отвечать…
Яуберт и Октябрь молчали, потому что понимали, что довод у Бучинги вполне веский.
— А он вообще умный, этот Террорист Бадьес? — спросил Бучинги.
— Да, — ответил Октябрь. — Очень!
— Так почему же они ему заплатили? Да еще дважды?
Виллем Снайдерс по кличке Кастет не говорил ни слова. Сидел за стальным столом и смотрел в стену. На допрос его привели в наручниках; руку приковали к ноге.
Джонни Октябрь говорил с ним вежливо. Подробно обрисовал его положение. Сказал, что он не выживет в тюрьме, люди Мугамата Перкинса до него доберутся. Как только его переведут из одиночки в общую камеру, ему конец.
— Ты ходячий мертвец, — заметил Бучинги.
— Мы можем тебе помочь, — добавил Октябрь.
Никакого ответа. Изуродованное лицо оставалось невозмутимым. Из-за шрама в углу рта казалось, что Снайдерс все время презрительно улыбается.
— Вот сейчас кто-то точит для тебя заточку, Кинг-Конг, — сказал Бучинги, играя заранее обговоренную роль «плохого полицейского».
— Но мы можем тебя спасти. Включить в программу защиты свидетелей. Виллем, ты начнешь новую жизнь. Если ты нам поможешь, у тебя в кармане появится несколько тысяч рандов. Можешь начать все сначала где угодно, в любом уголке страны.
Все понимали: это только прелюдия, способ привлечь его внимание.
— Ты только подумай. Тебе больше не придется озираться через плечо. Никогда!
Кастет Снайдерс молчал как каменный.
— Напрасно только время тратишь, Джонни, — заметил Бучинги.
— Может, и нет. Может, Виллем поймет, что мы даем ему шанс.
— Судья упечет тебя надолго, Кинг-Конг. Такого убийцу, как ты…
— Не спеши, напарник, мы можем ему помочь.
— А может, он не хочет, чтобы ему помогали. Может, он не просто урод, а еще и дурак.
— Виллем, я знаю, ты ничего не боишься. Знаю. Но задумайся, какой у тебя выход. Ты только представь, что тебя может ждать…
Так они продолжали играть: один — «добрый» полицейский, который протягивал заключенному оливковую ветвь мира и понимания, другой — «злой», его враг, он осыпал его ругательствами и оскорблениями. Снайдерс ничего не говорил и не шевелился. Он не реагировал, не смотрел на них, даже когда Бучинги склонился над его изуродованным лицом и начал на него орать. Виллем Снайдерс по кличке Кастет словно превратился в статую. Яуберт сидел молча, наблюдал и гадал, получится ли у них то, что они задумали.
Наконец Джонни Октябрь сказал:
— Нет, Физиле, хватит. Оставь нас. Все вы, и черные, и белые, не понимаете, что значит быть цветным. Я сам поговорю с Виллемом.
Бучинги и Яуберт притворились, будто нехотя встают, и вышли.
Из соседней комнаты они наблюдали за происходящим через одностороннее зеркало. Они увидели, что Октябрь сел рядом со Снайдерсом с сочувственным выражением лица, сцепив кисти рук на столешнице. Потом он выложил свой козырь:
— Виллем, я вырос в Бишопс-Лэвис, примерно в таком же квартале, как и ты. Я сам знал горе и понимаю, что такое боль. Тебе очень больно и плохо… Жизнь несправедливо обошлась с тобой. Тебе пришлось очень тяжко. И я тебя не виню, говорю тебе, никто тебя не винит. Ты побывал в аду. И чем дальше, тем больше все запутывается…
— Он молодец, — заметил Бучинги.
— Да, — отозвался Яуберт.
— Виллем, я понимаю, в глубине твоей души до сих пор сидит тот ребенок. Он спрашивает: «Неужели все не могло сложиться по-другому? Почему я не мог вести нормальную жизнь?» И вот, Виллем, я говорю тебе: все еще может измениться. Если ты поможешь нам сегодня, я добьюсь, чтобы государство оплатило тебе пластическую операцию. Мы положим тебя в лучшую клинику страны, к врачам, которые сумеют все исправить. И мы вернем тебе жизнь, Виллем. Ты получишь ее назад.
Джонни Октябрь помолчал, давая Снайдерсу обдумать услышанное, а потом сказал:
— У тебя будет новое лицо, Виллем. Новое и красивое.
Кастет Снайдерс отозвался не сразу. Лишь спустя какое-то время он впервые повернул голову. Посмотрел на Джонни в упор. Уголки его губ дрогнули, медленно расплылись в ухмылке.
Он презрительно сплюнул в ладонь Октября.
105
Они решили сделать перерыв. Принесли кофе и устроились в комнате рядом с кабинетом для допросов. Надо было обсудить стратегию. На заднем плане слышались ночные звуки тюрьмы: лязг открываемой металлической двери, приказы, отдаваемые суровым голосом в громкоговоритель, голоса заключенных — как ночные животные, которые перекликаются в темноте.
Они втроем вместе отдали правоохранительным органам больше восьмидесяти лет и одинаково понимали: единственный способ добиться своего — терпение. Их самое верное оружие — время.
— Слепая верность, — сказал Бучинги.
Октябрь кивнул:
— Да, они такие. До самой смерти.
— А он ведь не боится умереть.
— Иногда мне кажется, что они хотят умереть, друг мой. Похоже, сами напрашиваются.
Яуберт сидел, поставив локти на стол, и думал, думал…
— Джонни, что они делали на той дороге, возле Атлантиса?
— Да, начальник, вопрос на миллион!
— Там что, территория «Воронов»?
— Начальник, вы ведь знаете, какая обстановка у нас последние десять лет. После ПАГАД и ЗПОП. Главари селятся в белых кварталах, а новичков вербуют в бедных районах, где живут цветные. Там же они торгуют наркотой. Птичка-Невеличка жил в Рондебоше, Террорист и Мугамат Перкинс живут в Розебанке, они и лиц не кажут в таких местах, как Атлантис.
— А все-таки Террорист там оказался.
— С трупом в багажнике…
— Он возвращался из Атлантиса?
— Может, и нет. Может быть, они подыскивали место, где можно будет избавиться от трупа. Подальше от тех мест, где они живут. А может, собирались кого-то застрелить. В таком месте, где выстрелы не привлекут внимания.
— Значит, там стрельбище? — спросил Яуберт.
— Ну да, — ответил Октябрь. — Армейское, большое. Наверное, они его искали, проехали нужный поворот. Помните, водитель говорил, что раньше был указатель, а потом его убрали.
— И там песок, — добавил Яуберт. — Можно быстро выкопать могилу.
— Да, наверное. Но так же легко выкопать яму где угодно в Кейп-Флэтс. Там везде песок…
— Значит, они искали место подальше от своей территории. Им надо было срочно избавиться от трупа. Террорист Бадьес, его телохранитель, Кастет Снайдерс, и водитель не очень хорошо знали тот район, им главное было найти безлюдное место…
— Поэтому они и ехали так медленно. Все трое высматривали подходящее место, они не понимали, что у них на хвосте автобус. Проехали съезд на стрельбище. Кто-нибудь из них сказал: «Надо было там
