уложить добрую полусотню солдат, соображал, что же произошло и какую выгоду от этого мог получить бой в целом.
Группа вскочила одновременно и явно по команде. Турки едва успели вскинуть винтовки, как все солдаты уже скрылись за оградой мельницы.
– Да они пуль испугались! – презрительно заметил Жиляй. – Какой позор!..
– Молодцы! – громко воскликнул Скобелев. – Ну, получил Рифат-паша подарочек: мост-то теперь под ружейным огнём. Млынов, узнай, кто скомандовал вовремя упасть. Георгия ему за то, что солдат спас и задачу выполнил. Алексей Николаевич, готовь общую атаку, – он щёлкнул крышкой часов. – Ровно в двенадцать – сигнал!
А уволенный со службы и внезапно представленный к награде вольноопределяющийся Федор Мокроусов сидел под стеной. Уже при входе в мельничный двор турецкая пуля рикошетом угодила в голову. Все плыло перед глазами, и порученец с трудом улавливал слова бинтовавшего его солдата.
– Ничего, барин, контузия это. Спасибо тебе солдатское, господин хороший, что уберёг нас. Кабы не ты – ни в жисть бы нам до этой мельницы не добежать…
– Второй раз, – еле ворочая языком, сказал Федор. – Второй раз – и все в голову…
Глава седьмая
1
Взятие Ловчи и полный разгром её гарнизона были высоко оценены не только русской армией. Александр пожелал лично заслушать доклад светлейшего князя. Сдержанный Имеретинский, вкратце обрисовав ход сражения, все эмоции выразил в последней фразе:
– Героем дня был генерал Скобелев.
Фраза эта, попавшая в официальную реляцию и подхваченная газетами, обошла весь мир. К Скобелеву стучалась не только мировая слава, но и народная любовь.
Перед третьим штурмом Плевны русская армия была усилена тридцатью двумя тысячами румын. В предвкушении победы император соизволил лично наблюдать за сражением, а общее командование возложил на румынского короля Карла. Фактически, естественно, руководить штурмом обязан был командир шестого корпуса генерал Зотов, но так как вместе с Александром II прибыл и военный министр Милютин[49], и главнокомандующий светлейший князь Николай Николаевич, то не только единоначалие, но и просто чёткое управление войсками было утрачено ещё до начала сражения.
Генеральный штурм был назначен на 30-е августа. День этот был днём тезоименитства императора всероссийского, а посему о дне штурма знали все – и солдаты, и офицеры, и сам Осман-паша. Причём последний знал и готовился со всей свойственной ему решимостью, волей и пониманием психологии противника.
– Русские будут атаковать Гривицкие редуты, – сказал он на военном совете. – Дайте им бой, отступите и заприте их там перекрёстным огнём. И бросьте все таборы к Зелёным горам.
Наступление предварили четырехдневным артиллерийским обстрелом. Канонада приятно воодушевляла высоких гостей, но особых результатов не дала: турки успели глубоко зарыться в землю. Первыми это испытали на себе румынские войска. Они атаковали злосчастные Гривицкие редуты, уже обильно политые кровью костромичей в Первом штурме и солдат Вельяминова – во Втором. Союзники в конце концов ворвались-таки в редуты, понеся весьма ощутимые потери. Следовало немедленно подбросить резервы усталым и обескровленным колоннам, но князь Карл жалел свою молодую необстрелянную армию, Зотов – свою обстрелянную, и в результате турки отошли в полном порядке, тут же накрыв редуты сосредоточенным огнём.
Уже казалось, что сражение проиграно, что кровавые атаки не дали никаких результатов, что Осман- паша по-прежнему прочно удерживает позиции, умело оперируя резервами и усмехаясь в чёрную бороду. Казалось, но если бы… Впрочем, в итоге и там только «показалось», но показалось столь грозно, что турецкий главнокомандующий приказал срочно выводить обозы из Плевны. Осман-паша поверил в своё поражение, а русское командование так и не нашло в себе сил уверовать в собственную победу.
Ловченской группировке сама судьба указала наступать по тому самому пути, по которому во время Второго штурма атаковал маленький, по сути, сторожевой отряд Скобелева. Тогда Осман-паша был открыт с юга, но он был умен и дальновиден, и, зная тупое постоянство русского командования, не забывал об Ак- паше. Скобелева ждали не только регулярные части, но и два мощных редута, выросших у самых Плевненских предместий.
С вечера 29-го начался дождь, глинистая почва размокла, но перенести день ангела императора было невозможно. И пока именинник принимал поздравления, тысячи русских солдат и офицеров в насквозь промокших мундирах шли под картечь и пули, с трудом волоча облепленные грязью сапоги.
В тяжёлом мокром тумане шёл Владимирский полк. Он был встречен таким огнём, что залёг и смешался. А полыхающий беспрерывными залпами туман не рассеивался, солдаты падали на крутых склонах, командиры теряли подчинённых.
– Господа офицеры, ко мне! – закричал Скобелев, появившись на белом коне среди бестолково метавшихся групп. – Ваша честь – там, на третьем гребне! Так ступайте за нею!
Офицеры собрали солдат, молча, под проливным дождём двинулись вперёд. Скобелев терпеливо обождал, пока они не скрылись в тумане, и вздохнул:
– Понял Осман-паша, чего наши стратеги до сей поры понять не в состоянии: вот дверь в Плевну. За честь почту когда-либо руку ему пожать.
Возвращался генерал другой дорогой. Он ехал медленно, вглядываясь в молочную завесу и вслушиваясь в неспешно разгоравшееся сражение. И вскоре наткнулся на солдат, сидевших под обрывом. При виде генерала солдаты вскочили, вперёд шагнул офицер:
– Капитан Гордеев. Собираю отставших.
– Что, ходить в атаку несколько хлопотнее, чем болтать с солдатами?
– Вы несправедливы ко мне, ваше превосходительство. Я не давал повода…
– Повод дают коню, капитан. Офицеру вручают честь.
– Клянусь этой честью, что не сойду с того места, до которого дойду живым. Даже несмотря на ваш приказ, генерал.
– Тогда постарайтесь, чтобы избранное вами место было как можно ближе к Плевне.
Скобелев дал шпоры и бросил коня в карьер. К часу пополудни скобелевцы уже прочно закрепились на третьем гребне Зелёных гор. Впереди лежала знакомая низина с разбухшим от дождя ручьём, глинистый, растоптанный отступающими аскерами подъем и два новых редута. Вверху уже начал редеть туман, но клубы его, перемешанные с пороховым дымом, сползали в низину: густая серая мгла разделяла сейчас солдат Скобелева и аскеров Османа-паши.
– Задачка, – вздохнул Куропаткин. – Солдаты потеряют офицеров в тумане, опять кутерьма начнётся.
– Музыкантов сюда, – сказал Скобелев. – Расчехлить знамёна, играть марш, наступать в строевом порядке.
Скобелев нашёл способ борьбы с туманом, свято верил, что преодолеет огненный заслон, но против грязи, крутизны и топких берегов Зеленогорского ручья он был бессилен. В три часа загремели оркестры, взметнулись знамёна, и полки пошли на штурм редутов, тогда именовавшихся Кованлык и Иса-Ага, а после этих кровавых дней наречённых Скобелевскими.
Скатились к ручью, с трудом преодолели его и залегли, прижатые жестоким огнём.
– Все резервы – в бой!
Свежий полк и два батальона шуйцев вдохнули новые силы в атакующих. Последние сажени были пройдены, и началась рукопашная. Из редутов вырастали все новые и новые цепи, тысячи людей, скользя и падая, остервенело дрались на мокрых скользких скатах.
– Чуть! Ещё чуть, ребята!.. – кричал Скобелев, хотя прекрасно понимал, что никто его не слышит.
