испанским вином. Вручая цветы, пояснил:
— Не люблю являться в приличный дом с пустыми руками. А тем более, в дом, где обитает такой редкой красоты женщина…
Ирина зарделась.
Наслышанный об увлечении Антона каратэ, Александр Иванович подарил мальчишке настоящее японское кимоно, а Оле — тоненькую золотую цепочку с медальончиком.
Стоимость детских подарков недвусмысленно указывала на определенные симпатии Александра Ивановича к родительнице, но лепет Ирины относительно непомерной щедрости гостя, он пресек, заявив, что дешевок и жмотов всегда презирал, и дарующий прежде всего приносит радость самому себе, как, впрочем, становится богаче и тот, кто возвращает свои долги.
Тут бы вспомнить Ирине предостережение древних: бойтесь данайцев, дары приносящих, да не сумела проникнуться античной мудростью — для всех времен универсальной, поскольку соперница мудрости — корысть — не дремала в сердце ее ни на миг.
В этот вечер они засиделись допоздна, обсуждая проблемы текущего бытия и рассказывая друг другу о собственном прошлом.
Александр Иванович не скрывал, что многократно сидел, — в основном, правда, за незаконные валютные операции, ныне, после свержения проклятого большевизма, ставшие бытовой нормой; при этом нисколько своей тюремной биографии не стеснялся, и главные постулаты личностного мировоззрения формулировал так:
— В России у каждого за спиной зона маячит, просто не каждый шею вывернуть в ту сторону желает, да присмотреться, призадумавшись… Вот ты, Ира, коли уж на брудершафт выпили, и толкуем, как товарищи, скажи: эти двести штук — что, личным ударным трудом заработаны? Нет, просто сколотилась у вас компашка с долевым участием, и кто в нее не попал, тот нефть качал и разливал за гроши, а кто попал, тот, рук не марая, сидел в белой рубашечке-блузочке, да выручку пересчитывал за конечный продукт… Так ведь? Потому вывод: как ты украл — неважно, главное — не попался. Вот и весь сказ. И чего лицемерить? Чего мораль разводить? Кстати, эти, сегодняшние… — Ткнул пальцем в потолок, — уже на ясном глазу заявляют: да, мой дом этот, к примеру, Газпром, и — баста! Посторонние — от винта! А кто его строил и налаживал — плевать! Я — хапнул, и охранную ксиву в сейф положил. Вот и весь главный козырь. Прямой нагляк! И скажи чего против?.. Побурчали маленько сирые, и заткнулись, свыклись. А что сделаешь? Кто в компашку этих хаповиков не уместился, тому одно осталось — пресмыкание… А компашка сплотилась, и очень даже внимательно за всеми ключевыми позициями следить начала, чтобы постороннего на них за три версты не подпустить! Вот такая кодла образовалась… И если платит кодла налог то — как в общак, на свое же благо. А что других касаемо, то налог с них взыскивается под угрозой и — тоже в общак идет… А оттуда — отстежка на привилегии той же самой компашки. Замкнутый круг. А в компашке правила жесткие, потому что, не соблюдай их, не только из доли выковырнут, но ведь и посадят, как нечего делать… Ведь у каждого рыло не то, чтобы в пушку, а в бородище путаной до колен… Так что, Ира, закон в России один: или воруй грамотно, или прозябай. А кто прозябает, тот, как слабенький зайчик в лесу дремучем и голодном: непременно сожран будет. — Подумав, прибавил, наливая в бокалы вино: — Ну, а мы выпьем с тобой за свою компанию… Как думаешь насчет такого предложения?
Она лишь послушно кивнула.
Дети уже спали, когда, встав из-за стола, он подошел к ней, приподнял за локти, и властно прижал свои жесткие губы к ее — податливо распахнувшимся…
А затем уверенно и скоро раздел, и, не в силах сказать ни слова, не то, чтобы противостоять его безоговорочному натиску, она, словно погружаясь в бездну, закрыла глаза, ощущая обморочное бездумье, и охватила ногами его жилистое, сильное тело…
Вскоре он переехал жить к ней, став полновластным хозяином в доме.
Удивительно, но она, считавшая себя самостоятельной и независимой, не оказывала ни малейшей попытки противиться его воле. Да и зачем, собственно?
Несмотря на изрядный возраст — Александру Ивановичу, оказывается, перевалило за шестьдесят, он был неутомимым и искусным любовником, хотя порой секс с ним отличался жесткостью и чрезмерно извращенными, как ей казалось, фантазиями; однако в быту относился он к ней ровно, иногда проявляя трогательную, предупредительную нежность; много времени посвящал детям, возил их на дачи к своим друзьям, откуда те возвращались, сияя гордостью за своего старшего друга, почитаемого людьми известными и властительными.
На Олю и Антона каждодневно сыпались всевозможные дары: золотые украшения, престижные тряпки, а что касается Ирины, то вскоре Александр Иванович принес ей первую выплату от должников — десять тысяч долларов, сказав, что у фирмы действительно серьезные проблемы, но к концу года окончательный расчет, включающий начисленные им проценты, будет непременно произведен. От каких- либо гонораров он отказывается, ведь они — одна семья, а, кроме того, ему вполне достаточно собственных денег.
Ирина была счастлива. Безоглядно и упоенно. Порой ей даже казалось, что в эйфории этого счастья есть что-то настораживающе странное, но мысль о сути этой странности набегала и исчезала, как проскользнувшее под солнышком облачко…
Ей ни о чем не приходилось заботиться: за детьми следил мужчина, кому они всецело доверились и кого уже почитали за отчима; изобилие деликатесов в холодильнике было неиссякаемым; порядок в доме поддерживался Олечкой, а она, Ирина, пребывала в восторженно убаюканной неге, в лучезарном, что-то тихо нашептывающем ей сне, спутанным с такой же струящейся радужными потоками, умиротворяющей сознание явью…
Транквилизаторы и наркотики, в диких количествах подмешиваемые ей в еду и питье вором Крученым, неуклонно делали свое дело: Ирина постепенно сходила с ума.
КРУЧЕНЫЙ
Судьба, как не без оснований полагал Крученый, преподнесла ему внезапный и роскошный подарок: практичная и состоятельная женщина Ирина Ганичева, обладательница роскошной четырехкомнатной квартиры в спальном районе столичного Юго-запада, на поверку оказалась безвольной, глупенькой курицей, тотчас же угодившей в его незамысловатые сети комплиментов, подарочков-трофеев, взятых при квартирных налетах и — обещаний выбить долг.
“Крыша” у оппонентов Ирины была крепкой, однако авторитет Крученого свое дело сделал, долг был признан, и половину его он сразу же получил, отдав некоторую толику заказчице, в скором времени должной ни малейшей нужды в каких-либо дензнаках не испытывать, ибо обильные и каждодневные дозы зелья, замешанные корешком Чумы по кличке Аптекарь, вскоре должны были превратить хваткую, сообразительную бабенку в блаженную, непоправимо свихнувшуюся особь, навечно прописанную в палате дурдома.
Когда психперевозка увезла бессмысленно улыбающуюся и распевающую арии из опер и оперетт Ирину к ее собратьям по несчастью, Крученый, усадив за стол Антона и Ольгу, сообщил, что болезнь их матери, связанная с потерей работы и денег, с которыми смылись в неизвестные дали ее должники, эта болезнь поддается лечению крайне тяжело, а потому он, заботливый и ответственный отчим, обязанности попечителя и наставника отныне берет на себя, требуя беспрекословного подчинения всем его указаниям и пожеланиям.
Собственно, подобного рода декларация была излишней: каждое его слово дети ловили с вниманием и восторгом.
Он уже побывал с ними в компаниях воров и братков, они видели выказываемое ему подобострастие со стороны как уголовников, так и солидных властительных дядь, он, не скупясь давал им деньги на карманные расходы, приучал к блатной разудалой жизни, к тому, что успех дается только сильному, хитрому и беспощадному, и его не просто слушали, а слышали…
Ему быстро удалось затмить и разрушить силой своего неукротимого порочного эго, зыбкие устои
