обернулся. Доктор все еще смотрел вслед. Андрей энергично махнул рукой — уходите!
***
Андрей никогда не был раньше на «Шквале», но законы расположения помещений на корабле консервативны. Дорогу к сектору связи Андрей мог бы найти с закрытыми глазами. Он не очень опасался кого–нибудь встретить, полагая, что горцы предпочитают не ходить по кораблю без нужды, — все–таки он хоть и завоеванная, но чужая крепость, в которой живут враждебные духи.
Дверь в отсек связи была открыта. Андрей закрыл дверь за собой, включил свет. Потом включил настройку. Над пультом загорелись два зеленых огонька. Теперь надо найти волну и позывные Центра. Когда–то Андрей знал их наизусть, но прошло несколько лет… К тому же они, вернее всего, изменились. Он включил экран–справочник. Время шло…
Дверь сзади поехала в сторону. Беззвучно, осторожно. Андрей понял, что она открывается лишь но внезапному движению воздуха.
Он обернулся. ВосеньЮ держал в руке бластер.
— Тебя опасно оставлять в живых, — сказал он Андрею.
«Опасайся ВосеньЮ. Он маленький человек».
Глаза ВосеньЮ казались черными бездонными дырками, как дыры в белой маске, за которой нет лица.
«Такие маленькие люди очень опасны».
Андрей бросился на пол, стараясь дотянуться до ног ВосеньЮ. Луч ударил в пульт, расплавив экран. Андрей успел подумать: «Вот сейчас перед моим взором должны пронестись картины детства… а где они?»
ВосеньЮ уже от двери снова поднял бластер, рука его тряслась.
«Дурак, — трезво и спокойно подумал Андрей, — он не поставил на подзарядку. Выпустил весь заряд… Теперь у меня есть три секунды». И он вскочил и шагнул к ВосеньЮ так, чтобы за эти три секунды дойти и убить. Он очень хотел убить этого человека.
И ВосеньЮ понял его и отпрянул в коридор, забыв, что через три секунды бластер будет подзаряжен и готов убивать вновь.
Но и Андрей не успел дойти до ВосеньЮ, потому что за спиной того уже громоздился слоновьей тушей Пруг Брендийский. Далее ДрокУ… а за ними доктор.
И доктор кричал:
— Убийца!
Андрей увидел, как поднимается — быстро и резко — ладонь Пруга и опускается на затылок ВосеньЮ, и пожалел, что не успел к ВосеньЮ первым.
ВосеньЮ охнул и тихо сел на пол.
Бластер отлетел в сторону, и доктор хотел поднять его, но Пруг заметил это движение и отбросил бластер ногой к стене. ДрокУ нагнулся и подхватил оружие.
— Я же предупреждал, — сказал Пруг. — Он очень опасен.
***
— Я согласен, что трусливый человек опасен не только для врагов, но и для друзей, — сказал Пруг Андрею. Они снова сидели в кают–компании.
— Во всем виноваты вы, — сказал Андрей. — Он пешка.
— Нет, я не могу быть виноват. Я выше этого. — Пруг сказал это с глубоким убеждением в своей правоте. — И я предупреждал, чтобы ты был осторожен. ВосеньЮ надо убрать. Тем более, что он принадлежит к такому ничтожному клану, что его можно вообще считать человеком без клана. Но я не могу этого позволить. Это грустно, но приходится отступать в мелочах, чтобы победить в главном.
— Опять притворяетесь, князь.
— В твоих глазах я делаю неправильные вещи, я плох. В моих глазах я велик и справедлив. И если моя справедливость кажется тебе жестокой, это потому, что у тебя нет своей справедливости.
— На пути к своей справедливости ты уже многих убил, Пруг.
— Может, придется убивать и еще. Может, придется убить тебя. Но славить потом в песнях буд>т меня, потому что я полетел к гигантам и взял их оружие. Песню поют о великих завоевателях. В песнях нет места тем, кто стоял на пути великих завоевателей. Я вернусь на Пэ–У победителем. Это мой долг.
— Поймите же, все это выдумка. Нет никаких предков, нет никаких арсеналов. Это легенда, которая очень дорого обходится.
— Легенда? Ты мне не веришь? Тогда, может, ты поверишь другому?
— Кого вы имеете в виду?
— Позови гробокопателя, — сказал Пруг воину.
Пока воин отлучался, Пруг молча вытащил из стеганой кобуры бластер и положил на ляжку, словно играл в шпионов и разбойников. Андрею казалось, что кают–компания, привыкшая к голосам пилотов и механиков, еще два дня назад уютная и чистая, насторожилась, замкнулась и ее стены, ее вещи смотрят с опаской и недоверием на чужаков — кресло, скатерть, курильницу, лохань, притащенные с Пэ–У. Да и что может быть нелепее и неправильнее, чем толстый человек в латах под рыжей, в синих цветах туникой, который обвис в кресле, лишь пальцы настороженно шевелятся, постукивая по рукояти бластера.
Археолог Фотий вин Кун удивил Андрея. Он уже привык за первую встречу с ним к его агрессивности, громкому бунту и настороженности мальчика, которого обижают одноклассники. Ван Кун вошел медленно, прихрамывая, остановился в дверях. Охранник подтолкнул его в спину.
— Простите, — скачал археолог.
«Они с ним поработали так, как и не снилось интеллигентному человеку, — подумал Андрей. — А археолог к этому не привык».
— Пришел, вот и спасибо, — сказал добродушно Пруг Брендийский. — Ты садись, не стесняйся.
Он говорил на космолингве с акцептом, мягким, даже приятным. Но по–книжному. Видно, прошел гипнопедические сеансы.
Кровоподтек на скуле, синяк под глазом, вроде бы оцарапано ухо. Рука на боку… Вернее всего, археолога били по почкам.
Фотий ван Кун сел бочком, осторожно, садиться ему было больно, но отказаться он не посмел.
— Как себя чувствуешь, не болит?
— Все хорошо, спасибо.
— Такая незадача! — сказал Пруг, не переставая сочувственно улыбаться. — Наш друг не поладил с одним из моих горцев. Оба оказались такими невоздержанными… От горцев всего можно ожидать. Но чтобы такой возвышенный, ученый человек так себя вел! Стыдно, почтенный ван Кун.
— Перестаньте… пожалуйста, — сказал ван Кун.
— Вот тут повелитель неба агент ДрейЮ, мой большой друг, интересуется, на что мы можем рассчитывать на Ар–А. Объясни ему, что вы нашли, не спеши, никто тебя не торопит
— Мне надо к доктору, — сказал Фотий ван Кун. — Расскажите своему другу сами.
Андрей не видел, где у Пруга спрятан хлыст. Он знал о таких хлыстах — бичах справедливости, — но видеть не приходилось. Хлыст был тонкий, из хвоста морской рыбы, с колючим шариком на конце.
Хлыст вылетел откуда–то из–за кресла, взвизгнул в воздухе.
Археолог сжался. Хлыст, описав круг, снова исчез. Пруг остановил жестом рванувшегося было вперед Андрея.
— Не надо, — сказал он. — Я только напоминаю. Господин ван Кун не достоин вашей заботы. Оп очень боится.
