добротной омальской саржи[10] цвета засохшей розы, с позументами и шелковой бахромой…».
Клеант. Куда мне это, на что?
Лафлеш. Постойте. «Далее, тканые обои с узорами, изображающими приключения двух любовников — Гомбо и Масеи.[11] Далее, большой раздвигающийся стол орехового дерева на двенадцати точеных ножках; к нему шесть табуретов…».
Клеант. На кой мне это черт!
Лафлеш. Имейте терпение. «Далее, три мушкета крупного калибра, выложенные перламутром; к ним три сошки.[12] Далее, кирпичная перегонная печь с двумя колбами и тремя ретортами — вещь необходимая для любителей перегонки…».
Клеант. Сил моих нет!
Лафлеш. Не волнуйтесь. «Далее, болонская лютня с почти полным комплектом струн. Далее, бильярд, шашечница, а также гусек, игра древних греков, ныне снова вошедшая в моду, — во все эти игры приятно поиграть от нечего делать. Далее, чучело ящерицы, длиной в три с половиной фута, — эту диковину можно привесить к потолку для украшения комнаты. Все вышепоименованные предметы, стоящие никак не менее четырех с половиной тысяч ливров, заимодавец из любезности готов уступить за тысячу экю».
Клеант. Провались он со своей готовностью, кровопийца гнусный! Слыхано ли что-нибудь подобное? Мало ему чудовищных процентов — он еще хочет навязать мне хламу всякого вместо трех тысяч ливров! Да я и двухсот экю за него не выручу!.. И все-таки приходится согласиться: разбойник приставил мне нож к горлу и дохнуть не дает.
Лафлеш. Не прогневайтесь, сударь, но залезать в долги, дорого покупать, дешево продавать, съедать хлеб на корню — это прямой путь к разорению: вспомните Панурга!
Клеант. А что прикажешь делать? Вот до чего наши отцы доводят нас своей проклятой скупостью! Можно ли после этого удивляться, что мы желаем их смерти?
Лафлеш. По правде говоря, скаредность вашего батюшки хоть кого выведет из терпения. Я, благодаря бога, к мошенническим проделкам не очень склонен, и хоть наш брат не прочь поживиться где можно, но я знаю меру и умею увертываться от всего, что мало-мальски пахнет виселицей, однако, глядя на вашего батюшку, меня, сознаюсь, так и подмывает обокрасть его, и я даже думаю, что это было бы доброе дело.
Клеант. Покажи-ка мне опись…
ЯВЛЕНИЕ ВТОРОЕ
Симон. Да, сударь, этот молодой человек нуждается в деньгах. Обстоятельства его таковы, что он заранее согласен на все ваши условия.
Гарпагон. А вы уверены, Симон, что это дело безопасное? Известно ли вам имя, имущество и семейное положение того, о ком вы говорите?
Симон. Нет. Мне известно о нем очень мало — меня случайно указали ему. Но вам-то он, конечно, все расскажет, его человек уверял меня, что вы останетесь им довольны. Знаю только, что он из богатой семьи, что его мать умерла и что он ждет смерти отца не позже как через восемь месяцев, в чем готов даже выдать вам расписку.
Гарпагон. Все это похоже на дело. Любовь к ближнему, Симон, обязывает нас по мере возможности оказывать помощь.
Симон. Разумеется.
Лафлеш
Клеант
Симон
Гарпагон. Как!
Симон
Гарпагон. Бездельник! Так это ты дошел до такого безобразия?
Клеант. Батюшка! Так это вы занимаетесь такими нехорошими делами?
ЯВЛЕНИЕ ТРЕТЬЕ
Гарпагон. Так это ты намерен разорить себя постыдными займами?
Клеант. Так это вы наживаетесь на предосудительном ростовщичестве?
Гарпагон. И после этого ты осмеливаешься показываться мне на глаза?
Клеант. И после этого вы осмеливаетесь смотреть в глаза добрым людям?
Гарпагон. Дойти до такого беспутства, влезть в неоплатные долги, бессовестно размотать состояние, в поте лица скопленное родителями, — да где у тебя стыд?
Клеант. Опозорить себя подобного рода сделками, пожертвовать добрым именем ради наживы, превзойти в утонченном лихоимстве самых отъявленных кровопийц, — и вы не краснеете?
Гарпагон. С глаз долой, негодяй! С глаз долой!
Клеант. Кто, по-вашему, хуже: тот ли, кто нуждается в деньгах и достает их за деньги, или тот, кто их грабит и не знает, что с ними делать?
Гарпагон. Убирайся, говорят тебе! Не выводи меня из терпения!
Нет худа без добра, теперь уж я буду глядеть за ним в оба!
ЯВЛЕНИЕ ЧЕТВЕРТОЕ
Фрозина. Сударь!
Гарпагон. Подожди. Я сейчас вернусь и поговорю с тобой.
ЯВЛЕНИЕ ПЯТОЕ