История Крестовых походов

был заложен, пожалуй, самый знаменитый из них, на многие века сделавший остров Валаам местом святого паломничества…

Начало похода ледунга (так называлось морское ополчение) шведы приурочивали к Троицыну дню. В 1293-м году он выпал на 17 мая. И вскоре там, где рукав Вуоксы впадает в Выборгский залив, высадилось вооруженное до зубов войско. «Хроника Эрика» свидетельствует:

В земли язычников двинулись шведы.
Трудности ждали их, раны и беды.
Дрались язычники, что было сил.
Тех, кто в поход шел, конунг просил
Крепость построить чтоб постарались
Там, где чужие леса простирались…

Новую крепость назвали Выборг. И по сей день почти все путеводители дружно называют Кнутсона основателем города, а его главная улица долгое время носила имя марскалка – «одолеть» его смог лишь всем известный вождь мирового пролетариата. Памятник же гордому шведу до сих пор украшает самый центр Выборга. По странному стечению обстоятельств создал его финский скульптор Вилле Вальгрен – потомок той самой еми, что боролась когда-то против шведов. Установлен он был с высочайшего разрешения самого императора Николая II 4 октября 1908 года – и простоял на площади Старой ратуши ровно 40 лет. В 1948-м Торгильс Кнутсон был свергнут с пьедестала и вновь занял свое место лишь полвека спустя. Но и на этом его злоключения не закончились. Как-то ночью многострадальный маршал остался без шпаги. Правда, вскоре злоумышленники подкинули ее к подножию памятника, и реставраторы вложили ее в бронзовую руку того, кто, разрушив «до основанья» стоявший здесь карельский город, возвел на его обломках собственную крепость…

Шведская хроника безапелляционна: в 1293 году рыцари покорили все карельские земли общим числом 14 погостов. Под Кексгольмом (современный Приозерск) «много язычников было… побито и застрелено в тот самый день». Однако вскоре отряд новгородцев отбил крепость. Гарнизон, включая «воеводу Сига» – Сигге Лоне, – был безжалостно истреблен, в живых осталось лишь два шведских воина. А Кексгольм (русские летописи называют его Корела) так и остался за новгородцами – они «сильно укрепили его и посадили там мудрых и храбрых мужей, чтобы христиане не приближались к этому месту».

Пытались русичи взять и Выборг – но безуспешно. А шведы, железными засовами заперев выход к морю, предались пиратству на Балтике. Не только русские суда, но и всех, кто вез в Новгород и Псков товары, безжалостно грабили. Перепуганные ганзейские купцы даже вынуждены были пожаловаться германскому императору. Узнав об этом, король Биргер поклялся, что шведы не станут больше трогать немецких купцов – но при одном условии: чтоб не везли в Новгород оружия.

…В ожерелье петербургских мостов Большеохтинский – одно из самых необычных украшений. Но мало кто знает – там, где он «впадает» в левый берег и где должен появиться скандально известный небоскреб «Газпрома», стояла когда-то неприступная шведская крепость. Однажды летним днем 1300 года вражеская флотилия в полсотни кораблей вошла в Неву и стала на якорь там, где Нева сливается с Охтой. Охта была тогда куда шире, да и глубже, чем сейчас, – большие корабли вполне могли подойти прямо к берегу. И они подошли, встав «борт к борту и штевень к штевню». Больше тысячи рыцарей под командованием самого Торгильса Кнутсона сошли на неприветливую невскую землю… Начался новый крестовый поход на Русь. Вместе с крестоносцами приплыли лучшие европейские инженеры – папа Бонифаций VIII снял их со строительства своего дворца в Риме и отправил строить крепости на землях «русских язычников», пообещав за это, как водится, райское блаженство.

На земле, однако, о блаженстве не было и речи. Построить крепость надо было быстро – зимовать здесь Кнутсон не планировал. Хроника пишет – уже к концу лета между Невой и Охтой был прорыт глубокий ров, а над ним возведена стена, увенчанная восемью башнями. По берегам рек выросли укрепления. Крепость нарекли Ландскрона – «Венец Земли». Четыре века спустя именно здесь великий царь-реформатор прорубит «окно в Европу» – как ни странно, унылые невские пейзажи всегда располагали к пышным и громким названиям…

Работа шла своим чередом – но тут до шведов дошли слухи, что на одном из островов Ладожского озера, они называли его Белым, прячется отряд новгородцев, готовый напасть на Ландскрону. Около тысячи рыцарей отправились вверх по Неве. Однако Господь был явно не на их стороне – подул сильный ветер, и лишь близость Карельского перешейка спасла легкие шнеки от неминуемой гибели. Впрочем, шведы не пощадили приютившей их земли, привычно предавшись на ней грабежам и разбою. А пять дней спустя, когда ветер стих, они двинулись в обратный путь в Ландскрону, оставив на Ореховом острове отряд, дабы контролировать вход в Неву. И не зря – очень скоро дозорные заметили в Ладожском озере русские корабли, везущие, по утверждению шведской хроники, тысячу воинов. Ореховский отряд в ужасе ретировался в Ландскрону. Там готовились к бою – однако вместо русских ладей течение вынесло… плоты из сухих деревьев – «выше иного дома». Пылая, как факелы, они приближались с неумолимой быстротой – хорошо, шведские моряки успели спрятать корабли в устье Охты, вход в которое перекрыли огромной сосной. Впрочем, заперли они сами себя, и, воспользовавшись этим, русские ладьи подошли вплотную к Ландскроне.

«Русское войско прямо с кораблей двинулось на штурм Ландскроны, – пишет Александр Широкорад. – В бой шло не разношерстное ополчение, какое мы привыкли видеть на картинах художников XIX–XX веков, а профессионалы – „кованая рать“. Как гласит шведская хроника: „Когда русские пришли туда, видно было у них много светлых броней; их шлемы и мечи блистали“. И если шведы на Ореховом острове более-менее правильно оценили численность русского войска, то защитникам Ладскроны со страху показалось, что их атакуют свыше 30 тысяч русских воинов.

Русские стремительно преодолели ров и начали бой на стенах крепости. В этот критический момент две группы рыцарей под началом Матиаса Кетильмундсона и Хенрика фон Кюрна атаковали русских с флангов. После упорного боя обе эти группы с потерями отошли назад, но штурм они сорвали, русские войска отошли к опушке леса.

Согласно шведской хронике, через некоторое время из Ландскроны выехал совсем еще юный рыцарь Матиус Дроте, вместе с ним ехал переводчик. Толмач подъехал к русскому войску и сказал:

„Здесь благородный муж, один из лучших среди нас. Он здесь в полной готовности ждет и хочет побороться с лучшим из вас на жизнь, добро и плен. Как вы видите, он здесь близко. Если кто-нибудь из ваших его одолеет, то он сдастся в плен и войдет за вами. Если случится, что ваш будет побежден, то и с ним будет то же самое. Больше ему ничего не надо“.

Русские ответили:

„Мы видим, что он здесь и уж очень близко подъехал к нам“.

Русские переговорили между собой, и князь их сказал:

„Если кто-нибудь из вас хочет с ним побороться, то пусть подумает об этом. Мы видим, что он доблестный воин. Я хорошо знаю, что они посылали к нам мужа не из худших. Я уверен, что если кто- нибудь станет с ним биться, то мы получим весть, что ему пришлось плохо“.

Русские ратники отвечали:

„Мы за это не беремся. Здесь никого нет, кто хотел бы с ним биться“.

Молодой рыцарь стоял и ждал до самой ночи, а затем вернулся к своим».

Тут автор, зная новгородцев, позволит себе усомниться в правдивости хроники. В новгородском войске не мог не найтись какой-нибудь Васька Буслаев, и у юного шведа возникло бы много проблем. Тем более что простодушный автор хроники здесь же замечает, что Матиус Дроте через много лет стал шведским канцлером, а от себя добавим – фактическим правителем страны при несовершеннолетнем короле Магнусе Эриксоне. Дальше хронист без всякого перехода сообщает, что шведы заключили с русскими перемирие на один день.

Так или иначе, на следующую ночь, под покровом темноты, русские ушли. А шведы продолжали строить крепость. И вскоре войско Кнутсона со спокойной душой отправилось домой, оставив в Ландскроне небольшой гарнизон во главе с рыцарем по имени Стен. По пути пришлось задержаться – дул сильный встречный ветер. Бросив якоря, шведы «…велели свести на землю своих боевых коней» и, пройдя по южному побережью Финского залива, «жгли и рубили всех, кто им сопротивлялся»…

Фиаско под Ландскроной отрезвило, наконец, новгородцев. Уже зимой отправились во Владимир послы