9 мая 1813 года город Бунцлау провожал главнокомандующего русской армией и союзными войсками в последний путь. Впереди траурной процессии несли флаги и кресты, за ними шло духовенство, далее — траурная колесница с гробом, за нею — свита полководца. Замыкал шествие оркестр, игравший печальную музыку.
Прах великого полководца торжественно провезли по Европе от Бунцлау до Петербурга. И всюду, стекаясь навстречу шествию, народ выражал истинную скорбь: траурный колокольный звон, воинские эскорты, ружейная и пушечная пальба, транспаранты со словами соболезнования… Жители русских городов несли гроб с телом Кутузова на своих плечах. «Народ несет его на плечах своих и не допускает иностранцев, которые также рвутся воздать сию последнюю почесть праху великого мужа», — писали очевидцы.
Утром 5 июня траурный кортеж был встречен родственниками и близкими друзьями покойного неподалеку от Петербурга в деревне Виколово. В тот же день с соблюдением торжественно-траурного ритуала процессия прибыла в Сергиеву пустынь — монастырь, что близ Стрельны, где была встречена духовенством, официальными представителями властей и огромным стечением народа. Сюда же прибыл от военного гарнизона «приличный почетный караул» и команда полиции «для порядку».
Победителя Наполеона, главнокомандующего русской армией и союзными войсками генерал- фельдмаршала Михаила Илларионовича Голенищева-Кутузова-Смоленского было решено похоронить в Казанском соборе. Причиной тому послужили несколько обстоятельств.
Прежде всего, Казанский собор (строительство которого было завершено в канун Отечественной войны), будучи тогда кафедральным, являлся одним из основных официальных идеологических центров. В период всенародной борьбы с врагом, потребовавшей огромного напряжения духовных сил нации, мобилизующая роль этого центра была велика. Значение собора возрос еще более, когда он превратился в пантеон русской военной славы, в средоточие трофеев Отечественной войны.
Не могла не учитываться и причастность Кутузова к строительству собора, а также то, что здесь в августе 1812 года, перед отъездом его в действующую армию, был совершен важный по тем временам идеологический акт — торжественный молебен. Далее в ходе войны Кутузов отправляет настоятелю собора митрополиту Новгородскому и Санкт-Петербургскому Амвросию сорок пудов русского серебра, отнятого у французов казаками атамана Платова, с просьбой «в украшение собора изваять из серебра лики четырех евангелистов».
Правда, просьба Кутузова в полной мере выполнена не была. Модели евангелистов, изготовленные скульптором Мартосом по эскизам Воронихина, были признаны обер-прокурором по духовной части князем А. Н. Голициным и министром просвещения графом А. К. Разумовским «чрезмерно натуралистичными». Помещение их в храме могло якобы «пагубно отразиться на нравах верующих». Потому позднее из серебра, присланного Кутузовым, был изготовлен иконостас собора.
И еще один немаловажный момент, предопределивший столь неожиданное для мирян захоронение полководца в религиозной обители, а не в пантеоне выдающихся военных деятелей России, что в Александро-Невской лавре Санкт-Петербурга.
Дело в том, что, продолжая преследование врага, русская армия громила его на территории Польши, которая воевала против России вместе в наполеоновской Францией.
В 1813 году русские войска оказались перед городом Ченстохов, в католическом соборе которого пребывала известная святыня православия — икона Святой Ченстоховской Божией Матери, незаконно присвоенная католичеством. Русское православие вело длительную и безуспешную борьбу за возвращение сего раритета.
Овладев городом и крепостью Ченстохов, Кутузов реквизировал сию икону, направив ее в дар кафедральному собору русского православия. (Из сказанного следовало, что польская католическая церковь продолжала воздавать почести не подлиннику, а копии иконы.)
В июне 1813 года дорога из Петербурга в Стрельну была постоянно запружена великим множеством карет, верховых и пешего люда. Петербуржцы совершали паломничество в Сергиеву пустынь, где в течение семнадцати суток перед гробом Кутузова, поставленным в ковчег,[151] денно и нощно велась служба.
Тем временем в Петербурге заканчивались последние приготовления к встрече «гроба спасителя Отечества». Для организации похорон была создана комиссия во главе с князем А. Н. Голициным. Оформление внутреннего убранства Казанского собора осуществлялось Воронихиным. Синод совместно с императорским церемониймейстером тщательно продумал ритуал погребения. Расходы на похороны 79061 рубль 61 копейку брала на себя казна.
Утро 23 июня 1813 года выдалось в Петербурге теплым и безоблачным. К полудню улицы и площади города, на всем пути следования траурной процессии — от реки Таракановки до Нарвских ворот, далее через Калинкин мост по Садовой улице до Никольского собора, через Театральную площадь по Большой Морской и Невскому проспекту — были заполнены народом. Утром того же дня гроб с телом Кутузова был вынесен из собора Сергиевой пустыни и установлен под балдахином на колеснице, запряженной шестью лошадьми, покрытыми траурными попонами.
На границе города (у Каменного моста через реку Таракановку) колесницу встретили духовенство, родственники, официальные лица и множество народу. Здесь же находились боевые соратники полководца во главе с генералом от кавалерии А. П. Тормасовым. (С Александром Петровичем Тормасовым жизнь часто сводила Кутузова. Они были соратниками в русско-турецкой войне и в польском походе.) Теперь бывший командующий 3-й Западной армией (один из претендентов на пост главнокомандующего русской армией) провожал в последний путь своего боевого друга.
В ожидании гроба с телом Кутузова стояла в порядке, определенном ритуалом, траурная процессия.
Впереди конный отряд. За ним домоправитель полководца в траурном платье с черным шарфом через плечо. Затем десять лакеев в черных кафтанах с аксельбантами и гербами. За ними шесть офицеров в траурных кафтанах и берейтор в траурном же одеянии верхом на коне. Далее денщики с траурным флером на шляпах и рукавах держали под уздцы трех верховых лошадей, покрытых черными попонами с нашитыми на них фамильными гербами. Снова верховой берейтор, но в цветном платье; за ним денщики (без траура) держали трех верховых лошадей под цветными попонами с фамильными гербами. Опять же берейтор верхом, а также два скорохода и двое верховых — все в траурном одеянии с аксельбантами. За ними траурная карета, заложенная шестью лошадьми, которая везла гербы, за каретой верховой берейтор в цветном платье, за коим денщики (без траура) с тремя богато убранными верховыми лошадьми, которых они держали под уздцы, затем церемониймейстер, за ним на руках несли изображения гербов дворянского, графского и княжеского достоинства. Далее — санкт-петербургское купечество, представители ополчения, дворянство Санкт-Петербурга и губернии. Снова церемониймейстер. За ним на бархатных подушках ордена: прусские — Красного орла и Черного орла; австрийский — Марии-Терезии; российские (различных степеней) Святого Иоанна Иерусалимского, Святой Анны, Святого Владимира, Святого Георгия, Святого Александра Невского, Святого Андрея Первозванного. За орденами — еще один церемониймейстер, за ним певчие и духовенство. По сторонам — восемьдесят монахов в черных епанчах и шляпах с распущенным флером, в руках — горящие факелы. Наконец — «печальная колесница» под черным балдахином,
