– И ты уверен, что с нами не случится беды? – вполголоса спросил угольщик.
– Вот в чем наше спасение, – сказал Бартелеми, пряча бумажник в карман графа и застегивая редингот на все пуговицы.
Кто заподозрит двух бедняков вроде нас с тобой в убийстве человека, если в кармане у него остались сто тысяч франков?
– В таком случае я предвижу кое-что, – вздохнул Туссен.
– Что же?
– Как бедными мы родились, дружище Жан, так бедными и помрем.
– Аминь! – молвил Жан Бычье Сердце, взваливая графа на плечо. – Отопри дверь, Туссен.
Тот отворил дверь, но, вскрикнув, сейчас же отступил назад.
На пороге стоял человек.
Он вошел в дом.
– Гляди-ка, господин Сальватор! – заметил Жан Бычье Сердце. – Вот дьявол! Как невовремя!
VII.
Глава, в которой автор проливает свет на жизнь Сальватора
Сальватор окинул всех троих спокойным взглядом. – Ну, что тут еще происходит? – поинтересовался он. – Ничего, – отозвался Жан Бычье Сердце. – Просто я, с вашего позволения, утоплю господина.
– Да, мы собираемся его утопить, – поддакнул Туссен.
– Зачем такая крайность? – задумчиво спросил Сальватор.
– Потому что он пытался сначала нас напоить…
– Потом подкупить…
– И?..
– …запугать!
– Запугать Жана Бычье Сердце?.. Ладно бы еще Туссена Бунтовщика, но Жана!..
– Вот видите! – возмутился плотник. – Пропустите же нас, и через полчаса его песенка будет спета…
– И как он пытался тебя запугать, дружище?
– Он сказал, что донесет на вас, господин Сальватор, прикажет арестовать и отправит на эшафот! Тогда я сказал: «Ладно, а пока я отправлю тебя в Сену!» Посторонитесь, господин Сальватор.
– Развяжи этого человека, Жан.
– То есть, как это – развяжите?
– Шевелись!
– Разве вы не слышали, что я рассказал?
– Слышал.
– Я сказал, что он хотел на вас донести, приказать вас арестовать и обезглавить.
– А я тебе ответил: «Развяжи этого человека, Жан», и вот еще что: оставь нас одних.
– Господин Сальватор! – взмолился Жан Бычье Сердце.
– Не беспокойся, дружище, – продолжал настаивать молодой человек. – Его сиятельство Лоре дан де Вальженез против меня бессилен, зато я, наоборот…
– Наоборот?..
– Я могу все! В последний раз прошу: развяжи его и дай нам спокойно переговорить с глазу на глаз.
– Ну, раз вы так хотите… – смирился Жан Бычье Сердце.
И он бросил на Сальватора вопрошающий взгляд.
– Именно так! – подтвердил молодой человек.
– Тогда я повинуюсь, – окончательно покорился Жан Бычье Сердце.
Он развязал графу руки, вынул кляп изо рта и вышел со своим другом Туссеном, предупредив Сальватора или, скорее, г-на де Вальженеза, что будет стоять за дверью и прибежит по первому зову.
Сальватор проводил их с Туссеном взглядом и, как только дверь за ними закрылась, молвил:
– Извольте сесть, кузен, нам нужно сказать друг другу слишком много; боюсь, стоять нам пришлось бы чересчур долго.
Лоредан метнул на Сальватора быстрый взгляд.
– Рассмотрите меня как следует, Лоредан: это я самый! – продолжал тот, отводя красивые черные шелковистые волосы от лица, невозмутимого и чистого, словно перед ним стоял его лучший друг.
– Откуда вас черт принес, господин Конрад? – спросил граф, чувствуя себя увереннее перед человеком одного с ним ранга, нежели с двумя простолюдинами, с которыми он только что столь безуспешно сражался. – Слово чести, я считал вас мертвым.
– Как видите, я жив, – возразил Сальватор. – Ах, Боже мой, в истории известно немало такого рода происшествий, начиная с Ореста, приказавшего Пиладу объявить о своей смерти Эгисфу и Клитемнестре, и вплоть до герцога Нормандского, оспаривавшего у его величества Карла Десятого трон своего отца Людовика Шестнадцатого.
– Однако ни Орест, ни герцог Нормандский не заставляли оплачивать свои похороны тех, кому они мстят или у кого требуют наследство, – продолжал в том же тоне г-н де Вальженез.
– Дорогой кузен! Не станете же вы меня упрекать в жалких пятистах франках, что вы заплатили за мои похороны. Зато прошу подумать о том, что никогда еще деньги не были помещены надежнее: вот уже около шести лет они вам приносят около двухсот тысяч ливров ренты! Не беспокойтесь, я верну вам пятьсот франков, как только мы уладим наши дела.
– Наши дела! – презрительно бросил Лоредан. – Разве у нас есть общие дела?
– Ну еще бы!
– Уж не касаются ли они наследства усопшего маркиза де Вальженеза, моего дядюшки?
– Можете смело прибавить, дорогой господин Лоредан:
«…и вашего отца».
– Ну, поскольку мы одни и, следовательно, это не имеет никакого значения… Готов прибавить ради вашего удовольствия:
«…и вашего отца».
– Да, – подтвердил Сальватор, – для меня это большое удовольствие.
– А теперь, господин Конрад… или господин Сальватор – как вам угодно, ведь у вас несколько имен, – не будет ли с моей стороны нескромным полюбопытствовать, как случилось, что вы живы, когда все считают вас мертвым?
– Да нет, конечно! Я сам собирался поведать вам эту историю, как бы мало она вас ни интересовала.
– Напротив, я заинтригован… Рассказывайте, сударь, рассказывайте!
Сальватор поклонился.
– Как вы, должно быть, помните, дорогой кузен, – начал он, – господин маркиз де Вальженез, ваш дядя и мой отец, умер неожиданно и при весьма странных обстоятельствах.
– Отлично помню!
– Вы помните, что он никогда не хотел меня признавать, и не потому, что считал недостойным носить его имя, а потому, что, признав меня, он мог мне оставить лишь пятую часть своего состояния.
– Очевидно, вы лучше меня разбираетесь в статьях Кодекса, касающихся незаконнорожденных… Будучи законным сыном, я не имел случая заняться их изучением.
– Ах, сударь, положения эти изучал не я, а мой отец… Да настолько тщательно, что даже в день своей смерти пригласил своего нотариуса, честнейшего господина Баратто…
– Да, и никто так никогда и не узнал, зачем он его вызывал. Вы полагаете, для того, чтобы передать ему завещание на ваше имя?
– Я не полагаю, а в этом уверен.
– Уверены?
– Да.
