свою книгу. Бывает, что письма преданных людей, преисполненных добрых намерений, его раздражают. Верный Мишле, министр вооруженных сил в его правительстве, оставшийся на этом посту и после ухода генерала, пишет по поводу все еще временного военного звания де Голля. Дело в том, что сейчас проходит «упорядочение», проверка и утверждение чинов, полученных во время войны. Ведь де Голль до сих пор не утвержден в звании бригадного генерала. Если он не пройдет процедуру «упорядочения», то останется просто полковником в отставке.
«Мой дорогой министр, — отвечает де Голль, — с 18 июня 1940 года, то есть с того дня, когда я вышел из армейских кадров, чтобы приступить к деятельности исключительного характера, развернулись события такого масштаба и смысла, что теперь уже невозможно „упорядочить“ это абсолютно беспрецедентное положение.
Нет совершенно никакой необходимости менять что бы то ни было в этом положении, продолжавшемся в течение пяти лет семи месяцев и трех дней великого испытания. Любое „административное решение“, принятое сегодня в этом отношении, было бы странным и даже смешным.
Единственная мера, которая отвечает масштабу этих событий, состоит в том, чтобы оставить все в нынешнем состоянии. Когда-нибудь смерть урегулирует все трудности…»
Де Голль отказывается от всего: от военной медали, от награждения орденом Почетного легиона, от присвоения ему специального звания «генерала освобождения». Он бригадный генерал временного характера и носит по две звездочки на рукавах и на кепи, а на мундире — только Лотарингский крест.
Какое значение имеет все это для истории? В отличие от людей, не чувствовавших историю и своего участия в ней, он ощущает ее всегда. Она и здесь, где сходятся поля Шампани, Лотарингии, Бургундии, где небо видело столько славы и горя, где земля щедро удобрена кровью и трупами. Он видит следы римской дороги, проходившей от Лангра к Страсбургу. Недалеко Каталаунское поле, где галлы остановили Атиллу, и поля сражений императора. Здесь пути вторжений во Францию. На протяжении двух человеческих жизней их было семь. Поколения галлов, французов, мушкетеров короля, санкюлотов, строителей соборов и разрушителей монастырей прошли по этой земле, где сейчас не видно их следов. На месте Коломбэ-ле- дез-Эглиз в XIV веке стоял монастырь Святого Батиста. Рядом с ним спустя век построили вторую церковь. Отсюда и название деревни: «дез-Эглиз» — две церкви. Но монастырь разрушен, и осталась одна тесная и старая церковь, перестроенная в XVIII веке, куда он ходит по воскресеньям слушать мессу. Сколько поколений жили, страдали и умирали в этих местах, оставив перед его взором совершенно пустынный пейзаж,
Генерал опускает глаза на страницу любимого Шатобриана, писавшего в старости: «Подобно зрителю, сидящему в покинутом всеми зале, с пустующими ложами, при погасших свечах, я сейчас один во всем мире перед опущенным занавесом в молчании ночи…»
Среди жителем Коломбэ Шарль де Голль с супругой наблюдает за велогонками „Тур де Франс“
Гости в Коломбэ бывают не часто; ведь от Парижа около двухсот пятидесяти километров. Да и принимают у генерала невесело. Стол всегда скудный, особенно по пятницам. Бывает обычно пиво, но вино подается только в честь приглашенных. Генерал любит простые блюда, притом с капустой. Среди его приближенных ходила шутка: «Я был в Коломбэ, и меня угощали бараньим рагу с картошкой. Без баранины и без картошки». Бюджет семьи ограничен. Роскошную американскую машину, подарок Рузвельта, продали и купили маленькую французскую. Мадам де Голль получила водительские права и сама ездила в ближайшие городки за провизией.
Время от времени преданные люди, не страшась долгой езды, все же навещали генерала. Здесь бывали тогда Мишле, Валлон, Сустель, Мальро, Гишар, д'Астье и другие голлисты еще с лондонских времен. Д'Астье так описывал обстановку в Коломбэ: «Дом просторный. Сначала попадаешь в комнату, отделанную очень просто, по-деревенски. Во второй комнате — большой салон, обставленный в традиционном духе без всяких выдумок… Меблировка варьируется от стиля Людовика XV, подлинного или поддельного, до Наполеона III и английского стиля. Она попала сюда в разное время; по наследству, как свадебные подарки, как вещи, купленные по случаю или по необходимости или завезенные из мест гарнизонной службы. Общая жизнь проходит в столовой или в малом салоне, где собираются после еды. Тон никогда не повышается: не бывает ни перебранок, ни смеха… Перед тем как вернуться в свою башню, куда не допускаются ни дети, ни его жена, ни гости, де Голль, поместившись своим длинным телом в вольтеровском кресле, посвящает четверть часа беседе…»
А затем удаляется в свою башню и, закрывшись там, читает, размышляет, молча созерцает пустынный горизонт и курит, курит очень много: три-четыре пачки сигарет в день. Нет, он не обрел спокойной жизни, хотя вслух и говорит, что в деревне он чувствует себя очень хорошо. Ему скучно, он возмущен, что его забыли, он недоволен всем. Лишь только речь заходит о политике, у него вырываются презрительные, злобные реплики: «Я не люблю социалистов, поскольку они не социалисты. Я не люблю МРП, поскольку они именно МРП. Я не люблю моих сторонников, поскольку они любят деньги…» Он находит, что только коммунисты сохраняют способность действовать. Но это-то его и возмущает, ибо коммунистов он особенно не любит, хотя и уважает их силу.
Несмотря на все свое отвращение к политической действительности, де Голль напряженно следит за события ми. Каждое утро он торопливо выходит навстречу шоферу, который покупает в Бар-сюр-Об газеты и привозит их в «Буассери». Он на ходу выхватывает их и читает, с едким сарказмом комментируя любое сообщение. Каждый день в 12 часов 59 минут с точностью автомата он выходит из своего кабинета и включает приемник. В это время передается политическая информация, которую генерал тут же оценивает, вернее, беспощадно клеймит: «В этой стране невозможно что-либо сделать… Французы возвращаются к своей блевотине… Франция плывет по течению… Она скатится на край пропасти».
Теперь уже совсем ясно проявляется трагедия генерала: питая, культивируя, лелея самую возвышенную идею абстрактной, вечной Франции, он все с большим презрением относится к реальным французам!
Тем более что они легко обходятся без де Голля. После его отставки без всяких затруднений формируется новое правительство из представителей компартии, социалистов, МРП. Его возглавил довольно бесцветный социалист Феликс Гуэн. Но он хотя бы примиряет кое-как противоречивые стремления своих очень разных министров. Партии теперь начинают играть решающую роль, ибо уже нет де Голля, который подавлял их своим весом, авторитетом и презрением. Дела, правда, идут не блестяще, хотя и не хуже, чем при де Голле. Народ, конечно, голодает по-прежнему, а спекулянты и черный рынок процветают. Инфляция скачет вверх. И все же экономика медленно, со скрипом набирает силы. К примеру, угля в 1946 году добыли в четыре раза больше, чем в 1945. Коммунисты, возглавляющие экономические министерства, ведут энергичную битву за производство, вытаскивают страну из экономического маразма и преодолевают саботаж буржуазии. Рабочие терпеливо воздерживаются от забастовок. Ведь именно в это время проводятся особенно важные социальные реформы. И здесь уход де Голля многое упростил. В 1946 году зарплату увеличили примерно на четверть. Правда, обесценение денег быстро пожирает прибавку. Но, как бы там ни было, Франция без де Голля не погибла и не свалилась в пропасть.
Центральное место в политической жизни занимает все та же проблема будущего государственного устройства, разработка проекта конституции. Раньше на деятельность конституционной комиссии оказывал влияние де Голль. Теперь из проекта удаляются некоторые антидемократические положения. В нем провозглашаются экономические и социальные права трудящихся, подчеркивается светский характер государства. Полностью соблюдается принцип суверенитета Национального собрания. Конституция идет далеко вперед по сравнению с основным законом Третьей республики. Проект воплощает надежды бойцов Сопротивления. 5 мая 1946 года происходит референдум. МРП и другие правые, деголлевцы и церковь выступают против. В результате первая конституция проваливается: 10 450 тысяч избирателей против, 9280 тысяч — за. Теперь надо выбирать новое Учредительное собрание и составлять новый проект. 2 июня проходят выборы. Атмосфера тяжелая. Лидер социалистов Блюм съездил в США, где обещали щедрую помощь, если коммунисты уйдут из правительства. Результат: социалисты теряют четверть миллиона
