ее из рук. Выпустил — она напряглась, высвобождаясь.
— Мин!
— Головастый должен пройти через воспиталище! Как ты можешь хотеть, чтобы ребенок вырос диким, подобно малоголовому? Молчи, Адвеста, я удивляюсь тебе. Ты думаешь одно, а говоришь другое…
— Это как же так? — спросил Колька.
— Тебе надлежит уйти от кузниц. В тебе они пробуждают память о покинутом. Ты мечтаешь о жизни Охотника, а во мне видишь опору — разве я ошибаюсь? Ты, подобно Гийкхагу, стремишься объединить несовместимое, Адвеста…
Тишина. Был самый тихий час ночи, когда спят даже ночные звери. И Мин была права. Колька смотрел на нее, хлопая глазами и соображая, что она права — как всегда.
Он и вправду мечтает о жизни Охотника.
Все это надо продумать. Очень тщательно и не спеша.
— Я нужен Ахуке, — возразил он наконец.
— Ты можешь уйти через месяц, — сейчас же сказала Дхарма.
— А когда уходишь ты?
— Через день. Через два дня, не больше.
— А что, через месяц я не понадоблюсь Ахуке?
— Будущее знают Великие, — сказала Дхарма.
Они больше не говорили. Они были вместе, пока не ударили струны на поляне Памяти, и вместе вышли навстречу последнему дню Поворота Ахуки.
Глава 12
Гийкхаг поднялся в третьем часу после восхода. Перепончатые крылья соскользнули с берега и круто пошли вверх в восходящем токе воздуха над горячей полосой песка. Гийкхага страховал гонец, с трудом удерживающий трусливую Рокх поблизости от блистающих перепончатых крыльев. Кузнецы остановили машины, в поселении было тихо. Черный дым от кричных печей поднимался вертикальными столбами, на большой высоте стекался в облако, и легкий восточный ветер относил его к Раганге. Уже под облаками поднимался Гийкхаг кругами, все выше и выше, как ястреб в поисках добычи. На поворотах крылья вспыхивали, отражая солнце — по толпе перекатывался возбужденный говор…
Почти все сошлись на берег. Смотрели вверх угрюмые Кузнецы — бороды торчком, довольные улыбки на закопченных лицах. Кое–кто из Наблюдающих Небо принес на берег свои инструменты, десятки труб следили за полетом Гийкхага. Ждали, когда он кончит подъем и начнет горизонтальный полет над Рагангой, по условию — Совет запретил ему летать над сушей, пока не убедится в надежности аппарата. Но молодой Кузнец набирал и набирал высоту, он уже казался черной точкой в яркой синеве.
— Пожалуй, он нрав, — сказал Колька. — Над Рагангой нисходящий поток, нужен запас высоты. Вода–то холоднее суши…
— А вверху тепло, солнышко ближе… — послышался насмешливый голос.
Джаванар стоял рядом. Колька протянул ему руку — Охотник со смехом пожал ее.
— Странен твой мир, Адвеста! Не принято ли у вас наступать друг другу на йоги вместо полуденного приветствия?
Колька нехотя усмехнулся. Рассказать бы тебе миф о Икаре с вытекающими соображениями — перестал бы ты смеяться, Охотник.
— Он спускается слишком быстро, — проговорил Ахука.
Джаванар выхватил у Ахуки трубу, лег на спину.
Колька тем временем потерял Гийкхага из виду. Повертел головой и, вдруг, далеко в стороне, нашел. Светлая точка стремительно скользила к земле, наискось, как по невидимой, туго натянутой веревке. Толпа загудела. Сильно отставая от светлой точки, снижалась темная — Гонец не мог догнать Гийкхага, не мог подставить спину своей Птицы и прекратить падение.
— Он выправляется! — кричали люди. — Падает, падает! Великая Память, он разобьется! Говорю вам, он спускается! Он спускается!
— Воистину, он спускается, — озабоченно проговорил Джаванар. — Что бы он мог увидеть сверху? Ко мне, Охотники!
Теперь и простым глазом было видно, что Гийкхаг намеренно теряет высоту. Поставив крылья почти вертикально, он под тупым углом несся к земле так, что аппарат едва не срывался с планирования — было видно, как вздрагивают крылья, теряя поток и входя в него опять. Колька едва успел подумать, что рядом с восходящим потоком, навстречу которому спускается аппарат, есть нисходящий к воде, как крылья щелкнули друг о друга — Гийкхаг взмахивал ими, пытаясь выровняться — и вдруг перевернулись и рухнули. Толпа взвыла. Одно крыло разлетелось в щепу, другое было цело и раскачивалось на песке, как парус. Врачи бегом, зигзагами спускались с крутого откоса — впереди бежал Лахи. Весь берег кишел людьми, как муравейник. Кольке почудилось, что в толпе, крутящейся вокруг Гийкхага, мелькнула спина Дхармы, над самыми головами скользнула Птица. Охотник что–то кричал сверху, и вдруг высокий мелодический звук пронизал воздух.
Над лесом, к югу от поселения, поднималась «поющая стрела» — тростниковая палочка со свистком и парой листьев вместо стабилизатора. Охотничий сигнал тревоги. И, едва умолк ее вибрирующий свист, как в наступившей тишине все услышали крик Гонца:
— Малоголовые переправляются через Рагангу–у! Мало–головые–е…
До этой секунды Колька стоял в оцепенелом созерцании, это с ним бывало изредка: все видишь и слышишь как обычно, но вчуже, как не относящееся к течению жизни. Он с некоторым трудом преодолел себя и побежал к центру поселения. Последнее, что он увидел с берега, был гигант Лахи, скачками поднимающийся к откосу с Гийкхагом на спине.
Каста Охотников была в Равновесии единственной централизованной системой, но действовала эта система четко. Когда Колька вместе с другими прибежал к «Охотничьему дому», дежурные Охотники уже приготовили и разложили па поляне луки, колчаны с тупыми и боевыми стрелами и прочее снаряжение. Пронзительно мяукали гепарды, привязанные к деревьям, боевые обезьяны дожидались своих Охотников — поворачивали могучие шеи. Колька подхватил первый попавшийся лук. Поколебался — не заскочить ли домой за пистолетом, и решил вместо того забежать в лечилище. Но едва он отошел от Охотничьего дама, как увидел Дхарму, бегущую навстречу, за оружием. Он плохо представлял себе, что там за малоголовые переправляются через реку Рагангу. Не страшнее ведь они, чем саблезубые тигры. Один залп из луков — и нету их. Но увидев тонкое, встревоженное личико Дхармы, он вспомнил: Господи, в них же стрелять нельзя… И он повернулся, и потом уже неотступно следовал за Дхармой.
Тревога гудела иод деревьями, на полянах, у кузниц. Тонко, зло ржала лошадь — в толпе Кузнецов крутился всадник, потрясал луком. К югу от поселения над Рагангой парили птицы Рокх. Между двумя боевыми обезьянами пробежал знакомый Охотник, на ходу показывая рукой — вперед, вперед! Через минуту и Колька бежал с Дхармой к берегу, сзади и впереди дробно стучали ноги, то и дело их обгоняли собаки, беззвучно уносились по просеке…
— Что с Гийкхагом? — спросил Колька на ходу.
— Будет жить.
— Он увидел малоголовых?
— Увидел.
— Много их на реке?
— Не знаю.
Как тогда, при охоте на Большегубых, они вынеслись на высокий берег — у перекрестка тропы стоял патрульный Охотник и направлял бегущих налево, вниз по течению. Узнав Адвесту, он показал рукой — там Джаванар, на мысу. Они пробежали направо и увидели старшего Охотника.
Лёссовый берег, подмытый рекой на повороте, нависал над водой острым мысом, напоминавшим по
