мои. Приказов об отходе более не будет, а коли случится что, последним отступать буду я.
Пехота двинулась в атаку с песней: куряне шли в свой первый бой женихами. Легко сбив турок с третьего хребта, они настойчиво атаковали последнюю возвышенность, за которую противник цеплялся с ожесточённым упорством. Осман-паша уже оценил внезапное появление русских в трехстах саженях от предместий Плевны.
– Тутолмин, дави туркам на фланги! – кричал Скобелев, появившись впереди на белом коне. – Молодцы, куряне! Вперёд, ребята, только вперёд!..
Турки то откатывались вниз, к ручью, то снова бросались в контратаку. Кубанцы залповым огнём расстроили их ряды, и аскеры отошли к предместьям, перед которыми не было никаких укреплений. Здесь, в виноградниках, они и залегли, огнём отбивая попытки скобелевцев форсировать топкие берега Зеленого ручья.
На большее Осман-паша пока рассчитывать не мог: войска Шаховского напирали левее, намереваясь – турецкое командование быстро поняло это – зайти правым плечом и вместе со Скобелевым всей мощью обрушиться на последнюю высотку перед Плевной. Если бы это случилось, русские на одном порыве вкатились бы прямо в город. Для защиты его Осману-паше пришлось бы отвести туда все резервы, оголив поле сражения. А генерал Вельяминов настойчиво рвался к Гривице, по тылам турок, многозначительно бездействуя, гуляли разъезды Лашкарева, и Осман-паша уже отдал приказ подтягивать запасные таборы поближе к городу.
– Если они ворвутся в Плевну со стороны Зелёных гор, готовьтесь с боем прорываться на Софийское шоссе, – подумав, нехотя добавил он.
– Между первой и второй колоннами русских образуется разрыв, – осторожно подсказал командующему начальник штаба Тахир-паша. – Может быть, нам следует ударить в этом месте? Русские не любят неожиданного манёвра.
– Тому, кто нашёл ключ к дверям, не нужно окно. Хотел бы я знать, кто же нашёл этот ключ?..
Ключ был найден, и дверь Плевненской твердыни оказалась практически отперта, но на то, чтобы распахнуть её, сил уже не осталось. Но именно с этого дня, со дня второго Плевненского штурма, турецкое командование приметило и уже не упускало из внимания генерала на белом коне, которого аскеры сразу же нарекли Ак-пашой.
К полудню, когда Скобелев окончательно сковал турок, Вельяминов продолжал кровавый штурм Гривицких редутов, а Шаховской успешно заканчивал захождение правым плечом, Криденер не выдержал вежливых напоминаний упорного капитана Веригина об исчезнувшем пехотном Коломенском полку.
– Пошлите известить князя, что полк выступил в его распоряжение. А этому… – он досадливо поморщился, – упрямцу этому велите тут ждать, пусть лично ведёт коломенцев!
Коломенцы выступили без промедления. И как знать, может быть даже эта, изо всех сил затянутая помощь и сыграла бы в конечном счёте роль в битве за Плевну, если бы не ещё одно обстоятельство в той запутанной цепи обстоятельств, в результате которых Россия, по словам Шаховского, ещё раз умылась кровью.
Вельяминов уже слал отчаянные просьбы о помощи: его атака захлёбывалась. Но резервов барон ему не давал, приказав всем посыльным отвечать одно:
– Атаковать и взять редут.
Вельяминов атаковал, от Шаховского никаких сведений не поступало, Скобелева вообще никто в расчёт не принимал, и Криденер, притомившись, сидел в складном кресле, предоставив наблюдение за ходом сражения своему штабу. Растерянный возглас офицера вывел его из состояния приятной истомы:
– Шаховской заходит правым плечом!..
Барон вскочил с не подобающей его чину и темпераменту быстротой. Схватив услужливо протянутый бинокль, сквозь дым и пыль разглядел тёмные массы войск, чётко, как на манёврах менявших фронт атаки под огнём противника.
– Он что, с ума сошёл?
– Он удаляется от войск Вельяминова, – сказал Шнитников. – Образуется брешь, в которую непременно ринутся турки.
– Немедленно перехватить Коломенский полк! – крикнул Криденер, не отрываясь от бинокля. – И немедленно заткнуть им дыру, которую создал Шаховской!
Алексей Иванович своевременно получил известие, что в его распоряжение идут коломенцы. Захождение продолжалось, хотя турецкие батареи обрушили на его войска убийственный огонь. Но Шаховской не терял уверенности в победе и послал записку Скобелеву: «Коломенцы идут. Верю, что с их и Божьей помощью доведу дело до конца. Держись, подсоби пушками, сколь можешь, и до встречи в Плевне!»
Скобелев читал записку, когда рядом разорвался снаряд. Осколки просвистели мимо, в двух местах прорвав распахнутый сюртук, комья земли ударили в грудь, горячая, удушливая волна сшибла генерала с седла.
Он сразу вскочил, увидел бьющуюся на земле лошадь, достал револьвер и выстрелил ей в ухо.
– Целы, Михаил Дмитриевич? – испуганно спросил Млынов.
– Коня! – гаркнул Скобелев. – Живо!
Он отёр грязное, в пороховой копоти лицо и оглянулся. Неподалёку артиллеристы сноровисто выравнивали орудия после каждого выстрела, офицер отрывисто давал указания. «А, мастеровой, – с натугой припомнил генерал. – Мундир бережёт…»
– Не холодно тебе без мундира, Васильков?
– Не простужусь, – буркнул капитан: он весь был там, в прицелах, в орудиях, в смертельной дуэли. – Спокойнее наводи, Воронков. Заметил, откуда били?
– Так точно.
– Пли, Воронков!
Тяжело ухнуло орудие, и Васильков вместе с артиллеристами сразу же бросился устанавливать его на место, торопливо выравнивая прицел.
– Попали, ваше благородие, попали! – радостно заорал чумазый артиллерист. – Ну, господин унтер, быть тебе с крестом. Глаз – ватерпас, знай наших!
– Ещё раз по тому же месту! – крикнул Скобелев. – Бейте их, ребята, крестов не пожалею!
– Вместо советов лучше о зарядах побеспокойтесь, – не оглядываясь, огрызнулся командир. – Я последние запасы расстреливаю, скоро одна картечь останется.
– Это – генерал, – испуганно прошептал наводчик.
– Голубенко, наводи второе по разрыву, – приказал капитан и повернулся. – Виноват, ваше превосходительство, в работе я на оглядку время не трачу, а советов вообще не терплю. Так что лучше потом взыщите, а сейчас не мешайте. Голубенко, сукин сын, опять влево заваливаешь!
– Потом взыщу. Снарядов, говоришь, мало? Работай, капитан, снаряды будут.
Скобелев отошёл от батареи почти в радостном настроении, При всей непоседливости и кажущейся безалаберности он высоко ценил прежде всего мастерство, достигаемое изнурительным каждодневным трудом. Результаты этого труда он видел на позиции в чёткой работе артиллеристов, в жарком азарте боя и дружной, общей радости от тех маленьких побед, что выпадали на их долю. «Мастеровые, – ещё раз с уважением подумал он. – Мне бы таких тысяч двадцать – я бы через месяц коня в Босфоре купал…»
Он нещадно разнёс Тутолмина за казаков, обязанных обеспечивать артиллеристов снарядами, обсудил с полковником Паренсовым, почему до сей поры не атакует Лашкарев, наспех выпил полкружки водки у кубанцев и, вскочив на приведённую Млыновым запасную белую лошадь, вновь помчался вдоль залёгшей цепи, выводя из себя турецких стрелков. А генерал Лашкарев не атаковал, Коломенский полк не появлялся, и князь Шаховской уже с крайним напряжением сил выдерживал прежний темп наступления.
4
– Русские бросили в брешь между колоннами свежие силы, – доложил Тахир-паша.
– Глупцы, – усмехнулся турецкий полководец. – Вот уж истинно: если Аллах решил кого-то наказать, он начинает с головы. Снимите резервы с Гривицких высот. Русские там выдохлись, пусть себе врываются в
