независимости и религиозной свободы, для обеспечения прав человека и справедливости в своих собственных и других странах; будучи убежденными, что ведут совместную борьбу против жестоких и свирепых сил, стремящихся поработить мир, заявляют:
1. Каждое правительство обязуется использовать все свои ресурсы, военные и экономические, в борьбе против государств — членов Пакта трех держав 1940 года и его сторонников, с которыми данное правительство находится в состоянии войны.
2. Каждое правительство обязуется сотрудничать с правительствами, подписавшими документ, и не заключать с врагами соглашений о прекращении огня или мире.
К вышеупомянутой декларации могут присоединиться другие страны, которые оказывают или могут оказать материальную поддержку и внести другой вклад в борьбу за победу над гитлеризмом.
Президент поставил свою подпись первым. Элеонора Рузвельт, Лэш и несколько других свидетелей наблюдали за происходящим стоя у двери. Лэш отобразил сцену в дневниковой записи: «Рузвельт заметил, что ему следует, возможно, подписаться „Главнокомандующий вооруженными силами“.
— Президенту следовало бы это сделать, — сухо отреагировал Гопкинс.
Затем стал подписываться Черчилль. Президент смотрел на это и затем воскликнул:
— Эй, не следует ли вам дописать «Великобритании и Ирландии»?!
Черчилль согласился, поправил подпись и стал вышагивать по кабинету с выражением величайшего удовлетворения на лице. Следующим подписался Литвинов, и за ним — Т.-В. Сун за Китай. Пока Сун подписывался, Черчилль спросил Литвинова, не его ли он однажды видел в самолете, совершавшем рейс в Париж. Литвинов, смутившись, произнес, выдавая внутреннее напряжение:
— Возможно, это была моя жена.
— Четыре пятых человечества, — заметил Черчилль, когда Сун поставил свою подпись.
Четыре пятых человечества. Но в этот новогодний день в Белом доме правительствам, представлявшим эти четыре пятых — сотни миллионов китайцев, индийцев и русских, — не было предоставлено мест в комбинированном Комитете начальников штабов, которому предстояло разработать глобальную стратегию. Эти правительства испытывали беспокойство и недоверие к процессу формирования командования Объединенными Нациями и разработки стратегии.
Ликование Гоминьдана в связи с приобретением двух новых союзников сменилось растущими опасениями, что американская помощь с ростом числа ее получателей скорее уменьшится, чем возрастет, по крайней мере временно. Вторжение японцев в Бирму угрожало перерезать Бирманскую дорогу, по которой тонкой струйкой текли военные поставки. Крупнейшие перевалочные пункты на коммуникациях с Западом — Сингапур, Филиппины, Ост-Индия — уже подвергались нападению. Чан принял Верховное командование сухопутными и военно-воздушными силами союзников в пределах своего театра войны. Единственное, что Рузвельт был еще способен предпринять, — это способствовать получению Чунцином «политического займа». «Мне хочется помочь Чан Кайши и его денежной валюте, — писал президент Моргентау. — Надеюсь, вы изобретете способ осуществления этого». Министр финансов с большой неохотой — поскольку мало верил в способность Китая выстоять — добился в конгрессе одобрения полумиллиардного займа Китаю с выплатой долями до конца войны. Однако Чан все еще не получил того, чего хотел, — массированных поставок оружия и места в высших органах по выработке стратегии.
У австралийцев были свои трудности. В условиях, когда три лучшие их дивизии сражались в Северной Африке, а четвертая — в Сингапуре, Канберра чувствовала себя незащищенной перед рывком японцев на юг. Австралийцы ожидали нападения японцев на порты северного побережья и даже восточного. В течение десяти дней после удара по Пёрл-Харбору Рузвельт поручил Маршаллу выработать план строительства крупной военной базы в Северной Австралии, но нанесут ли удар японцы в первую очередь здесь? Голландцы разобиделись по особому поводу. В спешке Рузвельт и Черчилль забыли согласовать с ними заранее назначение Уэвелла. Рузвельт чувствовал себя обязанным смягчить их обиду. Он попросил Маршалла предоставить голландцам некоторое количество военного снаряжения, «пусть весьма скромного». Филиппинцы начали сомневаться, что американцы выручат их страну. А с Индией, второй страной в мире по численности населения, также находившейся на пути японской экспансии, вообще почти не консультировались.
Но более всего тревожило место России среди Объединенных Наций.
В новогодний день, когда президент, Черчилль и другие сидели за обеденным столом, разговор зашел о России. В это время немцы и русские сошлись в решающей схватке к западу от Москвы. Черчилля, служившего военным министром в правительстве Ллойд Джорджа во время Первой мировой войны, хозяину Белого дома не превзойти в роли рассказчика военных историй. Сообщения с русского фронта напомнили ему о времени, когда он руководил британской военной интервенцией против пришедшего к власти большевистского режима. Войска интервентов дошли до Тулы, расположенной вблизи Москвы к югу. Но сейчас, по словам Черчилля, он простил бы русских «в соотношении к числу гансов, которых они уничтожат».
— Простят ли они вас? — задал встречный вопрос колючий Гопкинс.
— В соотношении к количеству танков, которые я им посылаю, — ответил Черчилль.
Рузвельт не согласился — сказал, что, по его мнению, русские не простят Черчилля. И возможно, был прав. Даже в начале сотрудничества в рамках Объединенных Нации, когда Англия и Соединенные Штаты выступали единым фронтом с Россией против «Оси», слишком очевидны были трещины в коалиции. По мере того как немецкие войска все больше угрожали главным городам СССР, Сталин жаловался на задержки в поставках оружия. Во время атаки на Пёрл-Харбор Иден поехал в Москву для совещаний со Сталиным и Молотовым. Черчилля крайне обеспокоили поступившие от него из Москвы сообщения. Сталин предложил Идену немедленно заключить секретное соглашение о возвращении России балтийских государств, границ 1941 года с Финляндией и Румынией и границы с Польшей по старой линии Керзона. Иден уклонился от соглашения на том основании, что Рузвельт просил Англию не вести секретных переговоров по вопросам послевоенного устройства Европы без консультаций с ним. Такое соглашение противоречило бы к тому же Атлантической хартии.
Сталин был раздражен и озадачен. Как может существовать военный альянс, если различны цели его участников? Черчилль тоже возмущался в Вашингтоне. Даже сейчас, через шесть месяцев героического сопротивления советских войск, он не мог забыть равнодушное и даже враждебное отношение России к британским интересам до июня 1941 года, — она стала сражаться с нацистами, когда на нее напали. Однако возражения Черчилля против соглашений о послевоенном устройстве проистекали больше из стратегических расчетов, нежели из обиды или какого-нибудь принципа.
— Нельзя предвидеть, как сложится баланс сил или где будут стоять победоносные армии в конце войны, — наставлял он Идена.
Англия и Америка окрепнут в экономическом и военном отношениях, русские будут нуждаться в их помощи. Черчилль откладывал послевоенные мероприятия до того времени, когда отойдет от власти.
Сложную проблему представлял собой второй фронт. В критические дни конца 1941 года Сталин просил англичан предпринять действия, которые ослабили бы невыносимое давление немецкой военной машины. Черчилль поручил Идену обсудить вопрос о направлении британских войск на Кавказ и в расположение русских войск, сражавшихся на юге. Однако наступление нацистов в Африке заставило Лондон взять назад это предложение, а осторожное предложение направить эскадрилью Королевских ВВС отпало после Пёрл- Харбора. В конце декабря ход войны изменился. Как раз в то время, когда японцы громили Пёрл-Харбор, русские предприняли мощное контрнаступление под Москвой. За несколько дней Красная армия добилась впечатляющих успехов.
Теперь настала очередь Москвы сообщать об окружении десятков тысяч солдат противника, колоссальных военных трофеях, освобождении крупных городов, включая Калинин и Тулу. Через несколько дней русское наступление замедлилось из-за снега и холода, недостатка транспортных средств, вооружений, из-за упорного сопротивления немцев и просто усталости. Но в дни, когда Иден и Сталин встречались в Москве, а Черчилль и Рузвельт — в Вашингтоне, советский лидер больше не настроен просить. У него появилась возможность заглянуть подальше в будущее. Он сказал, что больше нет нужды просить американские войска прибыть на русский фронт. Но в одном вопросе он не изменит своей
