евреев, вопреки ожиданию правительства, оказалось вполне безупречным, должна была, как казалось, рассеять недоверие государства к этому народу. Деятели Отечественной войны отзывались о евреях как о союзниках России[354]. Сам император Александр I знал, что евреи обращали мало внимания на все обещания Наполеона I, что этот народ был единственным, на который во время войны можно было полагаться в западных окраинах государства, что евреи даже давали приют раненым воинам в своих частных госпиталях[355]. Но сила реакции и влияние Меттерниха на политику европейских государств были столь велики, что и Россия не устояла перед ними. После Венского конгресса правовое положение евреев ухудшается как в западной Европе, так и в России. Если в первую половину царствования Александра I решение еврейского вопроса понималось в смысле улучшения быта евреев, то со второй половины начинается по отношению к евреям та политика, которая длилась затем сорок лет и заключалась в том, что на этот народ смотрели как на людей испорченных и преступных, подлежащих исправлению или строгими мерами, или крещением. Для поощрения перехода в православие в 1817 г. учреждено было Общество Израильских христиан, занимавшееся материальной поддержкой крестившихся евреев [356].
Переходя к вопросу о праве передвижения во внутренние губернии, мы за всю вторую половину царствования Александра I можем указать лишь на одно новое законоположение, да и то мотивированное не пользой евреев, а выгодой для хозяйства коренных русских губерний. Это законоположение было издано в 1819 г. благодаря представлению Сперанского, бывшего тогда пензенским губернатором, и заключалось в дозволении винокурам-евреям пребывать за чертой оседлости для распространения среди коренного населения винокуренного искусства — этой важной в земледельческой стране отрасли производства[357].
Допущение на постоянное жительство винокуров, конечно в очень слабой степени, увеличило приток евреев во внутренние губернии. Если евреи и приходили в столкновение с коренным русским населением, то это, главным образом, на рубеже черты оседлости, а именно в губерниях Смоленской, Орловской и др. Сношения евреев с остальными губерниями были по-прежнему крайне незначительны, что продолжалось вплоть до конца 20-х годов текущего столетия, т. е. до времени установления для евреев обязательной рекрутской повинности. До того Петербург и Москва остаются главными центрами, на долю которых выпадает наибольшее количество еврейских посещений. Евреи, приезжавшие в Петербург, большею частью принадлежали по своему образованию и положению к высшему слою еврейского общества; то были люди бывалые, умевшие так или иначе ориентироваться в нееврейской сфере и не раз с успехом отстаивавшие интересы своего народа. Большинство из них были знакомы с государственным языком, а порою не чужды были и других знаний[358]. Тут сходились евреи из разных концов черты оседлости: Литвы, Белоруссии, Волыни, Подолии — словом, каждая область имела здесь своих представителей. Не то было в Москве. До конца 20-х годов текущего столетия контингент здешних евреев состоял из жителей ближайших к внутренней России еврейских поселений. Предприимчивые пришельцы из Шклова, Орши и других городов Могилевской губернии были более других евреев знакомы с московским рынком, с языком и нравами населения. Еще у себя на родине они сталкивались с московскими купцами и были главными посредниками в торговле между Москвою и западом. Преобладающим мотивом пребывания евреев в Москве служили не общественные интересы, как это было отчасти в Петербурге, а дела чисто личные. Москва привлекала к себе как город, где можно было кое-что купить и продать, да при случае хорошо нажить. Большинство приезжих, таким образом, принадлежало к купеческому сословию, которому само законодательство открыло временный доступ во внутреннюю Россию. За этим сословием следует весьма ограниченное число лиц, посещавших Москву ради других целей. Тут были и простые искатели счастья, и винокуры, приезжавшие предлагать свои услуги, и даже странствующие фокусники, виртуозы и проч. Шклов высылал сюда даже своих музыкантов, и прославившийся впоследствии своими концертами Гузиков еще ребенком сопровождал своего отца во время путешествий последнего в Москву в 20-х годах текущего столетия[359]. К концу описываемого нами периода все эти пришельцы находили себе приют в одном месте — в Глебовском подворье, игравшем роль гетто, с тою лишь разницею, что оно состояло всего из одного дома, население которого постоянно менялось. В этом гетто зародится общественная жизнь; из этого ядра образуется со временем значительная община. Но обо всем этом речь впереди.
ВТОРОЙ ПЕРИОД (1827–1865)
Указ 26 августа 1827 г. об отбывании евреями рекрутской повинности натурою играет очень важную роль в истории поселения евреев во внутренних губерниях. Тысячи новобранцев ежегодно пересылались с тех пор в глубь России и в большинстве случаев уже больше не возвращались на родину. В награду за долголетнюю службу царю и отечеству им даровано было право проживать и за пределами заповеданной для других евреев «черты». Рядом с
Глава I. Еврейские солдаты
Тяжела была в свое время рекрутская повинность и для русского народа.
Так выразилось в простонародной песне тогдашнее отношение русского населения к солдатской службе.
Но еще тяжелее была рекрутчина для евреев. Они мирились с ограничениями в самых существенных гражданских правах; они безропотно платили казне налоги и подати в увеличенном размере, платили даже за мясо, которым питались, и были рады, что государство по крайней мере не вторгается в тесную семейную сферу и в религию. Но когда издан был указ 26 августа 1827 г., то евреи увидели, что и эти последние устои подвержены серьезной опасности. Если до сих пор еврейская семья не разлучалась; если, даже разлучаясь, члены ее все-таки оставались в кругу своих единоверцев и в этом общении не чувствовали себя забитыми и униженными, — то теперь рекрутская повинность, очевидно, должна была вырывать из семьи отдельных ее членов и направлять их в дальние края, где нет евреев, где на каждом шагу их будут преследовать и оскорблять. Сыновья, предназначенные родителями «для Торы, брака и добрых дел», теперь должны были перейти в ведение дядьки, который будет всеми силами стараться, чтобы спасти грешные души своих некрещеных питомцев. Эти питомцы будут служить целый век, и — кто знает —
