крепче. Чтобы сильней стянуть руки за спиной, я помог себе коленом, так, что локти осужденного почти соприкасались. Так я и заметил, что осужденный, связанный таким образом, не мог больше втягивать голову в плечи. Я сделал это, потому что был взбешен словами адвоката.
Да, помню, я как раз связывал осужденного. И вижу адвоката, из этих, «красных» на сто процентов, у него были темные очки. Он обнимает Туати Саида и говорит ему: «Ты правильно сделал, ты выполнил свой долг. Ты умираешь за правое дело!» Когда я услышал эти слова, меня сорвало с катушек. Я возмутился. Как? Француз? — там было семнадцать погибших, десятки раненых, разорванные на части дети, это мог бы быть его сын — и он говорит «Ты правильно сделал!» Убивал невинных. Говорить такое! Мерзавец! Я тогда, помню, был в высоких ботинках, в
Да, согласен, можно с оружием в руках убивать противника в огне сражения. Но не убивать невинных на стадионе. Будь я арабом, я, может быть, был бы членом ФНАО. Разумеется, против несправедливости, за Свободу, за Справедливость… Сейчас некоторые политики, журналисты обвиняют французскую армию в том, что в Алжире практиковались пытки.
Это когда говорят о правах человека, а не об обязанностях. Но они молчали, когда насилию подвергались целые семьи военнослужащих вспомогательных войск («харки») и этнические французы, когда их мучили до смерти, когда детей сажали на кол на металлических заборах виноградников. У меня есть доказательства — фотографии, сделанные военными, — подобных чудовищных жестокостей, совершенных ФНАО. У меня были друзья по школе, по детству, арабы, на сто процентов члены ФНАО. Мы до хрипоты спорили об алжирской проблеме. Никогда эти друзья не сделали бы чего-либо подобного. Напротив, покушения в нашем квартале были предприняты членами ФНАО, прибывшими издалека. Я задавался вопросом: если бы друг детства — к которому меня приглашали на свадьбу или крестины, чью семью я знал, — если бы он был приговорен к смерти? Что бы я сделал? Это настолько страшно, что я предпочитаю не думать об этом.
Политические осужденные или уголовные?
Тех из ФНАО, кого брали с оружием в руках, убивали на месте, в лоб. Поэтому их не гильотинировали. Остальные, ну, те несколько, что подложили бомбы на стадион, это да, это ради ФНАО, а не ради денег. Страшно сказать, но в некотором роде можно сказать, что это чистое дело. Как Французские внутренние вооруженные силы (силы Сопротивления), которые устраивали крушения поездов. Я, пожалуй, уважаю, у каждого свои идеи. Если бы я был арабом… я уверен, что применял бы оружие за свою страну, применял бы оружие против Франции, которая оккупировала мою страну. Взорвать мост, стрелять по вооруженным силам, устраивать саботаж… Да, были люди, которые устраивали такие дела, и это было не ради денег. У них были политические воззрения, которые можно было уважать. Но нельзя простить жестокостей, допущенных против гражданских лиц, а особенно детей.
Так вот, они платили. Но нужно сказать, что в алжирском случае почти четверть приговоренных к смерти не имели ничего общего с ФНАО: это были бандиты, обыкновенные уголовники. Насилие, кражи, убийства и так далее. Это ведь не ФНАО! Это гнусно! Но под прикрытием ФНАО все оказывались на равных.
Некоторые — сейчас улицы в Алжире носят их имена — ни в чем не были связаны с ФНАО. Это были просто-напросто мерзавцы, которые попытались воспользоваться смутой. Война в Алжире началась в 1954 году. Так вот, с мая 1954 по июнь 1956, когда осужденные были названы «террористами», было лишь два приведения в исполнение высшей меры приговора. С июня 1956 по август 1958, сто сорок один «террорист». Официально в Алжире с 1956 по 1958 год не было ни одного казненного по общему праву. Более чем за два года ни одной казни по общеуголовному праву. И потом три последних казненных, в сентябре 1958, мае и августе 1959: уголовники. Так вы хотите сказать, что почти за четыре года, 1955, 56, 57, 58, в Алжире не было уголовных преступлений? Это неверно! Это невозможно. Они были. Но под прикрытием ФНАО были такие, которые совершали кражи, насилие, убийства. Это отчасти в том же духе, что некоторые делали под прикрытием Организации «Секретная армия» (ОАС). Во времена смут и революций всегда есть проходимцы, которые пользуются ситуацией. А народ помогает им, потому что думает, что это действительно политическое дело. Но некоторые из них — мошенники!
Да, в более или менее военной ситуации существуют всякие извращенные вещи. В ходе «событий» в Алжире я был свидетелем вооруженного ограбления банка
Все это было, как во Франции с Французскими внутренними вооруженными силами (ФВВС). Были среди них замечательные люди. Но от имени ФВВС, я уверен, действовали и другие, нападавшие на банки и набивавшие свои карманы монетой. А потом они говорили, что они от ФВВС! У них были повязки ФВВС, но это были настоящие бандиты, которые воспользовались ситуацией. Так что? Что это значит? То же и с Алжиром. Или мы признаем, что часть так называемых членов ФНАО — это были простые уголовники, или нужно поверить, что все население стало честным, что вдруг не стало преступников. На самом деле под прикрытием ФНАО были и парни, которые заходили на ферму, насиловали, убивали, воровали, поджигали. Эти были не из ФНАО! Для моего отца это были преступники. Если нужно было казнить, он казнил.
Так что за те два года мы казнили ровно сто сорок одного «политического». «Политическими» они назывались потому, что их судил военный трибунал, но казнили на гильотине. Потому что они не хотели их расстреливать. Они говорили, что это значило бы оказать им честь. Думаю, что, расстреливая их, государство бы признало, что они политические, в то время как с гильотиной это были террористы, уголовные преступники. Некоторые называли себя политическими. Члены военного трибунала, адвокаты, все не могли разобраться: были они политическими или нет? На самом деле была путаница.
И потом я бы хотел сказать кое-что по поводу всех этих историй о пытках, которые сейчас раздувают газеты, сорок пять лет спустя. Во-первых, на события надо смотреть в контексте. Легко через сорок лет разглагольствовать в газете или на телевидении. Заниматься историей, сидя в кресле. Но когда идет война, когда повсюду взрываются бомбы, убивают гражданских лиц, женщин, детей, а военные схватили того, кто эти бомбы подкладывал, что же они делают? Умывают руки и дают ему трещать что вздумается?
Бомбометателя заставишь признаться, вовсе не предлагая ему чашечку кофе. У вас дети выходят из школ, а в магазинах люди. Нужно действовать быстро, чтобы воспрепятствовать новой мясорубке, обезвредить бомбы. Да, нужно заставить его признаться как можно быстрее. Но, насколько я знаю, как
