Опять! Иль именем другим не можете назвать? Кризальд.
Ах, это с языка само собой сорвется! Ла Сушем вас назвать никак не удается. На черта вам сдалась, я не могу понять, Причуда — в сорок лет фамилию менять? Имение Ла Суш пошло от пня гнилого. Ужель украсит вас столь низменное слово? Арнольф.
Предать имение известности я рад, Да и звучит Ла Суш приятней во сто крат. Кризальд.
От имени отцов вы отреклись напрасно И взяли новое, пленясь мечтой неясной. Подобным зудом кто теперь не одержим? Задеть вас не хочу сравнением своим, Но мне припомнился крестьянин Пьер Верзила: Когда его судьба усадьбой наградила, Канавой грязною он окопал свой двор И называться стал де Л’Илем с этих пор.[95] Арнольф.
Нельзя ли обойтись без этаких сравнений? А я зовусь Ла Суш без дальних рассуждений. Мне имя подошло, мне мил и самый звук, И кто меня зовет иначе — мне не друг. Кризальд.
Но вряд ли большинство так просто подчинится. В письме по-старому к вам каждый обратится. Арнольф.
Я не взыщу с того, кто не был извещен, Но вы… Кризальд.
Пусть будет так: я вами убежден. Согласья доброго мы с вами не нарушим, Я приучу язык вас называть Ла Сушем. Арнольф.
Прощайте! Я теперь хочу зайти в свой дом О возвращении уведомить своем. Кризальд (про себя).
Рехнулся он совсем, теперь мне это ясно. (Уходит.)
Арнольф (один).
В нем много странностей, задеть его опасно. Как удивительно: все рвением горят, За мнение свое бороться каждый рад! (Стучит в дверь своего дома.)
Эй, эй! Ален (в доме).
