
Рузвельт попросил Макартура задержаться и совершить с ним морскую поездку вокруг острова. Поехали в открытом автомобиле вместе с Нимицем и Лихи по улицам города — по сторонам выстроились ликующие толпы военнослужащих и гавайцев. Розенмана и сотрудников службы безопасности беспокоило: а вдруг в неожиданном месте заложена бомба... Главнокомандующий произвел смотр знаменитой 7-й пехотной дивизии; встретился с ранеными, выгруженными из санитарного самолета, который только что приземлился на аэродроме Хикэм, вылетев с Марианских островов; присутствовал на учениях, имитировавших штурм боевым подразделением дома; поделился своими впечатлениями о преображении Оахи, с тех пор как посетил город десять лет назад, когда ему случилось увидеть учения, в ходе которых уничтожено семь из двенадцати танков времен Первой мировой войны и половина грузовиков из такого же количества.
В морском госпитале Рузвельт попросил, чтобы его провезли в инвалидном кресле по палатам, где лежали пациенты, лишившиеся рук и ног, — хотел продемонстрировать этим парням себя и свои бесполезные ноги. Ведь они испытывали то же отчаяние, что пришлось переживать двадцать три года и ему, писал позднее Розенман.
После трех насыщенных дней, проведенных в Оахе, президент вместе с военными, сопровождавшими его с самого начала, вновь сел на борт «Балтимора» и направился почти прямо на север — в Адак. Пять дней крейсер двигался в этом направлении в условиях ухудшавшейся погоды. Поступали телеграммы из Вашингтона и с фронтов. В них сообщалось об ожесточенных боях и успешном наступлении во Франции и Италии. Пришли и печальные новости: умер президент Мануэль Кесон — за несколько месяцев до запланированного освобождения его страны; после продолжительной болезни умерла Мисси Лехэнд; во время атаки на укрытие немецких подводных лодок погиб Джо-младший, старший сын Джозефа Кеннеди.
В Адаке президент попал в обстановку активной деятельности на военной базе, сооружение которой почти завершилось. Говорил с офицерами и персоналом командно-диспетчерского пункта морской авиации.
— Джентльмены, — сказал Рузвельт, — мне нравится ваша еда. Здешний климат мне тоже нравится.
Все расхохотались.
— Вы не представляете, что тысячи людей отдали бы все на свете, чтобы пожить с вами в этих местах.
На лицах слушателей появилось выражение недоверия: Алеутские острова принято считать наихудшей
