наблюдать за подготовкой к военному мятежу. В декабре 1957 года Щабан-Дельмас вызвал голлиста еще с времен войны, активиста РПФ, майора запаса Леона Дельбека. Он согласился снова надеть мундир и отправиться на год в Алжир со специальной миссией создания голлистского штаба под условным названием «Антенна». Дельбек разместился на одном из холмов Алжира в скромной вилле из четырех комнат, к которой вела длинная лестница. «Антенна» начинает эффективно действовать в начале 1958 года. Развертывается вербовка сторонников в гражданских и военных кругах. Очень скоро Дельбек вступает в контакт с видными военными, склоняя их на сторону де Голля. Ему удается завязать некоторые связи и с гражданскими «ультра» Алжира. Голлисты действуют и в армии метрополии. Устанавливаются связи с командованием семи из восьми военных округов. Обещают поддержку видные чины из штаба французских оккупационных войск в Западной Германии.
Что касается заговорщических организаций европейского населения в Алжире, то в привлечении их на сторону де Голля важнейшую роль играет Жак Сустель. Еще в 1955 году, когда Сустель был генерал- губернатором Алжира, он установил тесные связи с лидерами алжирских «ультра». Он создал во Франции «Союз обновления и спасения французского Алжира», а затем и филиал этого союза в Алжире. О том, как голлисты «привлекали» алжирских «ультра» к своему делу, свидетельствуют переговоры Жака Сустеля с крупным плантатором и судовладельцем Алэном Сериньи. 15 марта 1958 года Сериньи и Сустель встретились в Ницце в отеле «Рюль». «Ваша партия и вы сами, — заявил Сериньи, — требуете во что бы то ни стало прихода к власти генерала де Голля… Но уверены ли вы, что генерал де Голль придерживается таких же взглядов, как и мы, по вопросу об Алжире и его будущем?» Сустель обещал, что в ближайшие дни он встретится с генералом и попросит разъяснений. 28 марта Сериньи получил письмо Сустеля с изложением взглядов де Голля. Это очень любопытный документ с точки зрения тактики генерала, который коснулся всего, но не обещал ничего конкретно. В письме говорилось: «К тому же он считает себя как бы отрешенным от активной деятельности и поэтому не хочет высказываться. К чему, — говорит он, — слова без действий?»
Сериньи удовлетворился, однако, таким туманным ответом, и находившиеся под его влиянием организации начали выступать за призыв де Голля к власти. Далеко не так просто обстояло дело с некоторыми другими алжирскими организациями «ультра», которые с подозрением относились к де Голлю. Во всяком случае, как в армии, так и среди алжирских сторонников «французского Алжира» благодаря энергичной деятельности немногочисленных голлистов и крайнему обострению всех внутренних и внешних проблем Франции к маю 1958 года произошел определенный сдвиг в пользу генерала.
Наиболее сложной и таинственной оставалась тактика самого де Голля. Даже верным сторонникам он не говорил ничего определенного о своих намерениях. Только в последние дни апреля он сказал некоторым из них, что ответит положительно, если «армия и народ» призовут его к власти. Правда, и тогда он сохранял сдержанность, предпочитая выслушивать собеседников. Эти диалоги проходили так, будто ему навязывают власть, а он высказывал скептицизм, недоверие, сомнения, прислушиваясь к опровержениям своих опасений. Вот, например, как проходила в те дни его беседа с Леоном Дельбеком:
«Мой генерал, я прибыл из Алжира и хочу вам сказать, что обстановка там обостряется. Алжир живет в состоянии непрерывного восстания. Все активизируются… Можем ли мы оставаться пассивными, мы, голлисты? И к тому же армия поднимается…
— Вы хотите сказать — некоторые элементы армии?
— Нет, мой генерал, вся армия волнуется… Множество военных требуют вашего возвращения к власти.
— Армия меня не любит… Участвует ли она в действиях, о которых вы мне говорите?
— Не вся армия, но некоторые военные руководители.
— Во всяком случае французы Алжира никогда не будут доверять де Голлю!
— Мой генерал, если все же события призовут к вашему арбитражу, решите ли вы прекратить вашу отставку и ваше молчание? Если в результате грозных обстоятельств армия, народ вас позовут, ответите ли вы „да“?
— Дельбек, я всегда имею обычай брать на себя ответственность».
Все теснее становится довольно двусмысленный союз де Голля с алжирскими «ультра». Интересно, что, в то время как он столь скупо говорил о своих намерениях с верными голлистами, он проявлял необычайную откровенность с их противниками. Знаменательная беседа состоялась у де Голля за два месяца до 13 мая с Андрэ Филиппом, его бывшим сотрудником по Лондону, затем министром, а в тот момент одним из видных лидеров социалистов. Позиция этой партии имела в надвигавшихся событиях ключевое значение. Социалисты выступали против «ультра», и большинство из них не хотели прихода к власти де Голля. Если бы социалисты отказались от политики раскола рабочего класса и действовали совместно с коммунистами, то история Франции и жизнь де Голля, видимо, стали бы иными. Вот почему генерал крайне любезно встретил Филиппа и говорил ему интереснейшие вещи. В ответ на беспокойство социалистического лидера по поводу тревожного развития событий в Алжире де Голль говорил: «Все это может закончиться только постепенным получением независимости Алжиром, если возможно, при ассоциации с Францией.
— Да, но я очень обеспокоен. Там готовится под прикрытием вашего имени военный мятеж в пользу „французского Алжира“. Учитывая то, что вы мне сказали, вы могли бы помешать использованию вашего имени.
— Если армия волнуется, — отвечал де Голль, — то все зависит от того, существует ли в Париже правительство или его там нет. Если правительство есть, оно будет управлять и армия подчинится. Армия восстает только тогда, когда она утрачивает свой естественный инстинкт подчинения. Если же правительства нет, армия возьмет власть в Алжире. Я же, увидев, что государства больше не существует, возьму власть в Париже, чтобы спасти Республику.
— Но вы никогда не сможете тогда высказаться за независимость Алжира. Вы будете заложником.
— Слушайте, Филипп, не будьте наивным. Вы же жили в Алжире, как и я. Вы их знаете. Они все горлопаны. Ну и пусть горланят! Что касается военных, то я спокойно подожду, пока их руководители не перегрызутся между собой. А с теми, кто останется, я сделаю, что захочу, с помощью продвижений и наград».
Такие, весьма любопытные в свете последующих событий соображения де Голль высказывал своим левым посетителям. С посланцами другого лагеря он говорил иначе. Поистине, надо было обладать очень хорошей памятью, чтобы не запутаться. 30 апреля, например, он принял Сустеля и в тот же день беседовал с Эмманюэлем д'Астье. «Кому вы говорите правду, мой генерал? — воскликнул его гость. — Сустелю или мне?» Генерал де Голль предоставил будущему дать ответ на этот вопрос…
Между тем с начала мая 1958 года события приобретают стремительный характер и начинается агония Четвертой республики, продолжавшаяся целый месяц. Об этом во Франции написано и напечатано много объемистых книг, напоминающих детективные романы. Их авторы пытаются разобраться в событиях, приобретавших порой облик хаотической лавины. В бесчисленном и не особенно осмысленном сочетании действующих лиц, организаций, их действий и контрдействий, в сложном переплетении интересов и иллюзий, сознательных намерений и инстинктивных порывов, в путанице и замешательстве, в потоке дезинформации и лжи хотят раскрыть какую-то систему, какое-то единое направление. При этом чаще всего такое копание во французском политическом муравейнике не приводит к ясным результатам, поскольку в стороне остается тот определяющий все факт, что в основе «революции 13 мая» лежали крупные социально-экономические явления, что это был очередной этап классовой борьбы. Трудящиеся не склонны были защищать буржуазную Четвертую республику, а крупный капитал, воспользовавшись этим, добивался установления новых форм своего господства. Но в этой основной линии событий появилось нечто уникальное, встречающееся в истории не так уж часто: исключительная личность, обладающая исключительными качествами.
Огромная фигура генерала де Голля с неотразимым для масс авторитетом, с ореолом легендарной славы заслонила все остальное. Используя замешательство и кризис, вызванные алжирской войной, он повернул ход событий к установлению своей личной власти. А напуганная призраком Народного фронта буржуазия, преодолевая свои сомнения и запутавшись в пестром политическом калейдоскопе, предпочла передать ответственность за судьбу страны де Голлю. Ведь своим присутствием он уже во всяком случае
