хмурится и тут же спрашивает:
— Юрик, а почему восемь гусей? У нас же девять гусей!
— А я почём знаю? — в свою очередь спрашивает Юра.
Он мог всё рассказать матери, но она ведь сразу же побежит к Шупарскому, поднимет такой шум на всю округу, а гуся-то всё равно нет уж. Вот кто не боится старика Шупарского — мама. Она пойдёт к нему и всё, что надо, выскажет, и ничего с ней не поделаешь: не побоится она свирепого и злого старика. Не побоится она никого, если знает, что права.
— Вчера был? Как я закрутилась и не посчитала? Нет бы мне посчитать. Чтоб мне вечером, Юрик, гусь был. Хоть из-под земли, а найди его.
Юра выглянул на улицу. Никого. Влез на сарай, уселся поудобнее на прошлогодней соломе. У него засвербило в носу, и он стал тереть нос пальцем. А вон и Санька стоит на санях и чистит ножом палку.
— Фома! — крикнул Юра. — Поди!
Санька не заставил себя долго ждать.
— К чему это у меня в носу чешется? — спросил Юра, когда Санька взобрался на сарай.
— К новостям, — серьёзно ответил Санька. — Или кто по носу даст.
Глава шестая. Доверяет тайну
Они, не сговариваясь, слезли с сарая и направились на котлован. По пути забрели на крытый ток, где лазали по перекладинам, стремясь добраться до воробьиных гнёзд, но на этот раз им попадались всё больше пустые гнёзда. Затем Юра спустился в заброшенный колодец, добрался до льда и отколол кусочек, чтобы Санька мог лишний раз удостовериться в его храбрости. Набегавшись, сели отдохнуть в тени на молодой зелёной травке.
— Давай будем играть в настоящих разведчиков? — предложил Юра.
— А я разве против?
— Вон, видишь, собака бежит. Ты не читал, как около одного нашего военного завода, где делали секретные межконтинентальные ракеты, всё время бегала собака, а потом оказалось, что у неё вместо глаз были маленькие фотоаппараты?
— Как так?
— Очень даже просто, вместо глаз вставили фотоаппараты. Шпионская оказалась собака! Писали!
— И она фотографировала?
— Пока не поймали. Давай, Фомочка, и мы секретничать, шифровать наш разговор. Вот, например, ты сказал: я пошёл. А нужно говорить: я-хтарма пошёл-хтарма.
— Я-хтарма пошёл-хтарма на котлован-хтарма купаться-хтарма. Так?
— Пошли-хтарма, — Юра выглянул из-за угла мельницы и поднял руку. По дороге от села ковылял старик Шупарский. — Т-ш-ш, впереди враг-хтарма.
— Кто-хтарма? — спросил Санька и тоже осторожно выглянул.
— У нас как на настоящей войне! — восхищённо сказал Юра.
Старик Шупарский, засунув руки в карманы, медленно брёл в сторону котлована. По лугу, между мельницей и котлованом, стояло множество пней, здесь рос когда-то лес. Юра и Санька, прячась за пнями, поползли вслед за стариком, не выпуская его из виду. Санька вскоре выдохся и сел отдыхать.
— Фома, — серьёзно, строго, стараясь не моргать и глядеть Саньке в глаза, спросил Юра, — если я тебе открою тайну, ты никому не разболтаешь?
Санька побледнел и, широко открыв глаза, глядел на Юру, ожидая, что тот сейчас откроет ему тайну, которую так долго скрывал.
— Честное пионерское! — продохнул он.
— Скажи: умри мать моя и отец, если я нарушу эту святую тайну или проговорюсь. Дай сюда мизинец, согни его вот так и держись за мой, а теперь говори. Честное пионерское, клянусь отцом и матерью, братьями и сёстрами!
Санька повторил страшную клятву.
— А теперь стань на колени, опусти голову до земли, чтобы и земля слышала. Повтори.
Санька повторил.
— Дед Шупарский замышляет недоброе. В лесу прячется чужак. Они замышляют убийство. Нужно всё разузнать и выследить их.
— Честное слово?
— Честное слово!
— Ух ты! — проговорил Санька и пополз.
Возле котлована они снова отдохнули и поползли к лесу, в котором, пока Санька давал клятву, скрылся старик.
У высокой, одиноко стоящей берёзы остановились. Юра глядел на лес, потом уселся поудобнее и вдруг увидел рядом с собой длинную, изломанную тень человека. Тень качнулась и легла ему на ноги. Он оглянулся и замер. Рядом стоял старик Шупарский и, прищурившись, глядел на него.
— Хлопче, што тута потерял? — глухим, хитрым голосом спросил старик и присел рядом на корточки, пристально глядя Юре в лицо.
— Да мы ничего не потеряли, — отвечал Юра, стараясь не смотреть старику в глаза.
— А я вот гуся потерял. Куда ж, зараза, он мог подеваться? — добродушно спросил старик.
— И мы гуся потеряли. Мать наказала не приходить домой без гуся, а то убьёт.
— Да ну? Да зачем он вам?
— Как зачем? Наш гусь. Как зачем? Был, а теперь нету. Как зачем? Мы кормили его целую зиму, стерегли, поили, я чистил из-под них кизяк! Как зачем? А вам, дедушка, зачем?
— А чего ж это вы тут шукаете?
— А где? Мы везде ходили.
— А теперь правите в лес? — всё так же добродушно спросил старик.
— Кто ж гуся в лесу ищет, дедушка? Гуси в густой лес не ходят. Мы играем.
— Вот я и думаю, — сказал старик и направился в село.
Юра быстренько вернулся к котловану и искупался. Санька купаться не стал. Старик шёл неторопко, оглядывался, останавливаясь, садился на пень отдохнуть. Ребята обогнали старика и у тока увидели Соню Кенкову. Она пасла телёнка. Рядом ходил дикий гусёнок и щипал травку.
— Что вы ищете? — спросила Соня и покраснела.
— Он гуся потерял, а мать его теперь убьёт, — ответил Санька. — Так, Юра?
— Ничего не убьёт, — не согласился Юра.
— Возьми гусёнка, хочешь? — сказала неожиданно Соня. — А потом, когда подрастёт, мы его отпустим, пусть летит к своим.
Юра был растроган великодушием Сони и тут же стал предлагать ей взамен всё своё богатство — пятнадцать копеек, две шестерёнки от часов. Он готов был отдать Соне всё, что имел, не потому, что она подарила ему гусёнка, а за её поступок, потому что так поступить мог только настоящий товарищ. Юра порылся в карманах и достал зуб от сенокосилки, которым можно из камня высекать огонь.
— На?, — протянул он щедрый подарок.
Соня засмущалась, но взяла его, а пятнадцать копеек вернула. Юра положил гусёнка за пазуху, и они с Санькой пошли.
По дороге Фома завернул к конюшне. Дверь заперта, окна крепко схвачены железными прутьями. Шторма ребята увидели сквозь решётчатое окно. Вначале Юра стал Саньке на плечи и долго любовался красавцем, а затем Санька.
