— Ах, какая смешная потеря! — отмахнулся Коваленко. — Много в жизни смешных потерь.
— И, разумеется, вы к этому не имеете ни малейшего отношения.
Коваленко возвел глаза горе:
— Доколе, о Катилина…
— Да, если подумать, «Пассаж» не должен вас беспокоить. Но вот «Книжный мир»…
— В Коллегии авторов будут очень, очень недовольны, — поддакнул Шульц.
— Что это за географические новости? — в голосе Цитатника прозвучало искреннее недоумение. — Что он Гекубе, что она ему?
— С Гекубой, — сказал Дантес, — разбирайтесь сами. Но учтите, что из-за атаки на «Книжный мир» пострадало и, быть может, утрачено произведение мировой литературы.
— Что говорит! — с каким-то восхищением сказал Коваленко. — И говорит, как пишет!
— Гарик, — процедил Дантес, — у меня сильное желание…
— Хладнокровнее, Валя, — остановил Шульц, — у нас ведь пока ничего нет на гражданина Коваленко. И поэтому мы не будем принимать мер. Чего нельзя сказать о Коллегии авторов. Ее такие мелочи, как презумпция невиновности, как-то… не беспокоят.
— Да уж. Боюсь, что выйдет — как там у классиков гангстерской литературы? «Лука Брази спит с рыбами…»
Коваленко несколько побледнел.
— Мы понимаем, Юрий Георгиевич, что вы не лучшего мнения об органах Охраны речи…
— Чудище обло, озорно, огромно, стозевно и лаяй, — подтвердил тот.
— И тем не менее кажется, что сейчас сотрудничество со следствием в ваших интересах. Нам пока от вас много и не надо. Только скажите — знаете ли вы некого Якова Чичко.
Возможно, Коваленко и сказал бы что-нибудь, но в это время появился его адвокат. Заявил, что забирает своего подзащитного, ибо никто не потрудился предъявить тому хоть какие-то значимые обвинения.
— Карету мне, карету, — потребовал Цитатник.
— Шофер внизу, Юрий Георгиевич.
Коваленко с видимым трудом поднялся со стула. У самой двери обернулся. Посмотрел на корректоров тяжелым взглядом и сказал:
— Если ваша жизнь дорога вам, держитесь подальше от торфяных болот.
— Скажи мне, Шульц, — произнес Валентин уже в коридоре. — Хотел спросить… откуда Поэт тебя знает?
— Знает? — Напарник вытащил сигарету, щелкнул зажигалкой.
— Он назвал тебя обергруппенфюрером. И он в курсе, что мы работаем вместе.
— Хороший вопрос, Валя. — Шульц затянулся от души. — В самом деле, разве это не подозрительно? А может, ты еще спросишь, что я делал на Радищева во время облавы, когда исчез Чичко? Ведь кому проще было забрать его у младкоров? Ты спрашивай, Дантес. Не стесняйся.
— Гарик…
— Ты считаешь, я не вижу, как ты на меня косишься в последнее время? Видно, думаешь, будто я продался Коваленко и теперь подчищаю свидетелей. Все правда, только не забудь, что я еще и немецкий шпион…
— Гарик!..
— Мало мне того, что в ФМС меня едва не в лицо зовут фашистом! А ведь я родился здесь и, веришь или нет, никого не убивал подо Ржевом! Так теперь еще и мой друг…
— Твою орфографию! — расстроился Дантес. Кажется, эта история с паспортом не прошла Шульцу даром.
— Знаешь что, Валя, может оказаться, что разыскивать уже некого, — сказал Шульц, когда они втроем сидели в кабинете Скворцова. Последний имел сконфуженный вид. — Понимаешь? Если этот Чичко работал на кого-то… того же Коваленко… самое простое — навести на него КОР, а потом сделать так, чтобы думали, будто он в бегах.
— Пожалуй, — кивнул Дантес. — Я все за Поэта беспокоюсь… Ладно, давайте разберемся, что мы имеем?
— Зря ты стараешься, Валентин, — немного виновато сказал младред. — Все равно это дело теперь в редактуру отдадут.
— Утром отдадут. А сейчас еще… еще вечер. Смотрим: начинается все с «Узницы». Пятнадцатого там убирают «К». Зоны нет, жертв нет, и вообще похоже на мелкую проделку. Так?
— Так, — согласился Шульц.
— Дальше, — продолжал Дантес, — нападение на «Книжный мир». Наличие зоны говорит о чем?
— О стихийнике, — подал голос Скворцов.
— Или об очень сильном стирателе, — сказал Шульц.
— «Книжный мир» принадлежит Резнику, и Резник же купил «Узницу»… Следите?
— Уже несколько дней следим, Валя, — потянулся Шульц. — Симплифицируй дискурс.
— И с Резником Коваленко воевал за помещения в «Пассаже». Допустим, Коваленко нанял Александрийского, чтобы поквитаться с конкурентом. Но выходит, что Чичко имел сообщника — сам себя он из задержанных «выписать» не мог.
— Но ведь сообщник, — медленно проговорил Шульц, — должен был знать, что планируется облава…
В этот момент сотовый у Скворцова заиграл Моцартом.
— Слушаю, — сказал следователь и вдруг расплылся в широкой улыбке. — Ну, Дантес, теперь ты меня оставишь в покое. Взяли твоего Чичко.
— Как — взяли?
— Ты будешь смеяться, — сиял Скворцов. — Звонили из аэропорта. Он пытался улететь первым классом, как обычно летает Коллегия, но у него кончилась авторская лицензия. В общем, его поймали, когда он пытался подправить число пассажиров на рейс… И теперь везут к нам.
— Мне таки совсем неинтересно говорить без адвоката, гражданин начальник, — с ходу заявил Чичко.
— Адвокат задерживается, — ответил Валентин, закрывая на ключ дверь кабинета. — А мы пока… так побеседуем.
— Может, не надо, Валя? — с опаской спросил Шульц. — А то будет как в прошлый раз, потом не отпишемся.
В широко раскрытых глазах писателя читалось желание и одновременно нежелание знать, что было в прошлый раз.
— Вот что, начальник, — сказал Чичко. — Чистосердечно скажу как на духу: вывеску в «Пассаже» я не трогал. И в «Книжном» тоже.
— А друзья твои, верно, думают не так, — усмехнулся Шульц.
— Ну, положим, — признался Чичко, — «Кузница» — моя работа. Ну так это же немножечко маленькая шалость! Это ж не стоит выеденного гроша, я вас умоляю! А тут серьезные люди пытаются меня упаковать за «Пассаж»!
— Это Коваленко тебе его заказал?
— Начальник, да ты посмотри на меня! Вот где я, а где «заказал»? И за «Пассаж» за ваш я не знаю ничего…
— Ты еще скажи, что и Коваленко не знаешь, — посоветовал Шульц.
— Таки шо, если знаю?
— Перестань изображать одессита, — велел Дантес. — Одесса от нас далеко.
— Магадан ближе, — подтвердил его напарник.
— Получишь за умышленное искажение произношения. Статья сто двадцать первая РК РФ, слышал?
