разбирательства этих происшествий с подробными докладами императору. Вот что писалось в одном из них: «Сего числа узнал я, что в недавнем времени имели дуэли лейб-гвардии конного полку офицер Владек с каким-то Растворовским, которого состояние по краткости времени еще не успел узнать, а вчерашнего числа на Каменном острове лейб-гвардии Семеновского полку поручик князь Голицын и двора Вашего императорского Величества камергер Давыдов, из коих, как сказывают, последние оба легко ранены, а из первых Растворовский по лицу нелегко изрублен».
Следует также сказать, что в должностные обязанности губернатора Петербурга входило и руководство войсками гарнизона. Уже в первые дни он познакомился с размещением столичных полков. Особое недоумение и беспокойство вызвали у него казармы Конногвардейского полка, размещенного в Таврическом дворце. Изумительное творение архитектора И. Е. Старова с торжественным парадным фасадом, купольным залом, большой галереей, с грандиозной двойной ионической колоннадой, с прекрасным внутренним убранством некогда поражало своим великолепием. Здесь проводились торжественные приемы, на которых приходилось бывать и Кутузову. При Павле I обстановку дворца вывезли. Колонный зал Таврического был превращен в полковую конюшню, а купольный — в манеж. Другие помещения были заняты под казармы, службы, мастерские и эскадронные каптерки, где лежали груды седел, сбруи, солдатской обуви, снаряжения и прочей кавалерийской утвари. Дворец оказался на грани разрушения. Усилиями Кутузова полк вскоре был возвращен в его прежние казармы, что в Конногвардейском переулке.
Как уже говорилось, еще до назначения на пост военного губернатора Кутузов состоял членом Военной комиссии. В период литовского губернаторства участие в работе комиссий являло собою предлог для поездок в Петербург и встреч с семьей. Однако случалось это не так уж часто.
Теперь же, находясь в Петербурге, Кутузов обязан был присутствовать на всех заседаниях Военной комиссии. Со свойственными ему тактом и настойчивостью он отстаивал здесь передовые взгляды на состав, организацию, снаряжение армии и поддерживал дельные предложения. В протоколах комиссии, подписанных Михаилом Илларионовичем за период пребывания его в губернаторской должности, рекомендованы: рациональное соотношение родов войск в сухопутных силах, наиболее целесообразные штаты пехотных полков, нормы снабжения солдат, размеры ремонтных сумм на лошадей,[128] образцы конного снаряжения. Было также разработано положение о пенсиях младшим чинам, офицерам и их вдовам. Небезынтересно отметить, что деятельности Кутузова в Военной комиссии русская армия обязана появлением серой шинели. В протоколе от 14 августа 1801 года обосновано это было следующим образом: «Не прилично ли будет присвоить шинели натуральный серый цвет, как сукна из станов выходят, а не крашеный, без различия, какой бы он ни был, темно— или светло- серый, лишь бы в каждый полк отпускалось сукно на шинели одинаковое из одного из тех цветов, в том уважении, что такое серое сукно не станет дороже, но дешевле белого, поелику удобно приготовляться может без разбору шерсти, как черной так и серой, которой, по роду большей части здешнего края овец, находится в множайшем количестве, нежели белой, и не будет подвержено такой неопрятности, как белое, которое, сверх того, что марается, неудобно еще и по предмету воинских осторожностей, что часовых на отводных караулах делает видными, с чем и Воинская комиссия согласна, находя серого цвета сукно для употребления в шинелях пристойнейшим и со стороны казенных издержек сходнейшим».
На представлении сохранилась резолюция Александра I: «Согласен с мнением комиссии».
Конечно, приходилось вести и безуспешные жаркие споры, примером тому — попытка замены неудобных в обращении и «в деле» треугольных шляп на круглые, «коя, хотя и не составляет особой важности, однако… не делая никакого безобразия, имеет преимущество, что закрывает глаза от солнца и от дождя, а первая ни сей выгоды, ни простоты солдатской одежде приличной не доставляет». Большинство членов комиссии (в том числе и Кутузов) настаивали также на отказе от кос, применения пудры, сала и лент, «которые, сверх того, что из солдатского жалованья больших издержек бесполезно требуют, подвергают еще солдат безвременному утомлению прежде настоящего дела в строю или отправления иной какой должности, заставляя вставать рано или совсем не высыпаться, чтобы завивать косы друг друга, пудрить и салить». К сожалению, император одобрил позицию цесаревича Константина и генерала иностранца Ламба, утверждавших, что «шляпы лучше оставить треугольные, а не круглые, и волос у солдат не обрезать, но завязывать или заплетать для того, чтобы не оставить их в виде, мужикам свойственном».
Если принять во внимание исполнение Кутузовым должности инспектора инфантерии войск, расположенных в Финляндии и на Карельском перешейке, с бесконечными смотрами и инспекциями, лагерными сборами и проверкой состояния боевой готовности, то работы в Петербурге у генерала снова оказалось «превеликое множество».
Радость Екатерины Ильиничны длилась недолго. Уже в начале 1802 года в отношениях Кутузова с царем появилась напряженность, после чего они стали ухудшаться. Даже человеку малосведущему это было ясно. Если первые свои рескрипты губернатору император подписывал: «Пребываю Вам благосклонный Александр», то затем к этой формулировке вежливости добавляется слово «впрочем», а в последних рескриптах сугубо официально — одно слово «Александр».
В сентябре 1802 года император без всяких видимых на то причин генерала Кутузова от поста военного губернатора столицы, как и от других занимаемых должностей, отстранил. Новым военным губернатором Петербурга был назначен генерал-фельдмаршал М. Ф. Каменский. Однако из-за его отсутствия дела было приказано принять графу Евграфу Комаровскому. Утром 5 сентября в кабинете Кутузова появился новый помощник военного губернатора. Будучи другом дома Кутузовых, стараясь как-то скрыть неловкость своего положения, полушутя-полусерьезно Комаровский принимает временное генерал- губернаторство столицы. В тот же день Кутузов доносит царю об исполнении его повеления. Александр I, чтобы избежать встречи с Кутузовым на последнем докладе, уехал в Красное Село.
Глубоко оскорбленный несправедливостью, Кутузов обращается к императору с полным горечи письмом, в котором с болью, обидой и плохо скрываемым гневом взывает к совести монарха, просит его обратить внимание на службу «сорокалетнюю в должностях военных и других, долго с честью отправляемых; на понесенные мною раны; на многочисленное мое семейство; на приближающуюся старость и на довольно расстроенное мое состояние от прохождения по службе из одного в другое место».
Однако упование на монаршее человеколюбие было напрасным. Александр I оказался глух к мольбе.
8 сентября в императорском указе Сенату лицемерно говорилось: «Снисходя на всеподданнейшее прошение генерала от инфантерии Санкт-Петербургского военного губернатора, управляющего в здешней и Выборгской губерниях гражданскою частию, Голенищева-Кутузова, по приключившейся ему болезни для поправления здоровья всемилостивейше увольняем его на год от всех должностей». Через день отставка Кутузова была объявлена указом Сената, а 10 сентября[129] — приказом по армии.
Истинная причина отстранения генерала Кутузова от должности губернатора Петербурга до сих пор окончательно неясна. Есть сведения, что император якобы был недоволен им «за неудовлетворительное состояние петербургской полиции». В подтверждение приводятся случаи разбоя, грабежей и азартных карточных игр. Думается, что доводы эти вряд ли можно признать убедительными, поскольку подобные происшествия известны были и раньше. При этом, конечно, следует иметь в виду как послабление, которое получил Петербург после Павла, так и кратковременность пребывания Кутузова в губернаторской должности.
Неубедительны и намеки на якобы готовившееся покушение на царя и на непринятие в этой связи должных мер со стороны военного губернатора. Дело в том, что сколь-либо достоверных данных на сей счет нет, а если бы они были, то это являлось бы прерогативой тайной полиции, подчиненной непосредственно монарху.
Главным здесь, по-видимому, было то, что Кутузов — человек больших талантов, огромного боевого опыта, снискавший широкую популярность, был неприятен царю именно этим. Александр I не мог не ощущать в нем противника прусской военной системы, для которой «тайны военных побед — в узких мундирах, в маленьких шляпах, в начищенных пуговицах, в блестящем оружии, в унизительном низкопоклонстве да удивительном педантизме соизмерения шагов с секундами».
