— Я, разумеется, понимаю, за два-три дня тебе этого не освоить. Но ничего, за неделю ты разберёшься в моей системе. Только смотри — не позднее, договорились?
Дяде стоило большого труда не выпалить дону Хенаро, что подобные занятия ему не по силам и поэтому он отказывается от желанной должности.
— Не робей, Висенте! Уверяю тебя, ты ещё добьёшься своего. И скажу наперёд: если ты будешь расстраиваться из-за всякого вздора, ты — человек пропащий. Когда ты рассматривал бумагу, которую я тебе дал, я заметил уныние на твоём лице. Если не сможешь выучить эти значки наизусть за одну неделю — не беда, даю тебе две. Ну как? Главное, выучи. Тебе придётся писать кое-что такое, чего не должен понимать никто, кроме нас с тобой.
Тут дон Хенаро на мгновение устремил взор в потолок.
Мой дядя не поднимал глаз от бумаги. Он держал её в руках и, по мере того как изучал её содержание, убеждался, что проклятое заучивание займёт времени гораздо больше, чем может ему дать его досточтимый начальник.
Наконец дон Хенаро поднялся и воскликнул:
— Я не люблю никому открывать заранее мои планы. Сейчас самое необходимое — составить опись папок. Итак, за дело, Висенте. Договорились?
И он удалился, не проронив больше ни слова.
У моего дяди пропала всякая охота переводить зря бумагу и делать вид, будто он много и чрезвычайно быстро пишет, чем он с таким усердием и занимался перед приходом своего покровителя. Теперь его пыл сменился полной апатией. Дядя не отводил глаз от вручённого ему листа с дьявольскими закорючками и не делал ни единого движения: казалось, жизнь покинула дядино тело; даже его глаза утратили недавний ликующий блеск.
«Если бы дон Хенаро, — думал он, — позволил привести сюда моего племянника, мы поделили бы работу».
Было около двух часов пополудни. Дядя настолько погрузился в свои мысли, что не заметил, как Хуан, привратник дона Хенаро, с торжественностью облечённого полным доверием стража внёс груду документов и положил их на стол.
Вид кипы бумаг, возвышавшейся в непосредственной близости, так поразил дядю, что лишь через немалый промежуток времени он осмелился перелистать их. На последней странице каждого документа дядя неизменно читал: «Столоначальнику для приобщения к делу…»
«Да ведь это же моя теперешняя должность! — с гордостью сообразил он, увидев название её на стольких листах бумаги, сшитых в большие книги. — Теперь и у меня есть чин, а это уже начало карьеры!»
И дядя принялся строить воздушные замки, считая себя самым удачливым человеком в мире.
Это приятное занятие прервал приход какого-то подканцеляриста, который бесцеремонно встал перед широким письменным столом дяди и объявил:
— Я от начальника четвёртого стола двадцатого отдела, прибыл за документами. Они, должно быть, уже подготовлены?
Голос неожиданного посланца прозвучал в ушах дяди, словно гром небесный. Его лицо покрыла смертельная бледность.
От подканцеляриста, настроенного явно недоброжелательно, не укрылись терзания моего дяди, и он, сочтя момент подходящим, решил помучить его ещё больше.
— Начальник приказал мне принести документы как можно скорее, потому что присутствие скоро закроется.
— Хорошо, — пролепетал мой дядя. — А что я должен делать?
Тон, которым бедняга произнёс эти слова, размягчил бы даже скалы, но пройдоха-подканцелярист, видимо, был твёрже их, потому что без малейшего признака сострадания насмешливо продолжал:
— Помилуйте, сеньор начальник! С вашего позволения, вам это должно быть известно лучше, чем мне.
— Но… — нашёлся, как начать, мой дядя, не зная ещё, однако, способа покончить со столь затруднительным положением.
Подканцелярист, казалось, упивался муками, которые испытывал новоиспечённый начальник.
— Ладно, я скажу, что они ещё не готовы, — объявил он всё с той же невозмутимостью, повернулся на каблуках и уже собирался выйти из кабинета, когда дядюшка потянул его за сюртук.
— Молодой человек, не будьте таким жестоким, не губите меня, подождите немного, — взмолился он дрожащим и еле слышным голосом.
— Что же я могу сделать? Мой начальник, чего доброго, подумает, что я задержался не здесь, а просто отправился выпить стаканчик прохладительного в кафе. В этом отделе подобная вещь случается впервые. Нет, я не могу больше ждать.
— А вы не могли бы помочь мне? Ну, хоть поучить меня? Поверьте, если бы вы хоть раз объяснили мне, что делать, я навсегда запомнил бы ваш урок, — упрашивал дядя.
Плут-подканцелярист стал чуточку любезнее.
— Извольте, сеньор, — сказал он. — Это нелегко, но, конечно, уладить всё можно. В вашем отделе работы гораздо больше, чем в других. Поверьте мне, дела здесь хватит человек на пять-шесть. Не понимаю, как вы отважились принять подобную должность. Хочу вас предупредить: тот, кто поступает сюда, рискует в один прекрасный день протянуть ноги от трудов праведных. С таким непосильным грузом мог справиться только дон Бенигно, — у него за плечами была большая практика. Да и то, как вы знаете, он в конце концов ушёл в отставку.
В эту минуту раздался оглушительный голос Хуана-привратника, взывавшего к подканцеляристу номер нить из отдела номер…
— Ну, до скорой встречи, меня зовут! — крикнул юноша уже на бегу.
Дядю охватило глубокое уныние, и он принялся быстро перелистывать лежавшие на столе папки с делами; словно желая впитать в себя их содержание, дядя вертел и перевёртывал бумаги с такой поспешностью, что не успевал сосредоточиться пи на одной из них.
За этим занятием его и застал вновь подканцелярист, следом за которым в комнату вошёл и сам чиновник, пославший его за документами. Замешательство дяди ещё более возросло.
— Я присылал за бумагами, а мне отвечают, что они ещё не подобраны.
— Нет, подобраны, — чуть слышно отозвался дядя. — Вот они.
И он протянул чиновнику пять или шесть папок.
— Я же говорил, — ворчал чиновник, пробегая глазами страницы, — что дон Хенаро не поставит сюда человека, незнакомого с делом… Но позвольте, я не вижу здесь справки архива.
А её и не могло быть. Просто у дяди на мгновение родилась надежда, что эти двое столь безжалостно наседающих на него пришельцев разбираются в делах не больше, чем он сам, а может быть, и того меньше, и он рискнул подать им папки, недавно положенные Хуапом на стол.
— Нет, так не годится: в этих папках ничего нет. Час уже поздний, и нам придётся доложить дону Хенаро о случившемся, иначе он подумает, что виноваты мы, и задаст нам очередную головомойку, а уж на них он мастак, — заключил чиновник, окончив просмотр папок.
И он принялся насвистывать какой-то мотивчик.
Растерянность дяди достигла предела. Всей душой он желал, чтобы земля разверзлась и поглотила его; в подкрепление своих молитв он с такой силой сжал ногами перекладину стула, что почувствовал боль в икрах.
— Как же теперь быть? — прошептал он.
Подканцелярист и его начальник обменялись понимающим взглядом.
— Мы можем взять на себя обслуживание вашего отдела, пока вы не освоитесь на новом месте, — ответил первый. — Но, без сомнения, нам необходимо заранее условиться о вознаграждении за нашу посильную помощь, — добавил он, улыбаясь и потирая руки. — О, вы даже не представляете себе, насколько трудно вам будет войти в курс дела! Жаль, что дон Бенигно вышел в отставку — это потеря для всех нас!
Дядя не знал, на что решиться.
