цветы — все белое.
Эрик Ломбар полил катафалк бензином. Гроб был открыт. В нем, в складках шелковой ткани цвета слоновой кости, лежала Мод Ломбар в белом платье. Казалось, она спала. Глаза закрыты. На губах улыбка. Чистая, незапятнанная. Бессмертная…
Это называется пластинация. Все биологические жидкости тела заменяются на силикон. Как на выставках, где демонстрируют прекрасно сохранившихся мертвецов. Эрик Ломбар вглядывался в юное лицо, теперь блестевшее от бензина.
— Месье! Вы меня слышите? Пора ехать!
— Посмотри, как она спит. Посмотри, как она спокойна. Она никогда еще не была так красива.
— Мод умерла, боже мой! УМЕРЛА! Придите в себя!
— Отец читал нам Библию каждый вечер, Отто. Помнишь? Ветхий Завет. Правда, Мод? Он учил нас извлекать из нее уроки, говорил, что правосудие надо вершить самим. Нельзя оставлять преступников безнаказанными.
— Очнитесь, месье! Надо уходить!
— Но он был человеком несправедливым и жестоким. Когда Мод начала встречаться с мальчиками, он стал обращаться с ней так же, как и с матерью.
Наверху послышались выстрелы. Отто обернулся и подошел к лестнице с пистолетом наготове.
Из-за угла выглянул человек. Все произошло очень быстро. Пуля прошла так близко, что Сервас услышал ее жужжание, словно шершень пролетел. Циглер тоже выстрелила, и Мартен увидел, как человек рухнул на пол за мраморной статуей. Пистолет с металлическим стуком выпал у него из руки.
Циглер подошла, держа противника на мушке, склонилась над ним и увидела, что из-под плеча у него вытекает ручеек крови. Он был жив, но в шоковом состоянии. Она что-то проговорила в «уоки-токи» и выпрямилась.
Подойдя к статуе, Сервас, Пюжоль и Симеони увидели за ней дверь и ступени, ведущие куда-то вниз.
— Там, — произнес Пюжоль.
Винтовая лестница из белого мрамора. Стены, похожие на панцирь улитки, широкие ступени ведут вниз, в какое-то просторное помещение. Циглер сделала первый шаг, держа оружие на изготовку. Вдруг снизу прозвучал выстрел, и она быстро отпрыгнула обратно.
— Черт, там внизу еще один стрелок!
Ирен что-то отстегнула от пояса. Сервас знал, что это такое.
Отто заметил, как какой-то темный предмет, похожий на теннисный мячик, проскакал мимо него вниз по лестнице. Ток-ток-ток… Он сообразил слишком поздно. Светошумовая граната, надежно выводящая из строя. Когда мячик взорвался, яркая вспышка в буквальном смысле слова ослепила его. За ней последовал такой грохот, что дрогнули стены зала. Все тело Отто пронизал шок от удара по барабанным перепонкам, и комната поплыла перед глазами. Он потерял ориентацию в пространстве.
Придя в себя, Отто смутно различил рядом с собой два силуэта. Его пнули ногой в челюсть, и он выпустил из руки пистолет. Потом Отто перевернули на живот. Он почувствовал на запястьях холодную сталь наручников. В этот момент он увидел, как над катафалком взвились языки пламени. Его патрон исчез. Отто сдался на волю победителей. Еще юнцом, в шестидесятых годах, он служил наемником в Африке под началом Боба Денарда и Дэвида Симли и познал всю жестокость постколониальных войн. Он пытал, и его тоже пытали. Потом Отто попал под начало Анри Ломбара, человека такого же жесткого, как и он сам, а теперь служил его сыну. Чтобы чем-нибудь напугать или удивить Отто, надо было очень постараться.
Поэтому он только сказал:
— А пошли вы все в жопу!
Жар обжигал им лица. От пламени, бушевавшего в центре зала, почернел высокий потолок. Дышать стало нечем.
— Пюжоль и Симеони, отведите его в фургон! — приказала Циглер.
Она повернулась к Сервасу, который смотрел на помост, охваченный огнем. Сквозь пламя ему удалось разглядеть юное лицо и длинные белокурые волосы девушки, лежавшей в гробу.
— Господи! — прошептала Циглер.
— Я видел ее могилу на кладбище, — сказал Сервас.
— Надо полагать, она пуста. Как им удалось так надолго законсервировать тело? Набальзамировали, что ли?
— Нет, этого мало. Есть специальные технологии, а средств у Ломбара предостаточно.
Сервас не отрываясь смотрел, как лицо ангела превращается в кусок обгорелого мяса, костей и расплавленного силикона, и его уже не в первый раз охватило чувство полной ирреальности происходящего.
— А где Ломбар? — спросила Циглер.
Сервас вышел из оцепенения, в которое его повергло зрелище пылающего гроба, и повел подбородком в сторону небольшой двери, видневшейся в другом конце зала. Они обошли зал кругом, стараясь держаться ближе к стенам, чтобы огонь не обжег лица, и оказались за дверью.
Там находилась еще одна лестница, гораздо уже и грязнее первой. Она вела наверх, на поверхность земли. Сырой камень кое-где покрывали черные пятна.
Лестница вывела их на другую сторону замка.
Ветер. Снег. Метель. Ночь.
Циглер замерла и прислушалась к завываниям ветра, заглушавшим все остальные звуки. Полная луна то выглядывала из-за облаков, то опять пряталась. Сервас всматривался в шевелящиеся лесные тени.
— Вон там, — махнула рукой Циглер.
Луна осветила тройной след от снегохода, петлявший между деревьями по тропе через просеку. Потом небесное освещение погасло, и след исчез.
— Слишком поздно, он сбежал, — сказал Сервас.
— Я знаю, куда ведет тропа. В двух километрах отсюда есть ледниковый цирк. Оттуда дорога поднимается в горы и снова спускается, уже в следующую долину. С этого места ведет шоссе в Испанию.
— Пюжоль и Симеони могут его догнать.
— Им придется дать крюк километров в пятьдесят. Он все равно доедет раньше! Не исключено, что на шоссе его поджидает автомобиль!
Ирен подошла к маленькой избушке, стоявшей у самого леса. Следы шли оттуда. Она открыла дверь и повернула выключатель. В избушке стояли еще два снегохода, лыжи, ботинки, на стене висела доска с ключами, шлемы и черные комбинезоны с желтыми светоотражающими полосками, которые поблескивали в лучах лампы.
— Боже праведный! А я-то все думала, что же у него за запрещенные штучки!
— В каком смысле?
— Пользование этими машинами строго регламентировано, — сказала она, снимая со стены один комбинезон.
Сервас сглотнул, увидев, что она надевает его, и спросил:
— Ты что?
— Надевай!
