Урания. Вот я тебя, болван! Ты у меня будешь знать, как отвечать за свою госпожу!
Галопен. Я пойду скажу, сударыня, что вы уходите.
Урания. Стой, скотина! Сделал глупость, так уж теперь пусть войдет.
Галопен. А они еще на улице с кем-то разговаривают.
Урания. Ах, кузина, если б ты знала, как мне досадно!
Элиза. Да, эта особа может досадить. Она всегда была мне ужасно противна. Не в обиду ей будь сказано, это глупое животное, которое еще смеет рассуждать.
Урания. Не слишком ли сильное выражение?
Элиза. Нет-нет, она его заслужила, и, если уж на то пошло, так это еще слишком слабо сказано. Кого еще с большим основанием можно назвать жеманницей в самом худшем значении этого слова, как не ее?
Урания. Однако она открещивается от этого прозвища.
Элиза. Пусть открещивается сколько ей угодно, это не меняет дела. Она жеманница с головы до ног, всем кривлякам кривляка. Можно подумать, что тело у нее развинчено: бедра, плечи, голова словно на пружинах. Говорит она деланно томным голосом, нарочито наивным тоном, делает ртом гримасы, чтобы он казался меньше, а глаза таращит, чтобы они казались больше.
Урания. Тише! Она может услышать…
Элиза. Нет-нет, она еще не поднимается по лестнице. Мне навсегда запомнился один вечер. Она много слышала о Дамоне, о его игре, и ей захотелось с ним повидаться. Ты знаешь, что это за человек, до чего он несловоохотлив. Она его пригласила на ужин, думала, что он будет душой общества, пригласила «на него» человек пять гостей, и какой же у него в этот вечер был дурацкий вид! Гости пялили на него глаза, как на диво. Они думали, что он будет смешить общество остротами, что из уст его исходят только какие-то необыкновенные слова, что он на все будет отвечать экспромтами, пить попросит, так и то с каламбуром. А он за весь вечер не проронил ни слова. Хозяйка была так же им недовольна, как я недовольна ею.
Урания. Перестань! Я пойду ей навстречу.
Элиза. Я вот что еще хотела сказать: хорошо бы выдать ее замуж за маркиза, про которого мы только что говорили. Чудесная была бы парочка — жеманница и паяц!
Урания. Да будет тебе! Она идет сюда.
ЯВЛЕНИЕ ТРЕТЬЕ
Урания. Хотя время позднее…
Климена. Ах, милочка, умоляю вас, прикажите подать мне стул!
Урания. Кресло! Живо!
Климена. О боже!
Урания. Что случилось?
Климена. Я больше не могу.
Урания. Что с вами?
Климена. Сердце!
Урания. Сердечный припадок?
Климена. Нет.
Урания. Не расшнуровать ли вас?
Климена. О нет! Ах!
Урания. Что же у вас болит? И давно ли?
Климена. Больше трех часов. Это со мной случилось в Пале-Рояле.
Урания. Как так?
Климена. В наказание за мои грехи я смотрела эту чудовищную мешанину, именуемую
Элиза. Бывают же такие неожиданные заболевания!
Урания. Быть может, мы с кузиной иначе устроены, но мы третьего дня смотрели эту пьесу и обе вернулись здоровые.
Климена. Как? Вы видели эту пьесу?
Урания. Да, и высидели до конца.
Климена. И вас не схватили судороги, милочка?
Урания. Слава богу, я не так чувствительна. Напротив, я нахожу, что от такой комедии люди скорей могут вылечиться, чем заболеть.
Климена. Господь с вами! Что вы говорите? Никто из людей здравомыслящих вас не поддержит. Вы это утверждаете вопреки рассудку. Ни один остроумец не вынесет тех пошлостей, которыми уснащена эта комедия, уверяю вас! Я, во всяком случае, не обнаружила в ней ни крупинки остроумия. «Детей родят из уха» — по-моему, это дикая безвкусица. От «пирожка» меня стало мутить, а когда речь зашла о «похлебке», меня чуть не вырвало.
Элиза. Ах, боже мой, как вы прекрасно рассуждаете! Мне сперва показалось, что пьеса недурна, но вы так блестяще, так убедительно доказываете обратное, что с вами нельзя не согласиться.
Урания. Ну а я не так легко меняю мнения. Я полагаю, что
Климена. Мне жаль вас — одно могу сказать. До чего же вы слепы! Как может добродетельная женщина восхищаться пьесой, которая беспрестанно оскорбляет стыдливость и оскверняет воображение!
Элиза. Какие у вас изысканные выражения! Вы, сударыня, критик беспощадный. Сочувствую бедному Мольеру, что у него такой враг, как вы.
Климена. Поверьте, дорогая: вам нужно искренне раскаяться в своем заблуждении. Если вам дорога ваша репутация, не говорите в обществе, что эта комедия вам нравится.
Урания. Но я все-таки не пойму, что же там могло оскорбить вашу стыдливость.
Климена. Все! Все! Порядочная женщина не может смотреть ее без омерзения — столько там сальностей и непристойностей.
Урания. Как видно, у вас на непристойности особое чутье, а я их не заметила.
Климена. Просто вы не хотите их замечать, а они, слава тебе господи, на виду. Никаким покровом они не защищены, самый смелый взгляд пугается этой наготы.
Элиза. Ах!
Климена. Да-да-да!
Урания. Будьте добры, укажите мне хоть на одно такое место.
Климена. Зачем же еще указывать?
Урания. Нет-нет, напомните мне хотя бы одно место, которое вас покоробило.
Климена. Ну, например, сцена с Агнесой, когда она говорит о том, чтo у нее взяли.
Урания. Ну так что же здесь такого сального?
Климена. Ах!
Урания. Нет, в самом деле?
Климена. Фи!
Урания. Ну все-таки?
