первое промышленное предприятие. Мы всегда плавили медь. Несколько столетий назад корнуоллское золото по воде отправляли на переплавку в Суонси. Позже появился флот из деревянных кораблей, они обошли весь мир в поисках медной руды. Иногда они за две недели огибали мыс Горн вместе с грузом…
И хотя сегодня сталь и другие металлы потеснили медь, эта историческая отрасль промышленности превратила наш маленький порт в один из самых заметных промышленных городов Уэльса.
Я послушно обследовал мрачную и ужасную долину Ландора. Сто или сто пятьдесят лет назад она, как и остальной Южный Уэльс, была красивым, мирным местом. Промышленная революция ее изменила. Вмешалось самое ужасное изобретение человека — литейное дело. Мрачные заводские трубы торчат по всей долине, точно сказочные великаны-людоеды. Ветер разгоняет дым. Это — драма Суонси. К огню и мускульной силе — этим примитивным родителям металла — добавилась наука. За кузнецом с молотом стоит сейчас химик в очках.
— Сегодня, — сказали мне, — руду выплавляют на шахтах и привозят к нам для очищения. Она содержит 95 процентов меди, 5 процентов железа, серы и других примесей. Мы эти примеси удаляем, подготавливая медь к дальнейшей обработке.
Я вошел в плавильный цех. Такие помещения, вероятно, существовали в Древнем Египте.
На фоне яркого света выделялись силуэты рабочих с черпаками на длинных ручках. Медь булькала, словно суп в кастрюльке. В нее вдули воздух. В процессе оксидирования примеси выходят из металла, поднимаются на поверхность в виде пены, и медники эту пену снимают.
В печь, под поверхность расплавленного металла, просовывают ветви молодых деревьев. Они насыщают медь кислородом и окисью углерода, и это способствует удалению примесей.
Как все примитивно — и как верно с научной точки зрения! Пока химик описывал процесс, сыпля техническими терминами, я не мог не думать о том, что тысячи лет назад какой-то человек, слыхом не слыхивавший об окиси углерода, обнаружил, что хорошее сочное молодое деревце оказывает удивительное воздействие на кипящую медь!
Складские помещения завода удивительны. Тонны медных листов, тонны медных дисков, тонны блестящей меди, готовые отправиться в любой уголок мира.
Здесь была медь, которая через несколько месяцев попадет в мастерские и лавочки на базарах Калькутты, Каира, Иерусалима. Я видел медь, предназначенную к отправке в Норвегию и Швецию. А вот эти блестящие стопки меди войдут в тысячи ванных комнат.
Выйдя из склада, я увидел в одном из цехов груду металлолома. Такие обычно стыдливо прячут в темном углу. Странно было видеть этот хлам посреди цеха. Тут были мятые кофейники, дырявые сковороды, искореженные чашки и другие предметы, чья первоначальная форма едва угадывалась.
— А, это! — сказал мой гид. — Один болван с Ближнего Востока не смог заплатить по счетам, вот и прислал нам свой хлам!
— Что вы будете с ним делать?
— Сварим…
По пути из Аандора я увидел могильные курганы промышленности — огромные груды шлака. Деревянные корабли привезли его в Суонси в те дни, когда каждая печная труба была из меди.
Представляете карикатуру в стиле Бейтмана: посетитель, закуривающий сигарету на англо- персидском нефтеперегонном заводе в Лландарси? Большего поведенческого ляпсуса я и вообразить не могу. Думаю, люди, владеющие миллионами тонн нефти, скончались бы от ужаса, а пожарные бригады набросились бы на преступника.
Сначала меня обыскали на предмет зажигалок и спичек и только потом позволили войти в бензиновый город. Это одна из достопримечательностей Южного Уэльса — самый большой нефтеперегонный завод в Европе. Он напоминает амбициозный район Канады. На территории в 650 акров стоят безупречно чистые здания. С чем бы все это сравнить? С машинным отделением военного корабля!
С высоты водонапорной башни можно увидеть гавань Суонси, куда входят англо-персидские танкеры с сырой нефтью из Персии. Недалеко от доков находится площадка с резервуарами. Их там шестьдесят, и они могут вместить 160 000 000 галлонов нефти. Водонапорная башня вмещает 250 000 галлонов, а наверху находится помещение с прожектором.
— Если начнется пожар, — сказал мой гид, тщетно оглядываясь по сторонам в поисках дерева, по которому можно было бы постучать, — мы направим на огонь луч прожектора и сможем управлять тушением пожара с этой башни…
Неудивительно, что люди, охраняющие миллионы галлонов нефти, стучат по дереву при одной мысли о пожаре.
Через этот нефтяной город проложена железнодорожная ветка. По ней ходят странные маленькие локомотивы. У них нет топок труб, и они работают на сжатом паре. То и дело они подкатывают к ангарам, чтобы подзаправиться. Заправки хватает на четыре часа работы.
Проведя на заводе около двух часов, я вдруг сообразил, что не видел ни одной капли бензина и не почувствовал ни малейшего запаха.
— Бензин? — спросил мой гид. — Если вам так интересно, я могу показать.
Мы пошли туда, где стояли несколько перегонных кубов. Возле них оказался работник с безопасной лампой. Он снял задвижку с одного из кубов, посветил в темноту, и я увидел бензиновую реку.
Завод поразил меня своей беззвучной эффективностью. На выходе мне вручили спичечный коробок…
— Можете курить.
Город-металлург Суонси чаще других городов Великобритании говорит с вами о вещах, которых вы не понимаете. Металлурги — люди с техническим складом ума. Они любят выражаться алгебраическими формулами, и единственное, что остается, — напускать на себя умный вид и время от времени кивать.
Спелтер — одна из загадок. Призываю обычного человека послушать и постараться понять хотя бы слово, когда специалист пытается описать этот металл. Со временем до слушателя, возможно, дойдет, что, рассказывая о спелтере, эксперт имеет в виду цинк.
Самым большим предприятием по добыче и переработке цинка в Великобритании является завод неподалеку от Суонси, в Алансамлете. Он похож на огромный лайнер с излишним количеством дымоходов.
Снаружи, в глубоких карьерах, вам покажут тонны вещества, похожего на коричневую пыль. Это — руда спелтера из Австралии, но еще не спелтер!
Думаю, правильнее назвать ее «концентратом».
Хотелось бы привести сюда группу средневековых алхимиков.
В старые времена колдуны и люди, искавшие философский камень, немало дивились спелтеру. В 1597 году они описывали его как «странную разновидность олова»; что, в конце концов, оказалось не такой уж плохой догадкой. Белый порошок оксида, в который спелтер превращается при сгорании, в былые времена назывался «философской шерстью».
После первичной обработки руда лежит, словно неудавшийся пудинг.
Она очень красная и спекшаяся. Пыль превратилась в комки!
— Это спелтер? — спросил я.
— Еще нет, — ответили мне. — Это синтер.
— Что такое синтер?
— Это десульфурированная руда спелтера. Здесь мы удаляем серу. Мы получаем тонны концентрированной серной кислоты.
Меня привели к огромным перегонным кубам. Сернистые газы превращены в такую насыщенную кислоту, что от самого слабого дуновения, исходящего от нее, перехватывает дыхание.
А руда тем временем продолжает сложный процесс превращения.
— А теперь спелтер… — начал я.
— Пока не спелтер, — возразили мне, — это сфалерит!
