Только вот, что касается периода 1941–44 годов, боюсь, кто бы ни пытался нам честно рассказать о «повседневной жизни» «под немцем»[231] — а все будут получаться ужасы оккупации. Ибо так оно и было.
«Зверства, совершенные вооруженными силами и другими организациями Третьего Рейха на Востоке, были такими потрясающе чудовищными, что человеческий разум с трудом может их постичь… Я думаю, анализ покажет, что это были не просто сумасшествие и жажда крови. Наоборот, налицо имелись метод и цель. Эти зверства имели место в результате тщательно рассчитанных приказов и директив, изданных до или во время нападения на Советский Союз и представляющих собой последовательную логическую систему»[232].
Это не передовица газеты «Правда». Это сказано американцем, юристом, представителем США на Нюрнбергском процессе. Тем, кто, переписывая историю, не верит «советскому официозу», неплохо было бы иногда заглядывать и в самые что ни на есть trust worthy западные документы.
Глава 6
Сложная правда, простая вера
Религия — личное дело каждого русского человека.
Этот весьма неглупый тактический ход был разработан непосредственно в Главном управлении имперской безопасности.
Население оккупированных территорий оставалось в массе своей религиозным, хотя Советы и боролись с религией неустанно — целую четверть века. Возможно, это вообще было их ключевой ошибкой. Вон, Фидель не стал ссориться с католической церковью — и до сих пор рулит.
В Пскове последний храм закрыли аккурат в апреле 1941-го — это была несчастная церквушка на кладбище. По традиции в ней был устроен склад. К 22 июня на весь 170-тысячный Смоленск оставалась только одна церковь, правда в своеобразном виде.
Гудериан про Смоленский кафедральный собор: «При входе посетителю бросался в глаза антирелигиозный музей, размещенный… в левой половине собора… стояли восковые фигуры в натуральный человеческий рост, показывающие в утрированном виде, как буржуазия эксплуатирует и угнетает пролетариат. Правая половина церкви была отведена для богослужения»[233].
За время оккупации в Смоленске открылось четыре церкви (при том, что население города сократилось в пять с половиной раз), в Пскове — в шесть. В Орле за первые пять месяцев оккупации открылось четыре церкви, то же — в Ворошиловске (Ставрополь), Ростове-на Дону… Повсюду.
В январе 1942 года в крещенском крестном ходе участвовало 40 % оставшегося в Пскове населения — 10 тыс. человек. Немцы пытались оседлать это разбуженное религиозное движение, действуя со всей своей лютеранской методичностью.
Почитаемую икону Тихвинской Богородицы они поместили на хранение в оружейной комнате военной комендатуры и каждый день, как на работу, возили ее в церковь и обратно. Распространялась листовка с текстом следующей молитвы:
«Адольф Гитлер, ты наш вождь, имя твое наводит трепет на врагов, да придет третья империя твоя. И да осуществится воля твоя на земле…»
В конце 1942 года появились плакаты, на которых солдаты вермахта и власовцы вместе отмечали Рождество. Вероятно, где-то в промежутке между 25 декабря и 7 января.
Все это кажется странным и нелепым. Тем более странным, что верования вождей нацизма были, мягко скажем, далеки от христианских. Хотя на солдатских пряжках и было выбито «Gott mit uns» («С нами Бог»), это еще надо разобраться, что за бог имелся в виду. Любовь нацистской верхушки к языческим культам общеизвестна, нелюбовь к христианству — в общем, тоже.
Чтобы не быть голословным:
Гитлер: «В том-то и беда, что мы исповедуем не ту религию. Почему бы нам не перенять религию японцев, которые считают высшим благом жертву во славу отечества? Да и магометанская вера подошла бы нам куда больше, чем христианство с его тряпичной терпимостью»[234] .
«Последняя великая задача нашей эпохи заключается в том, чтобы решить проблему церкви. Только тогда германская нация может быть совершенно спокойна за свое будущее… Нужно подождать, пока церковь сгниет до конца, подобно зараженному гангреной органу. Нужно довести до того, что с амвона будут вещать одни дураки, а слушать их будут одни старики…»[235] .
«Самый тяжелый удар прогрессу человечества нанесло христианство. Большевизм — это незаконнорожденное дитя христианства. У истоков обоих этих движении стояли евреи»[236].
А вот другое «Г» — Геббельс:
«В Европе распространяется нечто вроде атмосферы крестового похода. Мы сможем хорошо это использовать. Но не слишком напирая на лозунг: „За христианство“. Это было бы все-таки чересчур лицемерно…»
«Это бесхребетное учение самым худшим образом может повлиять на наших солдат»[237].
Особо жестко Гитлер высказывался именно против православия:
«Церковь — это всегда государственная объединительная идея. В наших же интересах лучше всего было бы, если бы в каждой русской деревне была своя собственная секта со своим собственным представлением о Боге. Если у них там начнут возникать всякие колдовские или сатанинские культы, как у негров или у индейцев, то это будет заслуживать всяческой поддержки. Чем больше моментов,
