воспоминания о черно-белой хронике в провинциальном клубе — ну, знаете, путешествие по венецианским каналам и прочее. Однако из этого вовсе не следует, что южноафриканская индустрия развлечений отстает от мировых стандартов. Напротив, вы можете посмотреть все последние фильмы в роскошных «биоскопах», многие из которых снабжены кондиционерами.
Если вы приглашены на вечеринку в один из южноафриканских домов, можете смело рассчитывать на гостеприимный прием в американском стиле. Ужин будет восхитительным, а застольная беседа — веселой и непринужденной. Однако ближе к концу вечера вы почувствуете, что в воздухе повисло некое напряжение. Вы ловите странные взгляды, которыми обмениваются хозяева, и мучительно соображаете, что же не так. Еще через четверть часа, когда гости доели мороженое и кое-как проглотили обжигающе горячий кофе, очаровательная хозяйка обращается к присутствующим:
— Не хочется никого торопить, но, боюсь, мы опаздываем в биоскоп!
При этом никто не интересуется, хотите ли вы в биоскоп или, может быть, уже успели посмотреть данный фильм (что тоже нередко случается). Вся компания загружается в роскошный американский лимузин и поспешно ретируется из уютной реальности в страну грез.
«Капский доктор» — одно из наименований юго-восточного ветра, личного муссона Кейптауна. Обычно он налетает во время летнего засушливого сезона, а «Доктором» называется потому, что дует в сторону моря и, как полагают, уносит с собой все городские микробы. Муссон этот известен еще со времен Бартоломеу Диаша, и уже тогда люди относились к нему с боязливым почтением.
Итак, стоило мне проснуться поутру и высунуть нос наружу, как я сразу понял — «Капский доктор» заявился в город. Бросив взгляд в сторону Столовой горы, я увидел, что вершина ее окутана серой облачной пеленой, которая струилась по склонам на манер замедленного водопада. Достигнув некоторого уровня, клочья тумана редели и рассеивались в воздухе, но данный процесс никак не сказывался на общей массе «водопада». Воющий ветер гонял белые барашки по поверхности бухты. И все это время небо оставалось безоблачно-голубым, а солнце сияло с обычной силой.
Кейптаунский муссон — богатырь с капризным, переменчивым характером. Он дул с невероятной силой. Казалось, будто все городские улицы временно превратились в гигантские дымоходы, которые с такой силой разгоняли ветер, что люди на перекрестках вынуждены были сгибаться чуть ли не пополам — лишь бы устоять на ногах. Любопытно, что кое-где образовывались локальные зоны затишья, где ветер почти не ощущался.
Как я уже говорил, «Капский доктор» — особый, принадлежащий лишь Кейптауну ветер. Такое впечатление, будто город держит его взаперти в одной из пещер на Столовой горе и лишь время от времени выпускает на волю. Помнится, древние греки тоже верили, что ветры живут на вершине фракийской горы. Здешний ветер очень непостоянен, он меняется день ото дня. В тот день, о котором я говорю, он был не слишком злобен, скорее, напоминал не на шутку разыгравшегося щенка дога — большого и бестолкового. Он метался по улицам Кейптауна, срывая шляпы с мужчин, кусал женщин за голые коленки и порождал крохотные смерчи, куда затягивало старые газеты, грязную апельсиновую кожуру и цветочные лепестки. Но, самое главное, он выметал из города микробы!
И именно это ветреное утро я выбрал для того, чтобы отправиться на остров Роббен. С самого начала, как только я прибыл в Кейптаун, этот небольшой островок, маячивший посреди Столовой бухты, возбуждал мое любопытство. Издали он казался пустынным и гладким, как бильярдный шар. Я был наслышан о зловещей истории Роббена — в прошлом он использовался как тюрьма и лепрозорий — и во что бы то ни стало хотел осмотреть остров. Однако это было не так-то просто устроить, ибо в настоящее время Роббен принадлежал вооруженным силам Союза, и посторонние туда не допускались. Благодаря любезности местных властей мне удалось выхлопотать пропуск. И вот я очутился на продуваемой насквозь пристани, возле которой покачивались на приливной волне большие корабли и маленькие лодочки.
Я отыскал небольшой потрепанный буксир с названием «Изи», который и осуществлял сообщение между островом и материком. Добрая часть палубы была загружена припасами для военных (включая солидный запас пива для сержантской столовой). Все пассажиры были облачены в форму цвета хаки. Насколько я понял, часть из них возвращалась из очередного отпуска, остальные ехали на курсы переподготовки в артиллерийской школе. «Изи» неспешно снялся с якоря, и сразу же попутный ветер подхватил наш кораблик и понес к белой линии, обозначавшей выход из гавани в Столовую бухту. Я оглянулся на оставшуюся позади Столовую гору с ее облачной шапкой и узнал картинку, которую видел на десятках старых открыток: гора, туман, штормовой ветер и утлое суденышко, кренящееся к волнам.
Укрывшийся в рулевой рубке шкипер сказал, что сейчас-то мы выйдем в открытые воды без проблем, а вот возвращаться будет тяжеловато. Как только мы пересекли границу бухты, нас подхватили длинные набегавшие волны, которые время от времени перехлестывали через низкие бортики и заливали палубу водой. Ощущение было не из приятных: подняв воротники и втянув голову в плечи, мы поспешили в укрытие. Здесь я познакомился с молодым офицером, возвращавшимся из отпуска. Он рассказал мне, что жизнь на острове совсем неплоха — для тех, кто любит уединение. Однако большинство солдат с грустью смотрят на далекие мерцающие огоньки, которые с наступлением темноты зажигаются у подножья Столовой горы. Лично ему Роббен нравится, он ничего не имеет против такого образа жизни — выполнять свою работу, по вечерам читать книжки и копить деньги в ожидании более веселых времен.
Вскоре волнение на море почти улеглось, мы приблизились к Роббену. Он нарисовался по правому борту — низкий, невыразительный остров Робинзона Крузо. Ярко светило солнце, волны с шумом разбивались о каменистые берега. На острове была маленькая гавань с каменным пирсом, которая носила гордое название Порт-Мюррей. Возле этого пирса мы и пришвартовались. На берегу меня встречал приятный молодой офицер с машиной.
Пока мы ехали к армейскому штабу, он изложил мне события недавней истории Роббена: как в 1936 году правительство решило укрепить остров и приспособить его под военную базу; как военные осваивали безлюдный и заброшенный клочок суши, где стояли полуразрушенные строения без крыш — бывшие жилища прокаженных и осужденных преступников. Остров изрядно зарос маниокой, и новым хозяевам Роббена пришлось изрядно потрудиться, пока его расчищали. В послевоенные годы сюда перевели военное училище с постоянным штатом преподавателей и сменяющимся составом курсантов. Помимо военных здесь обитают несколько сот чернокожих и цветных работников, завезенных с материка. С ними много проблем: прослышав о трагической истории острова, они все поголовно верят, будто на острове живут привидения. Честно говоря, временами молодой лейтенант и сам так думает.
За этими разговорами мы подъехали к зданию девятнадцатого столетия. Раньше оно служил резиденцией губернатора Роббена, теперь же здесь разместились штабные помещения и клуб-столовая. Поблизости располагалось несколько лачуг, а также остатки более старых построек. Судя по всему, это и был центр острова.
Я бросил взгляд в сторону и замер, пораженный: там стояло превосходное, прямо-таки совершенное в своей красоте здание английской церкви. Казалось, эти башенки с навесными бойницами перенесены сюда прямо из какой-то гемпширской деревушки. Две старинные корабельные пушки стояли дулами вниз по обеим сторонам от дверей. Над входом была высечена надпись: «Возведена в год 1841 от Рождества Христова. Капитан Ричард Вульф, комендант острова». Мы прошли внутрь здания. Как я и думал, это оказалась маленькая английская церквушка, построенная одним из королевских инженеров, очевидно, в приступе ностальгических чувств.
После обеда мы отправились на автомобильную экскурсию по острову. Маршрут протяженностью в семь миль, в общем-то, не отличался разнообразием. Вокруг тянулась земля, покрытая жесткой травой и невысоким кустарником.
Кое-где виднелись заросли маниоки — растения, которое завезли в 1910 году, и с тех пор оно распространилось по всему острову. Мне рассказывали, что весной весь Роббен покрывается ковром из белых нарциссов, разросшихся из нескольких луковиц, оставленных на кладбище.
На севере острова я увидел заброшенный известняковый карьер, откуда первые голландские поселенцы брали сланец для своих мощеных
