кладбище обращен лицом к стенам города, к его крышам и куполам, он доминирует над могилами, как знамя святого Георгия, должно быть, развевалось над рядами крестоносцев. Все остальные военные кладбища обращены к востоку, и только это — к западу. Гефсиманский сад немного в стороне от впадины, и с кладбища можно увидеть то место, где находится Кальварий.
На этом кладбище лежат 2180 солдат и офицеров Соединенного Королевства, а также 143 солдата из Австралии и 34 из Новой Зеландии. Среди этих белых рядов надгробий есть и одна женская могила — сестры Шарлотты Берри из Ньютрал-Бей, Сидней, штат Новый Южный Уэльс.
Садовники заботятся о цветах, которые скоро погибли бы на этой скудной почве без ухода. Высокие изгороди из розмарина тянутся между могилами, и кто-то — явно англичанин — посадил здесь нарциссы и ноготки, желтофиоль и герань. Еще я заметил дикие красные маки.
В полуденной тишине собравшиеся читали молитвы по-английски, и хор в белых стихарях прикрывал глаза от солнца, освещавшего западные склоны гор. Было приятно услышать английские молитвы в месте, священном для британского народа.
Духовенство и хор шли между могилами, а солнце медленно скрывалось за Иерусалимом. Я вспомнил маленького священника из Эль-Керака, который был так счастлив увидеть христианских солдат в Алеппо. Его ступни сохранят шрамы от турецких палок до самой смерти, но это не имело для него большого значения, потому что он верил в ясную и определенную цель, смысл бытия.
Меня пригласили в дом на окраине Иерусалима разделить пасхальный ужин с еврейской семьей. Я пришел поздно, так как мне дали не очень точный адрес и я потратил много времени на блуждания в одиночестве, похожем на атмосферу рождественской ночи. Улицы были пустынны. Я слышал радостные звуки, доносившиеся из окрестных домов, и один раз, сквозь плохо задернутую занавеску, увидел большую компанию, сидевшую вокруг красиво накрытого стола; на всех мужчинах были головные уборы.
Лунный свет зеленоватым дождем изливался на предметы. Тени обладали глубиной и мягкостью, совершенно непривычной для меня, и на открытом участке, где кто-то начал строительство дома, я миновал одиноко стоящую оливу, сиявшую в лунном свете среди груды кирпичей и камней, ее маленькие листья серебрились, словно подернутые морозом.
Наконец я нашел нужный дом и с удовольствием обнаружил, что не заставил хозяев ждать. Мне дали шапочку-кипу, и мы прошли в столовую, где дед, глава семейства, занял место во главе стола. Он объяснил мне принцип, в соответствии с которым накрыли стол: нога барашка — реликт пасхального жертвоприношения, яичница — символ ежедневных приношений в Храм, тарелка
Глава дома, слегка откинувшись на груду подушек, обвел взглядом детей и внуков, а потом начал церемонию, знаменующую спасение Израиля из Египта. По всему миру этот странный народ, сохранивший память о своей особой природе на протяжении долгих веков изгнания, совершает тот же самый домашний обряд.
Он произнес формулу освящения, или
Мне пришли на ум слова: «И когда они ели, Иисус взял хлеб и, благословив, преломил и, раздавая ученикам, сказал: приимите, ядите; сие есть Тело Мое»108.
Из священных повелений Ветхого Завета в такую же ночь, девятнадцать столетий назад, родилось сияющее чудо святой евхаристии, а в миле от того места, где мы сидели, новый обряд был установлен Священником, который сам был Жертвой.
Люди за столом перешептывались, выясняя, кто самый младший. Наконец девочка лет двенадцати встала и спросила у дедушки:
— Почему эта ночь отличается от всех других?
Тогда старик повторил старинную историю о Пейсахе, которую по сей день хранит память Израиля, память всех евреев, — историю о том, как Моисей вывел свой народ из египетского плена. Закончив рассказ, он запел псалом
«Благословенны дела Твои, о Вечный! Кто спас Израиль. Благословенны дела Твои, о Вечный! Наш Господь! Царь вселенной, творец плода винного».
Мы подняли бокалы и выпили во второй раз.
Во время Тайной вечери Христос сказал ученикам: «Сказываю же вам, что отныне не буду пить от плода сего виноградного до того дня, когда буду пить с вами новое вино в Царстве Отца Моего»109.
Снова служанка принесла воду для омовения рук, и хозяин раздал каждому из нас отломанный кусок пресного хлеба, который мы съели с благословением:
«Благословенны дела Твои, о Вечный! Наш Господь, царь вселенной, Кто принес хлеб с земли. Благословенны дела Твои, о Вечный! Наш Господь, царь вселенной, Который освятил нас своими заповедями и приказал нам есть пресный хлеб».
После этого хозяин взял горькие травы, зеленые верхушки хрена, обмакнул их в
Мы снова ели пресный хлеб, на сей раз с горькими травами. Затем последовал великолепный ужин. В конце его хозяин снова взял в руки
«Излей Твой гнев с небес на тех, кто Тебя не знает, и на царства, которые не называют Твое имя. Они потребили Иакова и опустошили жилище его. Излей на них Твое возмущение и обрати Твой гнев на них. Преследуй их в гневе своем и сокруши их с небес нашего Господа».
Был наполнен четвертый бокал вина, и после пения
Я пожелал доброй ночи гостеприимным хозяевам дома, которые приняли меня, незнакомца и язычника, во время исполнения древнего и священного для них обряда. Я шел в лунном свете. В книге, посвященной происхождению мессы, дом Жан де Пюнье утверждает: когда Христос учредил таинство Евхаристии, Он держал в одной руке цепь Ветхого Завета, которая заканчивалась на Нем, а в другой — первое звено неразрывной цепи, уходящей в вечность.
Священная неделя православной церкви отмечена целым рядом церемоний, корни которых уходят глубоко в историю христианства. Они накладываются друг на друга и проходят по всему Иерусалиму в церквях разных общин, так что очень трудно посетить их все.
В субботу накануне Пальмового (Вербного) воскресенья — в субботу Лазаря — греки и армяне проходят торжественными процессиями к храму Гроба Господня, а русские проводят всенощную службу в своем соборе, где благословляют и раздают пальмовые ветви.
В Пальмовое воскресенье наиболее примечательные для западного христианина церемонии проходят в армянской и сирийской церквях. Армяне представляют «церемонию Второго пришествия». Каждый образ и украшение в церкви Св. Иакова накрывают завесой, а алтарь завешивают ковром. Епископ стоит с ключом, который символизирует ключ от церкви, а другой епископ, невидимый для конгрегации, стоит за ковром, и между ними начинается диалог, один просит впустить его, а другой спрашивает, кто пришел. Наконец епископ, который находится снаружи, поет: «Открой для меня врата праведности, чтобы я мог войти в них и возблагодарить Господа!» Занавес медленно отодвигают и в тот же миг снимают все завесы с образов, и церковь, до того темная и укрытая, освещается свечами.
Сирийская церемония почти такая же и столь же долгая, она называется церемонией прибытия