смены этнополитических ориентиров, ни недоверия к другим народам СССР, ни намека на новую волну репрессий, ни стремления видеть русских покорными большевикам я здесь не наблюдаю. Все это, поверьте, разработки кухонных политологов и газетных стратегов.
По-моему, здесь простая благодарность. Простая гордость за свой народ. И столь редкое для вождей любого калибра, тем более прижизненного тирана-полубога Сталина, признание своей вины.
Здесь есть правда.
Если верить маршалу авиации Голованову,
Это, конечно, лирика. Но что еще было говорить Сталину, если в безвозвратных потерях Красной Армии русские составили 66,4 %? Почти шесть миллионов из 8,7 погибших советских солдат?[386]
Тимофей Мельник. Летчики-герои
Второй знаменитый тост за Победу прозвучал ровно через месяц и тоже в Кремле. Про «винтики». Сразу скажу: никому не понравится, если его обзовут шурупом или гайкой. И отношение Сталина к людям как бессловесным «человекам-винтикам» отражает его сущность диктатора и тирана. Эта слесарная метафора не делает ему чести и часто приводится в качестве одного из обвинений его режиму… Винтики… Задевает. «Это роль ругательная и я прошу ее ко мне не применять», — как говорил бессмертный Антон Семенович Шпак.
Все так. Но только в данном конкретном случае слово вырвано из контекста. Даже не фраза — одно слово. На приеме для участников Парада Победы 25 июня 1941 года прозвучало много тостов. Пили, естественно, за самого Сталина, за командующих, за Генштаб, за здоровье Калинина, в честь правительства, за начальника тыла Красной Армии генерала Хрулева… Все — сильные мира сего, элита, маршалы и академики. На этом фоне «тот самый» тост звучит, извините… вроде это выражение ну никак к кровавому диктатору не приложимо… но как-то звучит — по-человечески.
Давайте послушаем.
«Не думайте, что я скажу что нибудь необычайное. У меня самый простой, обыкновенный тост. Я бы хотел выпить за здоровье людей, у которых чинов мало и звание незавидное. За людей, которых считают „винтиками“ великого государственного механизма, но без которых все мы — маршалы и командующие фронтами и армиями, говоря грубо, ни черта не стоим. Какой-либо „винтик“ разладился — и кончено. Я подымаю тост за людей простых, обычных, скромных, за „винтики“, которые держат в состоянии активности наш великий государственный механизм во всех отраслях науки, хозяйства и военного дела. Их очень много, имя им легион, потому что это десятки миллионов людей. Это — скромные люди. Никто о них не пишет, звания у них нет, чинов мало, но это — люди, которые держат нас, как основание держит вершину. Я пью за здоровье этих людей, наших уважаемых товарищей»[387] .
Ни холопами, ни «винтиками» в тот вечер Сталин, к его чести, никого не называл. Вспомнил людей простых, обычных, скромных. И назвал их товарищами.
Часть 9
Как русский Иван закончил Вторую мировую
В стремительной войне с Японией в августе 1945-го[388] наша армия показала, какой удивительно военной машиной, прямо-таки машиной по производству побед, она стала. Это была бесспорно — лучшая армия в мире. Беспримерные по красоте армейские операции. Невероятная эффективность прекрасно вооруженных соединений, частей, каждого отдельного бойца. Чрезвычайно низкие потери.
И так уж, вероятно, было предначертано — победную точку во Второй мировой поставила лучшая в мире армия — наша.
Глава 1
Сколько должна была длиться война?
Четверть из выпущенных в 1945 году японских самолетов — 2523 — были… учебными. Объяснение простое: они легко переделывались под камикадзе.
Последняя награда той войны…
В 1945 году Япония вела войну на два фронта. В Китае она началась еще в 1931-м, и стоила, кстати, жизни 35 миллионам китайцев. Экспедиционные войска японского императора вели себя в Поднебесной по неписаному кодексу, который определяется одним выражением — «чисто восточная жестокость». Геноцид, опыты над живыми людьми, каннибализм — всем этим по полной программе успели отметиться и запомниться оккупанты.
В Китае им противостояли две силы — патриоты-националисты Чан Кайши и патриоты-коммунисты Мао Цзэдуна. Так как китайские господа и товарищи периодически еще воевали друг с другом, население Китая неуклонно сокращалось.
«Ничего, китайские бабы еще нарожают», — возможно, размышлял Мао. Эта война могла продолжаться не 14, а еще 140 лет. Запас прочности у Китая был большой. У Японии — не меньше.
А вообще то, как сообщал МИД Сталину в начале 1945-го руководящие деятели Китая