Халдриксона.
Путы, стягивающие мускулистые запястья, с такой силой врезались в тело, что совершенно исчезли в истерзанной ране. Кровь сочилась из порезов и медленно, капля за каплей, текла к ногам Халдриксона.
Мы бросились к нему, чтобы хоть немного ослабить его узы, но не успели мы прикоснуться к ним, как Халдриксон судорожно, но очень метко пнул ногой сначала меня, а затем да Косту, да так, что португалец полетел кувырком прямо в шпигат[4].
— Не трожь! — крикнул Халдриксон таким тусклым и безжизненным голосом, словно его опаленные связки почти утратили способность издавать звуки. Едва шевеля сухими растрескавшимися губами и натужно ворочая почерневшим языком, он снова захрипел: — Не трожь! Оставь! Не трожь!
Пофыркивая от злости, португалец поднялся и, выхватив нож, направился было к Халдриксону, но что–то в голосе норвежца заставило его остановиться.
По лицу португальца расползлось изумление и, пока он засовывал кинжал обратно в пояс, оно смягчилось от жалости.
— Что–то оченна плехо с Олафа, — забормотал он мне на ухо. — Я думай, он свиханулся!
И тут Олаф Халдриксон начал сквернословить, поливая нас отборной бранью. Он не говорил… он ревел, изрыгая проклятья из своей пересушенной глотки. И все время, пока это продолжалось, красные глаза норвежца блуждали по морской глади, а из его рук, мертвой хваткой вцепившихся в руль, капала кровь.
— Я пойду вниз, — нервно сказал да Коста. — Его женщина, его детка..
Он кинулся к трапу, ведущему вниз, к каюте, и скрылся.
Халдриксон замолчал, и снова его обмякшее тело повисло на штурвале.
Над верхней ступенькой появилась голова да Косты.
— Там никого нету… — он сделал паузу и снова повторил: — Никого нигде нету…
Он развел руками, изображая полнейшее недоумение.
— Я не понимай.
Тут Олаф Халдрикеон раскрыл свои потрескавшиеся губы, и от того, что он сказал, меня прошиб холодный пот и замерло сердце.
— Сверкающий дьявол забрал их! — прокаркал Олаф Халдрикеон, — их взял сверкающий дьявол!
Он взял мою Хеяьму и мою маленькую Фриду! Сверкающий дьявол сошел с луны и забрал их.
Он покачивался от горя, слезы катились у него по лицу. Да Коста опять направился к нему, и снова Халдрикеон нехорошо посмотрел в его сторону настороженными, налитыми кровью глазами.
Я вынул из саквояжа шприц и наполнил его морфием. Потом я подманил к себе да Косту.
— Отвлеки его как–нибудь, — прошептал я. — Поговори с ним.
Португалец подошел к рулевому.
— Где твои Хельма и Фрида, Олафа? — спросил он.
Халдрикcон повернул к нему голову.
— Светящийся дьявол забрал их, — снова каркнул он. — Лунный дьявол, сверкающий как…
Он заорал, не договорив, потому что я всадил ему в руку, как раз над распухшим запястьем, иглу и быстро ввел наркотик. Халдрикеон забился было в путах, стараясь высвободиться, но его повело, как пьяного, из стороны в сторону: морфий подействовал моментально. Вскоре тело норвежца обмякло, на лице появилось спокойное выражение, сузились зрачки неподвижных глаз. Несколько раз он покачнулся и затем, все еще сжимая штурвал связанными кровоточащими руками, рухнул ка палубу.
Стоило величайшего труда вызволить его из ремней, но в конце концов дело было сделано. Мы соорудили какое–то подобие подъемного крана, и тонганцы спустили огромное, безвольное тело в плоскодонку. Скоро Халдрикеон уже спал в моей койке.
Половину нашей команды под начальством кантанца капитан отправил на «Брунгильду». Там они спустили все паруса, так что на яхте Халдрикеона oстались торчать одни голые мачты, и поставили за руль одного из слуг–тонганцев, а мы продолжили столь загадочным образом прерванный путь в сопровождении «Брунгильды», привязанной к нашей корме длинным стальным тросом.
Я обмыл и перебинтовал истерзанные руки норвежца, потом очистил ему почерневший, пересохший рот теплой водой и слабым раствором антисептика.
Внезапно я почувствовал, что рядом кто–то стоит и, повернувшись, увидел да Косту. По его встревоженному виду я догадался, что португалец мучается каким–то смутным подозрением.
— Что вы думаете об Олафа, сайр? — спросил он.
Я пожал плечами.
— Вы думай, он убил своя женщина и своя детка? — Он помолчал. — Вы думай, он свихнулся и всех убила?
— Что за бред, да Коста, — ответил я. — Ты же видел, там нет шлюпки. Скорее всего, взбунтовалась его команда и в отместку привязала Халдриксона к рулю таким мучительным способом. Подобная история произошла с Хилтоном на «Коралловой Леди»; ты должен ее помнить.
— Нет, — сказал я. — Нет. Не команда. Там никто не был, когда связывался Олафа.
— Что? — вскрикнул я, подскочив на стуле. — С чего ты взял?
— Я взял, — сказал он медленно, — что Олафа сам себя связал.
— Подождите, — сказал он, увидев, что я скептически махнул рукой. Подождите, сейчас я показать.
Да Коста вынул руки, которые до этого держал за спиной, и теперь я увидел, что в них болтались перепачканные кровью обрывки ремней, которыми был связан Халдриксон. Каждый из них заканчивался широким кожаным концом, мастерски вплетенным в веревку.
— Вот, — сказал он, поднося к моим глазам кожаные ремешки.
Я посмотрел и увидел на них следы зубов. Выхватив у него один из ремней, я подошел к человеку, лежащему без сознания на моей койке. Бережно приоткрыв ему рот, я просунул между зубов кончик ремешка и осторожным движением закрыл челюсти.
И в самом деле, зубы Халдриксона оставили на ремешке точно такие же следы.
— Вот, — повторил да Коста, — я показывай.
Держа ремни в кулаках, он оперся руками о спинку стула. Потом быстрым движением обмотал один из ремней вокруг своей левой руки, сделал свободный узел, перекинул веревку через локоть. Левое запястье и рука еще могли свободно двигаться, и с их помощью он обмотал веревку вокруг правого запястья, оставив там такой же узел. Сейчас позиция его рук, обхвативших стул, ничем не отличалась от положения, в котором находились руки Халдриксона на «Брунгильде», только узлы и веревки свободно провисали. Да Коста, опустив голову, взял зубами кончик веревки и рывком затянул узел, так что его левая рука оказалась крепко привязанной к стулу; то же самое он проделал со своей второй рукой.
Да Коста подергал руками, демонстрируя мне прочность узлов: прямо у меня на глазах он привязал себя к стулу так, что теперь не мог освободиться без посторонней помощи. Он находился точно в таком же положении, что и Халдриксон, когда мы в первый раз увидели его.
— Теперь вы должны разрезать меня для выпускания, сайр, — сказал да Коста. — Я не могу подвигать руками. Эта фокус давно известный в здешних морях. Иногда надо, чтобы человека стой у руля много–много часов без никого, и он так делай, чтобы если он засыпай, колесо его разбудит. Вот так, сайр!
Я перевел взгляд с да Косты на человека, лежащего у меня на кровати.
— Но почему, сайр, — медленно протянул да Коста, — почему Олафа нада была завязать себе руки?
Я снова обеспокоенно посмотрел на него.
— Не знаю, — ответил я. — А ты?
Да Коста засуетился, отводя глаза, потом украдкой быстро перекрестился.
— Нет, — ответил он, — я ничего не знай. Какие–то вещи я слыхал, но здесь чего только не болтай.
Он направился к дверям, но, не дойдя до них, обернулся.
