Так я остался один, борясь с безутешностью и сомнениями. Я сел за стол и закрыл лицо руками. С тех пор как я услышал в церкви печальную новость, у меня не было ни секунды на размышления. Жизнь императора в опасности? Это казалось жутким кошмаром, но слишком уж много признаков доказывало то, что я, к сожалению, не спал. Разве мы с помощником не встретили три процессии, направлявшиеся к собору Святого Стефана, когда коляска Пеничека везла нас на встречу с бедным Хаджи-Таневым?
На столе лежала шахматная доска Христо. Я провел кончиками пальцев по вмятинам, которые остановили пули и спасли мне жизнь.
Накануне вечером, вспомнил я, мы втроем заметили необъяснимое волнение хормейстера. С необычайной резкостью она возразила во время репетиции «Святого Алексия» бедному Гаэтано Орсини. Кроме того, Камилла выбрала мрачную, меланхоличную арию, а затем говорила о предсказаниях. Теперь я понимал, что печальное предчувствие смерти отягощало ее душу. Она думала об императоре, стоявшем на могиле своего друга Ламберга, о зловещем пророчестве альманаха «Энглишер Варзагер», о предупреждении того коварного иезуита Видеманна и кто знает, о чем еще, потому что было немало тех, кто желал смерти его императорскому величеству. Кто мог бы осуждать ее? Двадцать восемь лет назад, когда я был слугой в Риме, в гостинице «Оруженосец», я своими собственными глазами читал в астрологической газете очень точное предсказание смерти одной правительницы: несчастной супруги наихристианнейшего короля.
Ах, к сожалению, это не дурной сон, вздохнул я, открывая Шахматную доску. Однако один вопрос мучил меня теперь сильнее других: какие планы на самом деле строил аббат Мелани? Он прибыл в Вену всего лишь через день после прибытия аги и после начала болезни императора. Атто прибыл, чтобы сыграть партию Франции за двумя столами. С одной стороны, он намеревался вскрыть предательство Евгения и тем самым навеки вывести его из игры, не передавая принцу Нидерланды, как он того хотел. В этом мне Мелани сам признался. С другой стороны, для Франции было еще более выгодное решение: смерть Иосифа I. Каким образом связаны эти два обстоятельства, мне, честно говоря, было не совсем ясно, но какая разница? Аббат сам учил меня много лет назад: не нужно знать все; важно только понимать значение происходящего. А значение я понял, о да, к сожалению, это так. Со всем опытом, которым я обзавелся рядом с кастратом-интриганом, мне было достаточно сложить два и два. На этот раз мне не нужно было ждать исхода жутких событий, чтобы понять; я разгадал игру Мелани по прошествии менее двадцати четырех часов после того, как мы встретились снова. Ты делаешь успехи, с горькой иронией сказал я себе.
Впрочем, следовало допустить, что мои обвинения смутили Атто. Но не стоило обманываться: он всегда притворялся передо мной, даже в самые трагичные моменты. Я видел, как он оплакивал смерть одного из самых близких своих друзей, чтобы позднее обнаружить, что он сам был завязан в этом по самую шею. Мне нельзя было забывать о том, что Атто прибыл в Вену именно в тот день, когда император почувствовал признаки болезни. Точно так же уже было однажды в прошлом: двадцати восемь лет назад Мелани появился в гостинице «Оруженосец» как раз в тот самый день, когда необъяснимым образом умер тот старый постоялец-француз…
Злобный кастрат всегда пользовался мной как шахматной фигурой, но я уже не был жалкой белой пешкой, которую сам теперь держал в руках, беззащитной добычей такого хитрого черного слона, как этот подлый аббат.
Бедный я, бедный, ставший только благодаря Атто Мелани мастером-трубочистом и владельцем домика с виноградников на Йозефинзель! Если его заговор выплывет на свет божий, я отправлюсь с ним прямо на эшафот. Теперь он поставил на кон мою жизнь и содержание моей семьи, и старый кастрат грозился увести меня за собой в смерть! Вот только он был восьмидесяти пятилетним стариком, и в принципе палач сделает только то, чем вскоре должна заняться сама смерть. А я был в самом расцвете сил и должен был содержать семью! От страха у меня кружилась голова, все тело мое дрожало.
Я крепко сжимал в руке черного слона, словно мог таким образом удушить аббата Мелани, раздавить, будто по волшебству изгнать его из моей жизни.
Посмотрев на мирно спящего малыша и милое лицо своей жены Клоридии, я проклинал кастрата и его интриги, которые мешали спать моим близким! А обе мои дочери, оставшиеся в Риме и с нетерпением ждавшие, когда можно будет приехать к нам? Какая жалкая судьба ждет их, если придет известие о том, что их отец обвинен в государственной измене, а затем был казнен, словно обычный преступник, или, быть может (тут дрожь становилась невыносимой), колесован и четвертован?
Со жгучим раскаянием я признался себе, что сам виновен во всех бедах своей семьи. Каким недостойным супругом и отцом я был! Жалкий, подлый ландскнехт, столь же незначительный, как белая пешка в моей руке, которой от ярости я готов был оторвать голову.
О, моя Клоридия, смелая, обворожительная и искусная куртизанка, от вида которой у маленького юного слуги начинали дрожать колени! Какой печальный конец уготован ее бархатному, сверкающему, смуглому цвету лица, представлявшему собой милую противоположность пышным локонам, обрамлявшим ее большие карие глаза, и жемчужным зубкам ротика, округлому гордому носу, пухлым губам с оттенком красного, которого было достаточного для того, чтобы лишить их излишней бледности, и маленькой, но точеной фигурке, со снежной грудью, нетронутой и целованной двумя солнцами, плечам, достойным бюста Бернини.[58] Я знал ее, когда она казалась возвышеннее, чем Мадонна Рафаэля, более упоенной, чем сентенции Терезы Авильской,[59] чудеснее, чем стихотворение кавалера Марино,[60] мелодичнее, чем мадригал Монтеверди,[61] сладострастнее, чем двустишие Овидия, и приносящее исцеление скорее, чем целый сонм Фракасторо.[62]
Что я сделал с ней? Превратил ее во вдову маятника на виселице! Поначалу я был неплохим супругом, сказал я себе: чтобы соединиться со мной, она отказалась от прибыльного ремесла, заниматься которым ее заставили позорные, тайные обстоятельства. Об этом я узнал, когда мы познакомились в гостинице «Оруженосец». Да, но потом? Мы жили в домике, который купил нам мой тесть, не я, вплоть до последних двух лет мы жили на доходы с нашего маленького поместья, которым мы тоже были обязаны ему. Я тяжело работал на вилле Спада, конечно, но чего это стоило по сравнению со славой исключительной акушерки, ремеслом которой Клоридия занялась к вящему процветанию всей нашей семьи!
Каким же ничтожным оборванцем был я, за почти три десятилетия не сумевший обеспечить своей супруге достойную жизнь, я даже не смог уберечь ее от позора бедности и потери унаследованного состояния ее отца! И тем не менее она никогда не щадила себя: она доверяла мне всем своим существом, всегда была верной и нежной, родила мне троих детей, даровав им бытие своим телом и благополучие своей грудью.
В конце этих размышлений процесс, на который я сам себя вызвал, завершился приговором.
Я снова посмотрел на черного шахматного слона. Нужно было признать: если бы он не появился, черный аббат Мелани, чтобы спасти нас от бедности, мы все еще сидели бы в Риме, голодали, малыш, быть может, уже умер бы, замерз во время очередного похолодания, я умер бы, упав с крыши или камина, либо, хуже того, сгорел бы в дымоходе, охваченный огнем. Кто знает? Хотя Атто, передавая нам свой дар, выполнял обещание, размышлял я, терзаемый противоречивыми чувствами; но если бы я никогда не знал его, разве не потерпел бы я поражения тогда, в голодный 1709 год, когда пришла в упадок семья Спада, мои работодатели?
Вена и Рим, Рим и Вена: внезапно перед моим мысленным взором размоталась красная нить всей моей жизни. Двадцать восемь лет назад, когда в Вене решалось будущее Европы, встреча с аббатом Мелани в небольшой гостинице, расположенной в двух шагах от пьяцца Навона, навсегда изменила мою жизнь. Он научил меня тайнам и хитростям политики, государственной интриги, темному
Однако по прошествии некоторого времени он снова использовал меня в своих целях и обманул. Я всегда был его послушным слепым орудием, потому что помогал ему проворачивать махинации в пользу короля Франции. Он получил от меня то, что ему причиталось: поддержку, совет, даже приязнь.
