пресловутый фронтир — для белых южноафриканцев. Приехав в Южную Африку, европейские колонисты оказались в особо сложных условиях: им довелось столкнуться не только с самым опасным, но и с самым многочисленным в мире противником. Небольшая горстка бурских и английских фермеров плечом к плечу с немногочисленными британскими войсками умудрялась на протяжении ста лет сдерживать черную приливную волну, которая грозила докатиться до самого Кейптауна и поглотить город.
Стоя на Сигнальном холме, я наметил сам для себя: обязательно разыщу кого-нибудь из стариков, кому за восемьдесят (а в Южной Африке в избытке подобных людей), и расспрошу о тех далеких временах. В детстве они наверняка слышали какие-нибудь пограничные истории от своих родителей, непосредственных участников тех событий. Мое желание исполнилось тем же вечером. Правда, источником сведений стал не древний старец, а очаровательная дама — хозяйка дома, куда меня пригласили на обед. Она была дочерью миссионера и достаточно долго прожила по соседству с чернокожими племенами.
— В то время мне было совсем мало лет, — рассказывала дама, — но я хорошо запомнила боевые барабаны кафров. Как они били по ночам… Передать вам ананасы?
— Лучше расскажите о барабанах, — попросил я.
— Может, еще сахару? Ну да, барабаны! Помню, как я дрожала от страха в своей постели, а они все били и били, ночь напролет. Знаете, такой глухой ритмичный звук… Его не описать словами, но каждый, кто хоть однажды его услышал, не забудет до конца жизни.
Тут в комнату вошел чернокожий слуга — этакий огромный черный воин — и поставил на стол серебряный поднос с кофейными чашечками. Женщина что-то произнесла на местном наречии, и слуга в знак благодарности склонил голову — наверное, ему было приятно, что хозяйка говорит с ним на его родном языке.
— Просто неописуемый звук! — продолжала дама. — Похожий вот на этот!
И она принялась отстукивать ритм по столу.
Тем временем чернокожий воин снова появился и с почтением поставил перед хозяйкой серебряную шкатулку с сигаретами.
Музей Олбани служил тем же целям, что Дростди в Свеллендаме. Он призван отражать историю данного района. А посему, слава богу, был избавлен от присутствия древних бивней и мумий, не имевших прямого отношения к заявленной теме. Вместо того экспозиция музея включала множество фотографий и предметов, иллюстрирующих жизнь Олбани в девятнадцатом столетии. Кроме того, посетитель выставки мог ознакомиться с разнообразными письмами, дневниками и прокламациями того времени.
В частности, я увидел послание, написанное рукой Пита Ретифа — того самого бура, чья печальная судьба потрясла всю Южную Африку. Можно без преувеличения сказать, что смерть Ретифа стала самым драматическим событием южноафриканской истории. Письмо, о котором я говорю, датировано 10 сентября 1835 года и адресовано гражданскому комиссару: Пит Ретиф рассказывает о бедственном положении своего
Не менее интересным документом является письмо преподобного Ф. Оуэна — миссионера, ставшего невольным свидетелем гибели Пита Ретифа и его товарищей. Письмо это, адресованное Д. Коутсу, руководителю Лондонского отделения Миссионерского общества, позже было опубликовано Обществом Ван Рибека вместе с дневником Оуэна. «Шестого февраля, — пишет миссионер, — прямо на глазах у нас разыгралась ужасная сцена, которая никогда не изгладится из моей памяти… Я имею в виду зверское убийство шестидесяти голландских фермеров и последующее нападение на голландский лагерь, случившееся на рассвете и обернувшееся гибелью еще двухсот пятидесяти человек».
«Дневник» Оуэна (фактически это собрание донесений, которые тот на протяжении нескольких лет отправлял в Лондон) в настоящее время хранится в Кейптаунском архиве и является одним из его величайших сокровищ. Как он вернулся в Южную Африку — это отдельная история, с сэром Джорджем Гори в главной роли. Человек этот всю жизнь посвятил изучению прошлого своей страны. В 1922 году, будучи проездом в Лондоне, Гори отправился в Миссионерское общество посмотреть, не сохранилось ли там случайно каких-либо интересных документов. После долгих и безуспешных поисков ему наконец-то повезло: в одном из пыльных шкафов Гори обнаружил собрание писем Оуэна, которые провалялись там — всеми забытые — свыше восьмидесяти лет. «Пожирая глазами бесценный документ» (это собственное выражение Гори), он принялся уговаривать чиновников уступить ему письма. Сэр Джордж доказывал, что «Дневник» представляет величайший интерес для народа Южной Африки, гораздо больший, чем для англичан. Неутомимый историк приходил несколько дней подряд, и в конце концов ему удалось завладеть письмами!
В музее содержится еще один интересный документ, который доказывает, что первая белая женщина, умершая в Трансваале, была американкой. Звали ее миссис Джейн Уилсон, и она являлась женой американского миссионера Алекса Э. Уилсона. Бедняжка умерла от лихорадки в сентябре 1836 года в поселке Мосега, который ныне относится к области Марико. В 1834 году Уилсон выехал из Бостона в составе миссии, которой после ряда приключений пришлось разделиться. Уилсон вместе с тремя товарищами отправился в страну матабеле, где в то время правил небезызвестный Мзиликази. Вождь разрешил американским миссионерам поселиться на своих землях, однако позже передумал и стал их преследовать. Когда Джейн Уилсон умерла, муж похоронил ее под маленьким камнем, на котором вырезал следующие строки:
«Ты призвал ее душу к себе на Небеса в самом начале жизненного пути. Бренные останки Джейн будут покоиться под этим камнем до самого Твоего пришествия, а тогда она восстанет, дабы свидетельствовать перед Тобой о благих намерениях своего мужа и его сподвижников — тех, кто помогал ему распространять Твою Благую Весть среди туземцев Африки».
Надгробие было утеряно и обнаружилось лишь в 1912 году во время земляных работ, проводившихся на этом участке. Камень попал в руки английского фермера, страстного любителя старины, который и передал его в музей Претории. В Грейамстаунском музее хранится лишь гипсовый слепок с надгробия.
Таким образом, мы видим, что еще в 1836 году область Марико (которая сегодня лежит на оживленной линии сообщения Йоханнесбург — Кимберли) считалась страшной глушью. Это было местечко ничуть не лучше, чем дебри Конго! Рядом с тем местом, где было найдено надгробие, Клуб Марты Вашингтон из Йоханнесбурга поставил скромный памятник — «Первой белой женщине, окончившей свои дни в Трансваале».
Приятным сюрпризом для меня оказались работы Томаса Бейнса, обнаруженные в экспозиции Музея Олбани. Мне кажется, что творчество этого замечательного мастера еще по достоинству не оценено в Южной Африке. Я заметил, что его живая и яркая манера исполнения у многих вызывает пренебрежительную улыбку. И совершенно напрасно! У меня нет сомнений, что когда-нибудь его картины — а, благодарение Богу, их сохранилось великое множество — займут место в лучших галереях мира. Бейнс был непревзойденным художником-анималистом, отдававшим много времени наблюдению за животными. И хотя ему зачастую приходилось работать в некомфортных условиях — прямо на местности, к тому же с третьесортными красками, он добился потрясающих успехов в изображении природы и животного мира Южной Африки. Одна из его картин посвящена высадке переселенцев 1820 года на капские берега: люди в утлых лодчонках мужественно преодолевают высокие волны на своем пути к новой жизни. На мой взгляд, эта работа очень точно передает дух того героического времени. На другой картине изображен вагон Дэвида Хьюма в тот миг, когда он прибыл на Грейамстаунский рынок с грузом шкур и слоновой кости. Между прочим, в картинной галерее Грейамстауна имеются еще две работы Томаса Бейнса. Одна называется «Церковная площадь, Грейамстаун, 1850 г.»; а вторая, нуждающаяся в срочной реставрации, изображает малайскую лодку в Столовой бухте.
Бейнс был из тех людей, кого называют «не от мира сего». Маленький мужественный человечек — вечно нуждающийся в деньгах, но не теряющий веры в успех. Он брался за любую работу: рисовал всех и вся, лишь бы заработать несколько лишних шиллингов. Бейнс был сыном шкипера из Кингс-Линна в Норфолке. На Кап он прибыл в 1842 году совсем еще молодым человеком, в возрасте двадцати двух лет. Он был талантливым самоучкой с непреходящей страстью к рисованию. Во время «кафрских» войн он работал штатным художником в Британской армии. После этого Бейнс уплыл в Австралию, где его работы удостоились особой благодарности правительства. В 1858 году Бейнс возвратился в Южную Африку и в качестве рисовальщика отправился с экспедицией Ливингстона в долину Замбези.
